Юлия Павлова - Финт покойной тети

• Название: Финт покойной тети
• Автор: Юлия Павлова
• Издательство: ЭКСМО-Пресс
• Жанр: Детектив
• Год: 2001
• ISBN: 5–04–007829–3

Ну и финт выкинула моя покойная тетя Катя, завещав все свое богатство мне, несчастной хромой калеке! Добра у нее немерено: квартира, картины, антиквариат, драгоценности, счета в банке, машина и… собака по кличке Стерва. А тут и претендент на мою руку появился. Счастья — прорва! Живи и наслаждайся! Да не тут-то было: на днях обнаружила в квартире труп неизвестного. Все и завертелось.

---

Я заканчивала школу и очень хотела пойти работать в банк или в библиотеку, но Катя заставила меня поступить в Инженерно-строительный институт, по стопам родителей, на вечернее отделение и оплатила сразу все повторные экзамены на случай, если бы я что-то не сдала. Она знала, что этим отрезает мне пути к отступлению. Сама я со своими комплексами просто не дошла бы ни до какого высшего учебного заведения, даже для подачи документов.

Я поступила в Строительный, Катя закончила Строгановку. Училась она в ней лет семь или восемь. Сумела за это время не только переспать почти со всеми сокурсниками и преподавателями, но и взять в банке приличную ссуду, отдать этот долг, взять следующую ссуду и приобрести в длительную аренду подвал, переделанный ею в галерею и ставший «художественным салоном» с приличной окупаемостью.

Так начинался Катин финансовый взлет. У народа после развала Союза появились деньги, и он вкладывал их во все, что продавалось. Стало модно вешать на стены картины, и все, кто мог, скупали пейзажи и натюрморты. Люди чаще всего хотели видеть в доме добротные произведения в стиле «классицизма» и «реализма». Тетя Катя сказала: «Их есть у меня». Есть спрос — предложение будет.

Катя поставила производство своих картин на поток. Она брала отличные по качеству фотографии из журналов или видовые открытки, списывала пейзаж и втискивала в него деревянную разрушенную церковь или старый домик с сиренью и мокрым бельем на провисших веревках. Основную композицию «делали» Катины однокурсники. Собачек, кошек или косяки перелетных птиц рисовал папа, иногда ему доверялись дома и церкви.

Появились знакомства, небольшие деньги. Тогда-то Катя выработала свой имидж «материально обеспеченной беззащитности». А потом она встретила Григория, и он купил ей квартиру. Старую однокомнатную Катя презентовала брату.

Папа, прекратив свою «художественную» деятельность, опять пошел работать прорабом на стройку, пугая приезжающие комиссии своим аристократическим видом, отменными манерами и речью без привычных «непереводимых идиоматических выражений».

Тетя Катя продолжала руководить рисовальным процессом, выдавая в месяц по десятку «произведений». В арендованном подвале одна из комнат превратилась в фабрику «картинок». Свою квартиру Катя сделала крепостью, набитой антиквариатом. В такую же крепость постепенно превращалась дача, на которой была достроена полноценная мансарда и крыша.

Папа у Кати денег просить не мог, мама у нее просто не взяла бы, а я постоянно ныла, выпрашивая то десятку, то сто долларов на новое платье. Мне она деньги давала из жалости, вернее, из комплекса полноценности перед моей неполноценностью. Катя была патологически жадной, и Григорий был с нею полностью солидарен.

Мне повезло, у нас с ней был один размер ноги, так что с обувкой у меня проблем не было, поскольку для себя Катя покупала обувь почти ежедневно и иногда забывала, какие фасоны она уже приобрела. Конечно, высокий каблук для меня был заказан навсегда, но ботинки и кроссовки я у тети конфисковывала не меньше двух раз в сезон. Но я была пополнее ее, и ни одна Катина шуба или костюм не сходились на мне, даже если втянуть живот.

Так вот. Катя умерла. Я девять дней заходилась в рыданиях от горя. Еще три дня я всхлипывала от радости, которой была обязана ей же.

При оглашении завещания присутствовали мои родители, я в качестве «массовки», Григорий и дальний родственник папы, которого видели только при похоронах родителей двадцать с лишним лет назад. Родственник, высокий мужчина с безвольным дворянским лицом и брюшком купца, дождался пункта «Саше, моему двоюродному брату, достается часть дома в городе Муром, в строительство которого мои родители вложили деньги, а также любые три картины, написанные мной» и потерял к происходящему интерес.

Папа надеялся получить дачу и больше ничего существенного, поэтому читал газету. Мама сидела здесь «для компании». Она знала Катино ко мне отношение и была полна решимости при том небольшом наследстве, что мне могло достаться, отстаивать наши интересы до победного конца.

Григорий покачивал ногой и вертел в руках зажигалку. Он был единственным курящим в собравшейся компании и смотрел на читающего завещание юриста скучающе уверенно. Катя в завещании вспомнила какую-то тетю, осчастливив ее «вазой напольной, ручной работы, девятнадцатого века» и еще своими тремя картинами.

