Михаил Шевердин - Вечно в пути (Тени пустыни - 2)

• Название: Вечно в пути (Тени пустыни - 2)
• Автор: Михаил Шевердин
• Жанр: История

---

Глаза старика снова, затянула пленка. Устремив взгляд в пространство, он вспоминал:

- Сына Ревана повесили по приказу офицера инглиза на озере Ван. Сына Буйина сразила инглизская пуля в Кут-эль-Амарне, когда инглизов осаждали турки. Сына Азиза - славным он вырос курдом и храбрым воином - расстрелял один пес капитан-инглиз на площади в Моссуле. Сын Решко умер от ран в плену у турок. Саид Риза пал в бою с арабскими наемниками англичан в Дизфуле. Моего любимого Саляхэддина - о, зачем ты, чужеземец, сыплешь мне перец на раны сердца! - опознали на багдадском базаре англичане и выдали турецким тюремщикам... Не знаю даже, где его могила...

Старик распустил чалму и кончиком ее вытер слезу. Он не стыдился. Воин-курд не стыдится слез, пролитых по своим сыновьям-воинам. Он замолчал. Даже для его сожженного горем сердца воспоминания оказались не под силу.

- У тебя, старик, много врагов, - проговорил медленно Зуфар, - у курдов много врагов. Что же получается? Курдов убивают инглизы. Курдов убивают по навету инглизов турки и персы. Курдов вешают инглизы, турки и персы. А курды убивают друг друга. Очень хорошо! Враги смеются, враги радуются. Пусть курды режут друг друга. Меньше станет курдов, врагам лучше...

- Что ты хочешь сказать, мальчик? - свирепо проворчал Исмаил Кой. Что ты болтаешь?

Он с угрозой поглядел на прислоненную к стенке винтовку.

Но Зуфар не испугался. Он твердо сказал:

- Старик, прикажи своим, пусть догонят этого... этих каввалей и приведут сюда. Верни им одежду, верни им свое расположение. Приведенных ими верблюдов отдай матери, несчастной матери мальчика. Кто знает, кто подослал этого святошу Хусейна стрелять в твоего родича? Не для того ли подослали Хусейна, чтобы посеять среди курдов семена розни и вражды? Береги пули для врагов, Исмаил Кой. А нас отпусти. Хочешь - на твоих конях. Не хочешь - уйдем пешком.

С Исмаил Коем никто не разговаривал так. Редко кто ему перечил. Зуфар чувствовал себя далеко не спокойно, как пытался показать. Старик йезид в своих капризах был совершенно необуздан.

Стеной стояли перед хижиной курды. Их сумрачные лица хорошо были видны сквозь широкие щели междверных досок. Шли секунды в молчании, но тянулись они бесконечно. Зуфар хотел еще и еще говорить, убеждать, но слова не шли на ум, и он молчал, не сводя глаз с лица шейха.

Первым нарушил молчание сам Исмаил Кой.

- Почему Исмаил Кой думает о врагах-курдах? - точно с удивлением спросил он себя вслух. - Почему Исмаил Кой не думает о врагах-инглизах, о врагах-турках?

И вдруг он резким толчком распахнул дверь и накинулся на курдов:

- А вы что стоите, вы что смотрите? Ваш старый вождь выжил из ума, разнюнился, как женщина. Где ваши советы? Где ваша мудрость?

Он подозвал сына:

- Скажи им, что видел и слышал.

- Я видел в Стране Советов справедливость. В стране Ленина нет жандармов, нет шахиншаха. В Стране Советов не обманывают курдов, как здесь. Этот проклятый инглиз Хамбер платит за лучший коврик "гали" тебе, отец, пять туманов, а продает в Тегеране за пятьдесят. А за большой ковер "гали" дает двадцать, а продает за пятьсот. Наживается, собака! А в Ашхабаде государственная контора за "гали" дает четыреста - четыреста пятьдесят... В Стране Советов справедливые люди. Страной Советов управляют рабочие люди, и крестьяне, и пастухи.

- Слыхали?! - закричал Исмаил Кой. - Не надо нам золота инглиза Хамбера. Курды не пойдут воевать против большевиков. Там, - и он показал рукой на запад, - на заходе солнца, на озере Ван, восстали наши братья. Проклятие туркам! О, турки неправедные сами по себе, неправедные с нами, неправедные с правоверными. Сделайте хоть шаг праведно! Кто воин, тот не останется дома. Кто воин, тот пойдет воевать с притеснителями. Грузите одеяла и котлы на мулов! В путь!

Еще Зуфар и векиль Гулям не успели выехать из чахлых садов селения, а уже все смешалось в невообразимом шуме. Ревели ослы, гремела медная посуда, смеялись и плакали женщины, лаяли собаки, кричали верблюды. Исмаил Кой собирался в дальний поход. В свои восемьдесят пять лет он шел воевать со всем пылом молодости.

