Аркадий Стругацкий - Поселок на краю Галактики

• Название: Поселок на краю Галактики
• Автор: Аркадий Стругацкий
• Издательство: Наука
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1990

Активная антивоенная позиция, стремление уберечь планету от экологической беды, освободить человека от лжи, стяжательства, зависти и помочь ему приобщиться к вечным духовным ценностям — вот отличительные черты сборника фантастических повестей и рассказов советских писателей. Среди авторов сборника А. и Б. Стругацкие, К. Булычев и другие фантасты, произведения которых хорошо известны читателям.

Содержание:

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Туча

Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий. Туча

Владимир Покровский. Отец

Владимир Покровский. Самая последняя в мире война

Юрий Брайдер, Николай Чадович. Поселок на краю Галактики

Виталий Бабенко. Встреча

Валентин Рич. Полмиллиона часов

Геннадий Прашкевич. Кот на дереве

Борис Штерн. Спасать человека

Борис Штерн. Чья планета?

Борис Штерн. Рейс табачного контрабандиста

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Контакт

С. Ярославцев. Подробности жизни Никиты Воронцова

Авдей Каргин. Поломка в пути

Георгий Шах. И деревья, как всадники…

Кир Булычев. Хочешь улететь со мной?

Кир Булычев. Юбилей—200

Кир Булычев. Садовник в ссылке

Борис Руденко. Подарки Семилиранды

Михаил Кривич, Ольгерд Ольгин. Рыжий и полосатый

Михаил Кривич, Ольгерд Ольгин. Из жизни бывшего автолюбителя

Михаил Кривич, Ольгерд Ольгин. Очки

Валерий Полищук. Смысл—54

Валерий Полищук. Контакт

Составитель Ольгерт Маркович Либкин

В оформлении книги использованы литографии Гарифа Шариповича Басырова

Издание второе, дополненное

---

— Здравствуйте, Янечка, — сказал Баловнев, кивая на обитую коричневым дерматином дверь председательского кабинета. — У себя?

— Только что пришел. Заходите. — От Яниной улыбки вполне можно было сойти с ума, но Баловнев догадывался, что улыбка эта никому персонально не предназначена и носит, так сказать, чисто служебный характер.

Окна кабинета были еще плотно зашторены. Председатель — мужик молодой и быстрый в движениях, с институтским значком на лацкане вельветового пиджака — разговаривал по телефону. Придерживая трубку левой рукой, он правой строчил какую-то бумагу. Вторая трубка, снятая с рычагов, лежала рядом и что-то неразборчиво бормотала.

Не прерывая своего занятия, он указал Баловневу на свободное кресло. Телефонный разговор состоял почти из одних междометий:

— Да… Да… Хорошо… Ого!.. Нет… Обеспечим… Да… Нет… Нет… Решим… В кратчайший срок!.. Да… Нет… Да… Приму меры… Да… Нет… Возьму под контроль… Да… Нет… Конечно… Сложные климатические условия… Да… Обложные дожди… — Машинально глянув на шторы, сквозь которые пробивались горячие, ослепительные, почти лазерные лучи, он спохватился: — Говорю, кончились дожди!.. Сушь!.. Зерно в валках пересыхает… Нет… Обязательно… И вам всего доброго! — Рука его еще не донесла трубку до аппарата, а взор уже обратился на Баловнева.

— Что же ты, дорогой, делаешь? Весь район хочешь без транспорта оставить? Уборочная в разгаре! Сколько человек вчера прав лишил?

— Я не лишаю. На это административная комиссия имеется.

— Комиссия! Молодой ты, а по старинке работаешь! Веяний времени не ощущаешь! Людей не наказывать надо, а воспитывать… Ты по делу ко мне? Тогда пойдем. По дороге все изложишь. Времени, понимаешь, ни минутки!..

— Я к вам по такому вопросу… — начал Баловнев, едва поспевая за председателем.

