Любовь Руднева - Голос из глубин

• Название: Голос из глубин
• Автор: Любовь Руднева
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1983

Известная советская писательница Любовь Руднева, автор романов «Память и надежда», «Коронный свидетель», «Странная земля» и других, свою новую книгу посвятила проблеме творческого содружества ученых, мореходов, изучающих Мировой океан. Жизнь героя романа, геофизика Андрея Шерохова, его друга капитана Ветлина тесно переплетается с судьбой клоуна-мима Амо Гибарова. Их объединяют творческий поиск, бескорыстное служение людям, борьба с инерцией, стереотипом, с защитниками мнимых, мещанских ценностей.

---

А ночью, проснувшись, Шерохов впервые не чувствовал обычной тревоги, не колотились друг об друга словечки: «Не успеем, не успеваем!»

Сингапур был еще далеко впереди, можно было продолжать беспрепятственно роман с Брокеном.

И опять вспомнились исследования на Фареро-Исландском плато, — тут напрашивались прямые сопоставления. Для Андрея уже ясно было — проглядывало континентальное происхождение, и его теперь возможно будет доказать.

Только неизбежны жестокие споры в Москве. Беда, что и Эрик еще более ожесточится, когда увидит, — а у него голова ученого на плечах есть, — что построения его и собственных единомышленников заметаны белыми нитками и в этом рейсе они не впервые расходились по шву.

Брокен все же заговорил теперь, отвечая на прямые вопросы Шерохова и его сотрудников.

Удалось отладить и сейсмологическую аппаратуру.

И отряд Градовой не за страх, а за совесть действовал сейсмопрофилографами. Наконец даже эта упрямая супротивница Шерохова однажды воскликнула:

— Каков Брокен?! Впервые он решительно прояснился и для нас.

Шерохов обрадовался пониманию:

— Да, структура его, ранее почти не изученная, теперь, кажется, ясна. И мы можем, используя данные бурения, довольно логично интерпретировать его происхождение. Причем она, структура, — Андрей будто кого-то и окликал, уже веря, что его слышат, — согласуется с той концепцией, которую я начал развивать на материалах по району Исландии и по Южной Атлантике. Теперь мы сможем дать обоснование и на примере восточной части Индийского океана.

В тот вечер Восьмого марта собрались за праздничным ужином, и, поздравив женщин, Андрей поднял тост за самых строптивых, но работящих. После того, как Градова ответила ему не без язвительности, хоть и шутливой, Шерохов продолжал:

— Материала много, и он интересный. Есть о чем подумать, о чем всем нам написать после завершения рейса.

И снова слышал он голос Геннадия Сороки, то в коридорах, то на верхней палубе, на трапе. Капитан был прирожденный ходатай и шутник.

— Глядите-ка, своим оппонентам в рейсе Шерохов дал возможность поработать от пуза! Целых четыре дня мы потратили на постановку донных сейсмических станций, на прострелку пневмопушками разрезов. На душе просторно, когда все вкалывают в полном согласии…

К вечеру легли курсом на Сингапур.

Капитан заранее предупредил Андрея — если идти полным ходом, понадобится девять с половиной суток. Шерохов потирал руки:

— Хорошо-то как, мы богачи, располагаем еще сутками, израсходуем их по своему усмотрению. Подарок! Что ж, продолжим сейсмическое профилирование, а то с такой аппаратурой все же нельзя работать на скорости более девяти узлов. Ведь когда мы шли из Сингапура к хребту Брокен, из-за этого и не успевали толком вести профилирование. Разрез получился действительно очень интересным.

— Опять вода на нашу мельницу, — простодушно посмеиваясь, ликовал Геннадий Сорока.

Они шли с профилографом к Зондскому проливу, лежащему меж Суматрой и Явой. Рассчитали время точно, так как едва началось мелководье Яванского моря, работу прекратили и полным ходом направились к Сингапуру.

Капитан часто плавал вместе с Андреем в бассейне, устроенном на палубе. Догоняя Шерохова, отфыркиваясь, удивленно заговаривал, как ему, морячку со стажем, чудно и увлекательно думать, что теперь вот он — самолично ходил над вершинами Гондваны.

— А ревущие сороковые давали о себе шибко знать. Вы-то у нас сами «сейсмичны», над Брокеном испытывал вас океан высокой зыбью, от качки голова и разламывалась, спать тянуло. Но зато над Брокеном было прохладно, все же тринадцать градусов южной широты! Там уж дышит Антарктика прямо на тебя!

На переходе двенадцатого марта все собрались в кают-компании, «подбивали бабки», как заметил Геннадий, прикинули, каков должен быть отчет, договорились сразу и писать его, сгруппировав материал по отрядам.

Но все еще не удавалось уточнить, разрешат ли заход в Токио. Андрею надо было встретиться, как было раньше условлено, с японскими коллегами и особенно с Ямамото. Но Токио все еще маячил в дальней дали, приход возможен был лишь тридцать первого марта или первого апреля..