Взрыв эмоций произошел через минуту.

При дальнейшем чтении оказалось, что дача, двухэтажная, с подземным гаражом, с участком и наземными постройками досталась папе. А все остальное — мне. Все: квартира, машина, картины, драгоценности и даже любимая собака — йоркширский терьер.

Моя мама при сообщении юриста замерла, вцепившись в сумочку. Папа поднял брови, отложил газету и опустил глаза.

На Григория было жалко смотреть. Он уронил зажигалку и «отвалил челюсть». Шепотом попросил перечитать последних два абзаца. Юрист, мужчина лет под шестьдесят, неизвестно откуда выкопанный Катериной, бесстрастно перечитал последнюю часть завещания. Там еще был пункт о счетах. Они тоже были завещаны мне.

Юрист привстал из-за тяжелого стола восемнадцатого века и передал мне завещание. Мама его, естественно, перехватила. Правильно сделала — я не могла шевельнуть рукой и тупо рассматривала у своих ног узор ковра, который Катя привезла из Средней Азии и утверждала, что ему сто лет и он ручной работы.

Григорий протянул руку, промямлил: «А как же… мое… юродивая, наркоманка, шлюха…» Папа резко повернулся к нему, и Григорий перестал перечислять оскорбления в адрес покойной Кати. Он только прошипел шепотом слово, и я поняла, какое именно, по реакции собаки. Йоркширка приподняла мордочку, прислушиваясь к своему имени. Катя назвала ее Стервой.

Вот в этот день я перешла от слез просто печали к слезам печали и радости. Девять дней мы отметили втроем — я и родители. Слишком неожиданным было завещание, и видеть никого не хотелось. Не хотелось делиться ни утихающим горем, ни радостью. Я в этот день вообще плохо что-либо соображала, приняла «лишнего» и хотела уехать на дачу, побыть в одиночестве. Мама мои чувства уважала, но в эту ночь рекомендовала остаться в квартире «во избежание материальных недоразумений».

Я люблю маму, но жить с нею тяжело. Она слишком властная. К тому же две проходные комнаты в «хрущевке» тоже не дают ощущения свободы. Я смирилась с нашей старой неуютной квартирой, но к хорошему привыкаешь моментально, поэтому, как только после похорон Кати разъехались друзья и родственники, я почувствовала, что Катина квартира — моя. Моя! Несмотря на то, что здесь погибла любимая тетя.

Квартира была роскошная. Две с половиной комнаты — в гостиной был отделен аркой альков спальни, Катя спала именно здесь. Вторая комната предназначалась больше для гостей. По-моему, именно во второй комнате спал Григорий, а совсем не с тетей в одной кровати. Большая кухня-столовая, ванная комната с розовой джакузи и зеленоватым гарнитуром под мрамор. На кухне бытовая техника, дорогая и самая современная, резной буфет конца прошлого века.

В алькове стояла инкрустированная полудрагоценными камнями кровать с водным матрасом, заказная итальянская мебель с подсветкой, по стенам великолепные картины импрессионистов. Вещи, без которых можно прожить, даже не зная об их существовании, но, с другой стороны, необходимые вещи. Необходимые для того, чтобы почувствовать себя женщиной с большой буквы и снять лишние комплексы.

Есть такая притча. Старик булочник спрашивает моряка, почему тот не боится каждый день отправляться в море, ведь в нем погибли его отец, его дед, его прадед. Моряк спрашивает булочника: «А где умер твой отец?» — «В кровати» — «А дед?» — «В кровати» — «А прадед?» — «В кровати» — «Так почему ты не боишься ложиться в нее?». Вроде бы не очень похоже на мой случай, но, с другой стороны, в старых домах умирали один за другим дряхлые или, наоборот, молодые родственники, и никто по этому поводу дома не бросал. Значит, у меня теперь есть полноценная наследственная квартира.

Я всегда мечтала иметь такую собаку, такую машину, такую мебель, такую квартиру, такие кольца и браслеты. Я была почти счастлива. Жаль только, что не было Кати. Она была очень расчетлива и скупа, но любила меня, а терять человека, любящего именно тебя, всегда очень тяжело, даже если ты не отвечаешь ему взаимностью. Но я ее любила. И даже немного жалела. При всей ее красоте, уверенности в себе и деньгах чего-то в ней не хватало. Наверное, того, что есть в моем отце, — безоглядной порядочности.

Сразу, как только узнала о смерти Кати, я написала заявление об отпуске за свой счет. Если учесть, что за несколько лет работы в нашем заводоуправлении, где я командовала уборщицами и ругалась с сантехниками и электриками, все знали друг о друге все, что надо и особенно что не надо, то моим горем по случаю смерти тетки прониклись и сказали, чтобы я написала заявление без конкретной даты выхода на работу. Когда почувствую, что могу, тогда и выйду.