— Ты только посмотри! — прервал его тот. — Улица бурьяном заросла! Мусор на проезжую часть высыпают! Чтоб сегодня же на всех нарушителей протоколы были за антисанитарию! Не смотришь за своим хозяйством, Михайлович!

— Хозяйство наше общее. За порядком на улице и вы можете проследить. Мое дело, чтобы пьяницы на заборах не висели.

— Шиманович! — закричал председатель в чье-то раскрытое окно. Привезли вам дрова?

— Спасибо, родимый, — донесся из — за занавески старческий голос. Только я березы просила, а мне осины, отвалили.

— Не выросла еще, значит, береза… Так что там за дело у тебя?

— Я вам уже говорил однажды. Ну, про этих… подозрительных… которые под людей маскируются. Не наши, в общем…

— Ну да! Шпионы иностранные! Рецепт бутербродного масла хотят выкрасть. Почему, кроме тебя, их никто не видит?

— В том и загвоздка. Надо, чтобы вы от своего имени в высшие инстанции обратились.

— Но ведь приезжала к тебе комиссия! Доктор наук даже был.

— А-а, — Баловнев безнадежно махнул рукой. — С комиссией тоже ерунда получилась. Не успели чемоданы распаковать, как все гриппом заболели. Да еще в тяжелой форме.

— Слушай, Михайлович, я по убеждению материалист. Привык своим глазам верить. Ничего такого, о чем ты говоришь, не замечал. Посмешищем быть не хочу и тебе не советую. Ты инопланетян ловишь, а в поселке другие чудеса творятся. Калитки ночью снимают. Самогон появился. Притон в каком-то доме устроили. Командированных обдирают в карты.

— Факты эти мне известны. К калиткам, кстати, ваш племяш Витька причастен. Самогонщиков я накрыл. И с притоном разберусь. Ниточка есть. Хотя в этом вопросе и ваша помощь потребуется.

— Когда я отказывался! Так говоришь — Витька? Надеру уши сопляку! Да, вот еще что! Чуть не забыл. Звонили из отдела культуры. Завтра лектор к нам приезжает. Писатель — фантаст. Ты вечерком загляни в клуб. Насчет, порядка поинтересуйся… и вообще… спроси совета. Ему всякие чудеса хлеб насущный. Уж он-то разглядит. Было бы что! Фамилию я на бумажке записал. На вот, возьми.

— Не обещаю, — сказала заведующая библиотекой, — хотя произведения этого писателя в нашем фонде есть. Но на фантастику сейчас такой спрос!

Однако вопреки ее опасениям толстая, как пачка стирального порошка, книга оказалась на месте. Судя по незатертой обложке, бестселлером у местных читателей она не слыла.

Придя вечером домой, Баловнев наспех перекусил и засел за чтение с такой же добросовестностью, как если бы перед ним был уголовно — процессуальный кодекс или сборник нормативных актов. К любому печатному слову он питал уважение с детства, и если встречал, к примеру, в каком — нибудь рассказе фразу: «В его рту тускло сверкнул золотой зуб», то сразу понимал, что речь, несомненно, идет о мерзавце.

Книга повествовала о том, как профессор Сибирцев, космонавт Волгин, девушка Валя, пионер Петя и собачка Тузик отправились в путешествие к планете Плутон. Поводом для экспедиции явилось смелое предположение профессора, что всем известный храм Василия Блаженного является ни чем иным, как памятником, оставленным на Земле инопланетной цивилизацией (восемь периферийных куполов — планеты, девятый, центральный — Солнце, а поскольку одного купола — планеты недостает, им может быть только таинственный Плутон, попавший в пределы Солнечной системы никак не раньше двадцатого века). В пути отважные звездоплаватели совершили множество замечательных открытий, а со встречного астероида сняли малосимпатичного гражданина неопределенного возраста. Как выяснилось впоследствии, это был диверсант из заморской страны Бизнесонии и, одновременно, секретный агент кибернетических феодалов с планеты Элц. Воспылав черной страстью к чистой девушке Вале, он тут же принялся творить всякие зловредные козни, однако стараниями пионера Пети и песика Тузика был разоблачен в середине третьей части. Роман заканчивался тем, что электронные тираны с планеты Элц потерпели сокрушительное поражение, профессор Сибирцев блестяще доказал все свои гипотезы, космонавт Волгин и девушка Валя сочетались законным браком, а пионер Петя без троек закончил пятый класс (хотя согласно теории относительности, должен был отстать от своих одноклассников по меньшей мере лет на десять).

