Иван Шухов - Ненависть

• Название: Ненависть
• Автор: Иван Шухов
• Издательство: Вече
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-4444-0744-8

Горе в семье богатея Епифана Окатова: решил глава семейства публично перед всем честным народом покаяться в "своей неразумной и вредной для советской власти жизни", отречься от злодейского прошлого и отдать дом свой аж на шесть горниц дорогому обществу под школу. Только не верят его словам ни батрачка Фешка, ни казах Аблай, ни бывший пастух Роман…

---

«Феша! Дорогой наш друг и товарищ! Здравствуй! Если ты не позабыла меня, то во первых строках моего письма шлю я тебе пламенный мой комсомольский привет и низкое мое почтение. Такой же горячий комсомольский привет тебе шлют и все наши боевые ребята, которые тебя хорошо помнят и не могут забыть.

Феша! Дошел до нас слух, что будто бы ты находишься в настоящее время в новом Степном зерносовхозе и что ты там на все сто трактористка и даже тракторный бригадир. Вот это да! С чем мы все, как один, и поздравляем тебя от имени молодого нашего колхоза «Интернационал»! Вот, представь себе, у нас на хуторе — и колхоз! Представь себе, сколотили мы нашу артель хуторских батраков и приняли единогласно в наш коллектив многих бывших байских пастухов, безлошадных джатаков — аульную бедноту и разных подпасков.

Ты думаешь, легкое это было дело? Ого! Ты думаешь, кулачье наше не совало нам палки в колеса? Как же! Ну, народ у нас подобрался не робкого десятка, и драться с вражьей сволочью нас не учить! И мы дрались и деремся не на жизнь — на смерть! Сама знаешь, какое хозяйство в нашей артели. Десятка полтора пароконных однолемешных плугов. Около этого допотопных борон плюс одна конная сеялка. Вот и вся механизация! Кони у бедноты нашей тоже не ахти: не успеешь одну клячу с межи поднять, другая, смотришь, в борозде ложится! Не пахота была — слезы! Ну, ничего. Выстояли. Не сдались. Не опустили рук. Шесть га пшеницы сверх плана посеяли. Если верить старым людям, год нынче будет урожайным. А при урожае наш народ будет с хлебом и на поклон, как прежде, к Окатовым и Никулиным не пойдет. Это факт, Фешка!

Теперь дальше. А дальше песня у меня пойдет не шибко веселая, дорогой товарищ бригадир. Злая песня, Фешка! В драку с озверелым кулачьем бросились мы с

братвой с засученными рукавами и дрались — не робели. Да вот силы, выходит, у нас не совсем равные. Голыми-то руками эту банду не скоро возьмешь: они, как волки, стаями на нас нападают и норовят за горло схватить. И хватают. Где — в открытом бою. Где — втихомолку. Из-за угла. Обходом. Мы в посевную еле на ногах держались: харчи-то у нас известные — с хлеба на воду! А они, сукины дети, подкулачников начали даровой сеянкой прикармливать. А потом что придумали? Организовались, в пику нам, в свой лжеколхоз и тут совсем уже распоясались. Последней нашей механизации — сеялки нас хотели лишить. Да мы стеной встали — не дали. Только правда говорится, что беда в одиночку не ходит. Не успеешь одну с порога прогнать, другая стучится в ворота! Так и с нашей артелью. Одну атаку отбили, с другого фронта лавиной на нас пошли. Эти отпетые классовые вражины даже и в райцентре одних одурачили, других купили. У них от припрятанного зерна ямы ломятся. Они тут теперь показательные красные обозы организуют. Хлеб под музыку государству сдают. А нашу артель — что пока с нее взять — и в райцентре ни в грош не ставят, карликовой зовут. Ликвидировать нас собирались, слить с этими проходимцами из «Сотрудника ре-волюции». Мы уперлись. Меня — к ответу. В райкомол потащили. Я и там не поддался — стоял на своем. Тут мне и досталось,— долго этого не забуду! С недисциплинированными комсомольцами разговор короток — исключить из рядов ВЛКСМ! Голосуем, товарищи! И проголосовали…

Вот тебе и с комсомольским приветом! Выходит, что я теперь вроде и не имею права даже и этих слов писать в письме тебе, Фешка… Билета меня лишили, но комсомольского сердца из груди моей пока не вырвали. Оно по-прежнему горит огнем ненависти к проклятому кулачью и их прихвостням. А если, не ровен час, погаснет оно от пули кулацкого обреза, помни, Феша, что до последнего вздоха я оставался все-таки комсомольцем и ненавидел вражин — иуду Епифана Окатова с его сынком Иннокентием — так же люто, как горячо любил комсомольскую нашу братву — орлят из маленькой хуторской нашей артели!..

