Мартен Паж - Стрекоза ее детства

• Название: Стрекоза ее детства
• Автор: Мартен Паж
• Издательство: ACT
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-065858-9

Юная сирота Фио Регаль учится на юридическом, увлекается рисованием, зарабатывает на жизнь шантажом наобум, основываясь на инстинктивном убеждении в том, что любому богатому есть что скрывать… водит дружбу с экстравагантной Зорой, бывшей топ-моделью, ополчившейся против всего и вся, живет скромно и мечтает разве что не «превратиться в кого-то, кого не сможет узнать та восьмилетняя девочка, которой она когда-то была». Однако судьба вынесет ей свой, звездный, приговор.

Роман о ценностях современной жизни и хрупкости человеческих чувств, сочетающий в себе достоинства притчи с увлекательностью авантюры и глубиной тонкой психологической драмы. Книги Мартена Пажа (1975), «властителя душ и умов сегодняшних молодых французов», пользуются успехом далеко за пределами его родины: их переводят на два десятка языков, и буквально растаскивают на цитаты.

Книга ранее выходила под названием «Стрекоза ее восьми лет»

Это скорее не роман, а притча, умная, тонкая, рассказанная с восхитительным французским чувством юмора. Притча о славной, не похожей на других девочке без определенных занятий, которая попадает в нереальную ситуацию… Дух Бальзака здесь, конечно, витает, как витает он над прозой многих французских авторов. Присовокупите владение неожиданными сюжетными поворотами и блестящий язык — и молодой француз Мартен Паж окажется в числе писателей, мимо книг которого не хочется проходить.

Комсомольская правда

У Мартена Пажа есть этот тонкий, яркий дар, заставляющий нас верить в самые невероятные небылицы. Все потому, что он воплощает свои фантазии на удивление убедительно, как с литературной, так и с психологической точки зрения.

Télérama

Искрящийся стилистическими находками, этот роман о разрушительной кабале славы при всей серьезности содержания написан удивительно легко и «вкусно».