Баловневу книга понравилась простотой языка, увлекательностью интриги и глубоким раскрытием характеров всех персонажей, в том числе и песика Тузика. Абзацы, где речь шла о гравитационном распаде, антиматерии, кривизне пространства — времени и электронно — мезонных полях, он пропустил.

Следующий день Баловнев начал с обхода криминогенных точек, главной из которых числилась рыночная площадь. Посреди нее торчали два однотипных кирпичных здания, лишенные каких — либо архитектурных излишеств — пивной бар и вино — водочный магазин (по местному — спиртцентр). По случаю небазарного дня торговля шла вяло. Несколько истомленных жарой старух брызгали водой на букеты пышных гладиолусов, да инвалид Ваня Шлепнога предлагал ходовой товар — березовые метлы.

Пока Баловнев неторопливо шел по горячему, неровно уложенному асфальту, в пивном баре успели навести порядок: наспех протерли мокрой тряпкой пол, прибрали из — под столов пустые бутылки и спрятали на складе вечно пьяного грузчика Кольку.

В баре пахло кислым пивом и дезинфекцией. С потолка свисали кованые модерновые светильники и усеянные мухами липучки. Кроме пива, здесь торговали на розлив слабеньким красным вином «Вечерний звон», которое местные острословы переименовали в «Вечный зов».

За стойкой гремела бокалами крупная, как телка симментальской породы, девица в криво напяленном фиолетовом парике — буфетчица Анюта. В поселке она была известна своей фантастической жадностью. «За копейку жабу сожрет», — говорили о ней. Лицевые мышцы Анюты давным — давно утратили способность следовать за движениями души и могли приобретать лишь три выражения: холодное презрение, сатанинский гнев и липкое подобострастие.

В данный момент на ее лице имело место выражение номер три средней степени интенсивности. Баловнев поздоровался, глянул по сторонам, а затем, будто невзначай, провел пальцем по сухому подносу, над которым была укреплена табличка «Место отстоя пива». Буфетчица, без слов поняв его, затараторила:

— Мужики прямо из рук бокалы рвут. Своей же пользы не понимают. Я уж им говорю, говорю…

— М-да, — словно соглашаясь, промолвил Баловнев.

Он знал об Анюте не так уж мало, но главная их схватка была впереди. Оба они прекрасно понимали это, а сейчас вели почти светский, ни к чему не обязывающий разговор, словно дипломаты двух противоборствующих держав накануне неизбежного конфликта.

— Может, кружечку холодненького, Валерий Михайлович?

— Да нет, спасибо, — Баловнев сглотнул тягучую слюну.

Он снял фуражку и вытер платком лоб. Делал он все это не спеша и обстоятельно, что, в общем-то, не соответствовало его живому характеру. Совершенно бессознательно Баловнев подражал манерам давно ушедшего на пенсию участкового Фомченко, того самого, у которого он принял участок. Тощий и длинный Фомченко любил иногда постоять вот так где — нибудь в людном месте, утирая платком бледную лысину и тихо улыбаясь. И под этим добрым ясным взглядом люди, ни разу в жизни не воровавшие комбикорм, не распивавшие спиртного в неположенных местах и никогда не нарушавшие паспортный режим, растерянно вставали и, бормоча несвязные извинения, устремлялись к выходу.