Из Сингапура идти туда было то ли десять, то ли двенадцать дней. Короткий путь лежал через Южно-Китайское море, мимо Манилы и острова Тайвань, а потом уж мимо островов Рюкю. Но этот ближний путь проходил вблизи Вьетнама и Китая, там оказалось крайне неспокойно, и неизвестна была судьба уже двух советских судов. Капитан предпочитал, и Шерохов с ним согласился, кружной путь, через индонезийские моря — море Сулу и с выходом в Филиппинское море мимо острова Минданао.

Андрей уселся за письма, представил себе только что миновавшую лютую зиму, а теперь невесть какую весну в Москве и пометил начало письма тринадцатым марта.

«Мы подошли сегодня к 13-й параллели, и число нам выпало доброе — тринадцать, та самая чертова дюжина, какую опасаются все суеверные, но самый суеверный ее не избегнет. Отнюдь. Смешное слово, отказное — отнюдь, не правда ли? Я уже возвращаюсь к Тебе, но беспокойство растет, как же Ты там?»

Прошло два дня, и Андрей продолжал прерванное письмо:

«Получил телеграмму о результатах выборов в членкоры. Приблизительно такое я и ожидал, но все уроки не лишают меня надежды более основательно защитить собранные нами материалы-доказательства. Хорошо б только истаяла заведомая предвзятость, да куда денешься — мы опять на нее напоремся, едва выйдем, как говорит Амо, на «ковер». Впрочем, я согласен с Туром Хеердалом: «Сочетание одобрения и противодействия — вот главный двигатель научного поиска… Противодействие — вызов, не позволяющий успокаиваться». Оговорю, излишества оппонентов весьма ощутимы. Правда, я не обнаружил в себе способности расстраиваться из-за выборов-невыборов. А вот до Токио мне надо набраться терпения, там надеюсь застать Твой ответ. А пока перечитываю давнее письмо, словно только-только его и получил.

Строчки, Тобою выведенные почти по-детски четко, все же так явственно передают движение руки, тянущейся ко мне, дыхание твое, паузы… Да, вести сюда доходят каким-то пунктиром, сейчас узнал, не прошел и Д. Его место пропало, сдублировать его не удалось. Мы работаем в смежных отсеках, но обидно, ополчаются и на него — на тех, кто ищет, а не повторяет зады. А он хороший ученый и чистый человек, а главное — в движении, хотя уже далеко не молод. Но, знаешь, вести, настигающие меня в океане, получают несколько иное преломление, чем на берегу. Тут, пожалуй, не теряешь масштаба, и прав многажды Тур — ответом на вызов явился эксперимент».

Ночью не спалось, в четыре утра судно вошло в Зондский пролив. «Море стало ровное, как доска», — заметил капитан.

Зыбь из океана гасило, мелководье пролива. Утро выдалось сквозной голубизны и солнечности, а море казалось темным после прозрачных вод океана, чуть и ошарашивало. Андрей на рассвете поднялся на верхнюю палубу и осматривался. Куда б ни попадал, все хотелось понять, где именно сейчас очутился, хотя все то же небо простиралось над ним и тот же океан держал на своей китовой спине малое судно. Слева, в дымке, графически прочеркивались силуэты гор Суматры, а справа темные склоны Явы — джунгли скрывались будто за сумеречной растушевкой. На палубе перебрасывались шутками. Мимо «Каржавина» прошла шхуна с яркими цветными парусами — красными и зелеными.

— Национальные цвета Индонезии, — громче всех выплеснулся вверх голос Градовой.

— А отвыкли мы в океане от такого перемигивания с землей, с джунглями, — вторил ей сверхконтактный Геннадий.

Андрей прыгнул в бассейн, оставив шорты и майку на поручнях. Градова подхватила «трофеи», как выкрикнула она, размахивала ими, как флагом, покачивая бедрами и выгнувшись так, чтобы ее «легкие» груди обрисовывались под купальником.

— Последний заход на объект, — сострил Геннадий, плывший уже рядом с Андреем. — Вы не понимали упорно весь рейс, а это заметили все, — она как-то честолюбиво хотела с вами закрутить роман. Оттого так закусила удила, когда возникали вполне естественные прения сторон о каждодневных планах исследований. Погляжу я даже и не совсем со стороны, вам не позавидуешь!

И опять Андрей отмолчался.

Градова повернулась спиной к пловцам, бросила одежду Андрея на край бассейна и почти вприпрыжку направилась к группке моряков, игравших в волейбол.

Сорока не унимался:

— Гармоническая личность, притом чуть-чуть белокурая бестия, а?

— Геннадий, если вас интересует моя уважаемая коллега, то не выбирайте меня слушателем, ища сочувствия.

— Это я вам сочувствую, Андрей Дмитриевич, она даже пикантна, но я помню, как вы говорили: «агрессоры» вас всегда отталкивали и во всех сферах жизни.