La Vie

---

Шарль Фольке потянул Фио за рукав. Она положила свою розу рядом с розой молодого человека. Они выбрались из толпы. Кардинал повысил голос, пытаясь перекрыть гомон ошарашенных гостей, вцепившихся в свои хрустальные бокалы; некоторые продолжали жевать. Музыканты снова принялись играть.

~~~

Шарль Фольке повлек Фио прочь из толпы. За несколько секунд до того они были под прицелом множества глаз, и вдруг словно упал занавес — всеобщее внимание переключилось на немыслимое событие. Фио и Шарль Фольке прошли вдоль замка к дубовой рощице. Возгласы невольных участников похоронной церемонии раздавались все тише, а потом и вовсе смолкли; лишь смутное звучание волынок доносил ветер, спеша от него избавиться.

— Это была могила…

— Да, это могила Амброза.

Великий момент, не удержавшись, добавил он про себя, завтра эта новость займет первые полосы всех газет. Блестящая идея. Амброз рассказал ему о своей задумке полгода назад, как только узнал о том, что болен. Эмеральда позвонила ему накануне, чтобы сообщить о смерти мужа. Он тут же примчался, но тела не видел, поскольку оно уже покоилось в могиле. Подавленный этой страшной вестью, всю ночь он провел у могилы своего наставника, среди десятков горящих свечей, в слезах, опустошая одну за другой бутылки вина и укуриваясь марихуаной. Утром, проглотив несколько разноцветных таблеток, он оправился и взялся за дело. Прием был запланирован несколько недель назад, и мысль, что Амброз в точности угадал дату своих похорон, не давала ему покоя.

Деревья укрывали их от посторонних взглядов, однако не слишком густая листва беспрепятственно пропускала редкие лучи вечернего солнца. Фио со своим спутником остановились на маленькой полянке, которая образовалась на месте падения старого дуба, поваленного бурей в прошлом месяце. Дуб поломал десятки мелких деревьев; на освободившемся месте уже тянулись к свету молодые побеги и цветы. Фио и Шарль Фольке сели на склонившийся ствол гигантского дерева. Шарль Фольке колебался. Он искал вдохновения в нависшей над головой листве, чья зелень с тонкими прожилками сверкала, окутанная солнечным светом. Он ждал какого-нибудь сигнала, тех трех звонков, которые, как в театре, возвестили бы о начале представления. Капля воды стекала по изгибу широкого листка и за несколько секунд вытянулась на его кончике. Когда она упала, Шарль Фольке решил, что это и есть знак, которого он ждал.

— Вы читали «Одиссею»?

Он встал, снова сел и тут же поднялся, обеспокоенно потоптался на месте, приводя в порядок мысли и решая, какую позу стоит принять для этого исторического момента. Его тело не желало повиноваться и принимать какое-либо торжественное положение, соответствующее тому, что он собирался сказать. В конце концов он отказался от идеи сравниться в величии с Наполеоном, взобравшимся на вершину пирамиды. Молодой человек встал прямо и скрестил руки за спиной, как будто собираясь читать наизусть стихотворение.

В свое время Аберкомбри рассказал ему историю сада Алкиноса. Шарлю Фольке очень хотелось передать ее дословно, и он старательно пересказал содержание, слегка пострадавшее в процессе усвоения. Как он понял, после кораблекрушения Улисса выбросило на незнакомый остров, его подобрала молодая девушка по имени Навсикая, она отвела его к своему отцу, Алкиносу, сказочный сад которого «приносил молодую грушу вслед за грушей старой, яблоко на яблоке, гроздь на грозди, фигу на фиге». Улисс открыл для себя своеобразный Рай, противоположный родной Итаке — земле реальности, раздоров и беспорядков. Отгороженный от внешнего мира, сад представлял собой царство изобилия, в котором никогда не наступала зима и никто не ведал ни холода, ни голода. Алкинос восседал во главе стола на пирах своих военачальников; благодаря мудрости его правления в стране царил мир, несмотря на мелкие войны и пустяковые столкновения, каждый занимал соответствующее себе положение и не роптал на судьбу. Но в конце концов царь умер, закончил свой рассказ Шарль Фольке.

— Вы говорите об Аберкомбри.

— Да. Я говорю об Амброзе. А также о вас: вас выбросило на этот остров, волею Афины. В некотором роде.

А я, значит, Навсикая, подумал он и улыбнулся в глубине души. Амброз поведал ему эту историю несколько месяцев назад. Он постарался воспроизвести ее как можно точнее, хотя и не все в ней понимал. Он знал, что для Амброза Аберкомбри садами Алкиноса был мир искусства, ценил интеллектуальность метафоры, но вот зачем нужно было все это пересказывать Фио Регаль — оставалось для него загадкой. К тому же, по правде говоря, сам он скорее сравнил бы мир искусства с Итакой, со всеми ее бесконечными распрями. Он находил себя высокопарным, ударившись в античность, его щеки даже порозовели, когда он произносил «волею Афины». Позже, в своих мемуарах, он изложит все это более интеллектуально. Сдобрив греческими цитатами.

— Я должен дать вам некоторые пояснения.

— Не мне судить.

— Амброз хотел вас оградить.

— Очень мило, но оградить от чего?

— Помилуйте… от ваших картин, от их значимости. Он желал избавить вас от тяжкого бремени известности, с тем чтобы вы могли спокойно продолжать работать.

Фио улыбнулась. Этот молодой человек очень забавен, а его наивная искренность весьма трогательна. Ей пришлось сосредоточиться и глубоко вдохнуть, чтобы не рассмеяться ему в лицо. Он исполнял свою роль с усердием новичка, который играет в ответственном спектакле и изо всех сил стремится быть на высоте. Шарль Фольке был похож на молодого солдата, заброшенного в джунгли со спецзаданием, который решительно настроен следовать полученным предписаниям. Он увешан всевозможным оружием, которое за все цепляется, а его рюкзак переполнен бесполезными вещами, которые, как ему кажется, могут ему понадобиться. Он в полном обмундировании, все просчитано, единственное «но» — он не знает своего врага, поскольку его командование описало ему врага куда более ужасным и бесчеловечным, нежели он есть на самом деле. Фио предпочла бы, чтобы Шарль Фольке разговаривал с ней по-простому, без всех этих историй, в конце концов они почти ровесники. Он же говорил как старый мажордом, и это выглядело смешно.

— Амброз рассказал мне, как он с вами познакомился.

— Вот как? И что же он вам рассказал?

— Как он случайно встретил вас в парке. Это случилось два года назад. Амброз редко выходил из дома, он всегда был отшельником, но тогда выдался настолько чудесный, настолько необычный день, что он почувствовал себя просто обязанным выйти на свет. Он прогуливался под солнечным зонтиком по аллеям Люксембургского сада, как вдруг увидел юную девушку, которая рисовала, «исключительно ради собственного удовольствия», сказал он мне, и такого он еще никогда в своей жизни не видел. Он наблюдал, как она играючи смешивает краски и формы, попутно подкрепляясь пирожными с розовым повидлом. Она создавала шедевр, сама того не сознавая. Прикинувшись простым пенсионером, он спросил ее, нельзя ли ему купить картину. Она отказала. Он предложил ей совершенно смехотворную сумму из страха, что осознание собственного таланта может подрезать ей крылья. Девушка не захотела продавать свою картину, поскольку это казалось ей обманом по отношению к пожилому человеку. Амброз вежливо настоял на своем, заявив, что хочет не приобрести картину в собственность, а просто подержать ее у себя дома. В конечном счете девушка с улыбкой согласилась на этот странный договор аренды. Он мне много говорил о ее улыбке. Согласно их уговору каждый раз, когда она будет заканчивать новую картину, он сможет выставлять ее у себя. Он будет хранить их, как в частном музее, и если однажды она захочет их забрать, ей нужно будет только сказать ему об этом. Она соблюдала это соглашение на протяжении двух лет.

Шарль Фольке был так взволнован этой историей, что рассказывал ее как евангельский текст, с благоговением выученный наизусть. Смутившись, Фио накрутила рыжую прядь на палец и посмотрела на молодого человека. Сначала она думала, что этот странный сон вот-вот закончится и она проснется. Да вообще-то скорее спала не она, а этот болтливый денди. Она начинала понимать, в чем суть недоразумения. История была очень красивой, но все произошло иначе.

* * *

Фио исполнилось восемнадцать, ее родителей не было в живых вот уже двенадцать лет, а имя Мамэ слизали языки пламени девять лет назад. Скоро ей придется как-то выкручиваться самой, а значит, бросить занятия юриспруденцией, даже не успев их начать, и найти какую-нибудь работу. Ее преследовало семейное проклятие — нищета. Измученная призраком собственного будущего, она напряженно искала какой-нибудь выход, который даст ей средства не просто выжить, но жить так, как ей хочется.

Еще с незапамятных времен Фио знала, что людям всегда есть, в чем себя упрекнуть. Существует три варианта поведения при столкновении с человеческой аморальностью: стенания и отчаяние; цинизм и мизантропия; и наконец, вариант Фио — прагматизм. Поскольку крысы едят сыр и боятся кошек, она будет их заманивать.