Ну, хватит. Расписался — не остановлюсь! Соскучился шибко я без тебя. Теперь буду дожидаться твоего письма. А еще бы лучше — дождаться тебя. Вот бы здорово получилось, если бы ты взяла да и нагрянула к нам

как снег на голову, а?! В самом деле, Фешенька. Я не шучу. Мне в данный момент не до шуток…За всем тем пока до свидания, и все же — с комсомольским приветом!Остаюсь твой старый друг Роман».Трижды подряд перечитав взволнованное послание Романа, Фешка долго потом не могла успокоиться. «Боже мой, боже мой, что же это там у нас делается?!» — с тревогой, близкой к душевному смятению, со все возрастающей злобой против Иннокентия думала она.

Позднее, несколько успокоившись, она, обстоятельно обдумав и взвесив все, решила показать это письмо Азарову и просить его отпустить ее по завершении посевной на хутор, если не совсем, то хотя бы на время. В том, что директор поймет ее и не откажет, Фешка была уверена.

И это окончательно успокоило ее. А наутро, чуть свет поднявшись, она коротко ответила Роману на его письмо, пообещав быть в скором времени в Арлагуле.

Под троицу девки ходили в березовую рощу, плели венки и всю ночь пели хором грустные песни. Хутор зацвел, покрылись зеленым пламенем ветки березок, щедро посаженных под окошками земляных избушек бедноты и деревянных крестовых домов зажиточных. Даже Луня украсил избушку роскошной веткой березы, хотя накануне и голосовал на общем колхозном собрании против варварской вырубки леса в канун троицы.

Но сам праздник не так волновал хуторян, как волновало необычайное объявление, которое вот уже второй день висело на дверях сельского Совета. Весть о нем успела облететь все соседние хутора, переселенческие отруба и аулы. В хуторе говорили, что из районного центра прибудет сюда чуть ли не все ответственное начальство.

Автор объявления, продавец Аристарх Бутяшкин, сотый раз лично перечитывал его толпившимся вокруг бабам и мужикам. Подражая агитпропу Коркину, Аристарх Бутяшкин читал объявление нараспев торжественно-приподнятым голосом:

«Да здравствует свободная семейная жизнь по новому быту во всем мире! Граждане хуторяне! Послезавтра в здании школы данного хутора состоится небывалая рабоче-крестьянская красная свадьба без венцов, без попов, без опиума религии и в присутствии всех интересующихся вышеуказанным фактом граждан местной, а также и районной власти, на коей меж женихом — бывшим бойцом Красной Армии и председателем колхоза «Сотрудник революции» товарищем Иннокентием Окатовым — и его невестой — честной работницей культурного фронта на ниве народного просвещения, товарищем Еленой Крониной — состоится взаимный договор на свободную, счастливую семейную жизнь, согласно новому быту во всем мире, по добровольному выбору обоих полов и по приветствию от разных организаций и от частных лиц по поводу вышеизложенного события!

Рабоче-крестьянский красный дружкаАристарх Бутяшкин».Народ в школу набился еще с утра. А девки, даже не выстояв обедни, побросав свои венки, с визгом пробирались в класс, туго набитый задыхающимися от спертого воздуха и жары ребятишками, бабами, мужики ми.

Вскоре из соседних хуторов и отрубов толпами повалили пешие и конные, а из аулов скакали на хутор казахи — молодые джигиты и сребробородые аксакалы.

Продавец Аристарх Бутяшкин в сиреневой сорочке при малиновом галстуке несколько раз поднимался на пожарную бочку и, придерживая ладонью пышный махровый бант на лацкане пиджака, вопил рыдающим голосом минаретного муллы, обращаясь к толпе, запрудившей школьную площадь и пытавшейся прорваться внутрь битком набитой народом школы:

— Дорогие товарищи, вас, как сознательных, просят не переть сломя башку. Там и так яблоку некуда упасть. Категорически вам повторяю, граждане, стойте смирно на месте. Это рабоче-крестьянская свадьба по новому быту, а не Куяндинская ярмарка! Наберитесь терпения. Подождем до прибытия районных представителей. А потом начнем обряд бракосочетания по новому быту!

— А угощение будет? — крикнули в один голос близнецы Куликовы.

— Угостят чем ворота запирают! — прозвучал чей-то до звона высокий, насмешливый голос.

— Должны всех угощать, если по новому быту…

— Новый там тебе быт со старыми дырами…

— Говорят, потом спектакуль показывать будут.

— Эта свадьба почище всякого спектакуля!

— Не свадьба — цирк!

Стоял знойный, пропитанный полынным запахом день. Душно было не только в школе, где народ, одурев от тесноты, выбил в рамах все стекла, нестерпимо жарко было и на улице. Народ томился в ожидании районного начальства.

Аристарх Бутяшкин, сидя верхом на пожарной бочке, не спускал зорких крысиных глаз со степной дороги, по которой должны были прибыть запоздавшие районные представители.

Подвыпившие близнецы Куликовы уже несколько раз подстрекали народ побить дружку Аристарха Бутяшкина за обман и на этом покончить дело.

Между тем районные представители прибыли только к вечеру. Лихо подлетев к школе на взмыленной паре вороных, франтоватый агитпроп райкомола Коркин и унылый, долговязый, как сухостойная жердь, агроном Нипоркин, выпрыгнув из ракитового кузовка рессорной пролетки, приветливо помахали притихшей толпе руками.