Они быстро ехали по дороге. Гулям говорил:

- И старец, которого зовет могила, сражается с врагами своего народа. А я полон сил. Что остается делать мне, когда мою родину раздирают междоусобицы, которым радуются Хамбер и этот Ибн-Салман? Посланники дьявола! Люди совершают великие дела, а мне остается искать любимую. Где она?

Он не обращался ни к кому. Он повторял вслух мысли, которые давно уже мучили его.

О другом думал Зуфар, по-детски восторгаясь конем. Да, на таком коне он свободен как ветер. Спасибо Исмаил Кою. Исмаил Кой дал им коней и не отнял их, когда задуманная им кровавая сделка не состоялась. Молодец старик! Честный по-своему старик! Даже волшебный конь Зульфикар из сказок матушки Шахр Бану несравним с конем Исмаил Коя. Советская граница не кажется уже такой далекой, когда ты сидишь в седле. Такие быстрые ноги уведут от всех бед. И Зуфару уже казалось, что его Хазарасп гораздо ближе. Совсем близко. И что там какая-то тысяча верст для такого скакуна, как этот!..

ГЛАВА ВТОРАЯ

Они хуже смерти - всегда заняты

злодеяниями, грабят все, что

удается, и, как саранча,

уничтожают зелень... Они самые

подлые, они хуже животных.

А л и ш е р  Н а в о и

Солнце пекло неистово. Сизый дым шел от соли и песка. Жарким пламенем полыхало от раскаленной щебенки.

С шумом, скверной руганью, треском подков по груди пустыни рвалась вперед орда всадников. Хвосты громадных чалм развевались в знойном воздухе, глаза горели безумием, ружья палили в небо без толку, иссушенные духотой глотки поносили трусов луров. Каравана еще и в помине не было, а ошалевшие от посулов и обещаний белуджи уже сражались без памяти, бешено нанося удары... по воздуху! С взмыленных коней пена летела клочьями. Орда ревела, рычала.

Великий Убийца Керим-хан мчался впереди в полном экстазе. Он тоже кричал. Он подогревал в своих белуджах жажду крови и добычи. Рубить беспощадно! Раненых пристреливать! Дать волю рукам! Добыча принадлежит тому, кто первый прикоснулся к ней.

Было от чего загореться. Орда неудержимо катилась вперед лавиной гибели.

Хитрецы инглизы бьют чужой рукой. Керим-хан понимал, что сегодня он чужая рука инглизов, тех самых инглизов, которых он не терпел. А сегодня он служил им, палачам своего народа. Его, Керим-хана, инглизы использовали в качестве молота. Удар наносился по единоверцам-афганцам. Пусть! Он ненавидит Кабул и все, что имеет афганский вкус. Инглизы наносят удар его, Керим-хана, рукой по единоверцам-лурам. Пусть! Луры - вольные люди степи, а человек степи не смеет зевать. Горе лурам! Добыча стоит мертвых луров! Вперед! И пусть белуджский меч не знает пощады.

Что значит для воина полуденный зной! Что значит раскаленная степь и дикая многочасовая скачка?! Белуджские кони не знают усталости. Белудж рождается на коне с ножом в зубах. Мать истекает кровью, когда рождается белудж. Вперед!

Рядом с Керим-ханом нет Джаббара. Хорошо, что его нет.

По крайней мере ты все делаешь сам. Сам скачешь, сам наносишь удары, сам стреляешь, сам делишь добычу между белуджами. Араба нет рядом с тобой. Хорошо! Керим-хан не терпит советников. Кто лезет с советами, тот не всегда уходит от Керим-хана сам, иногда его уносят...

Керим-хан вглядывается в нестерпимое сияние пустыни. Скоро, очень скоро замаячат в знойном мареве цепочки верблюдов. Скоро заговорят винтовки. Вперед!

- Клянусь нашими конями, копыта которых извлекают огонь из земли, вопит Керим-хан, - мы нагоняем их! Вперед!

Превосходные лошади у белуджей. Своей селезенкой они издают гулкий звук "гурдэ-гурдэ"! Ноги у них железные. Они могут скакать с восхода солнца до полудня и остаются свежими, точно виноградинка с исфаганской лозы.

Блаженство на таком коне рваться сквозь зной пустыни. Чувствуешь себя непобедимым воином, вождем, покорителем мира! Слава и богатство ждут тебя, Керим-хан! Нет могущественней тебя, Керим-хан!

А впрочем, ты кривишь душой, Великий Убийца! Ты думаешь, что сам ведешь своих воинов, но память у тебя коротка. Ты забыл вчерашний разговор. Ты разговаривал вчера в дыму костра с одним индусом... Да, у тебя в шатре сидел индус из Пенджаба со странной для индуса фамилией Хэйм. Надо сказать, слишком по-английски звучит эта фамилия. И говорил ты с Хэймом о караване, о вьюках семисот двадцати семи верблюдов, об отчаянных лурах племени кухгелуйе, охраняющих драгоценные вьюки, о векиле Гуляме, хозяине каравана... Рядом сидел Джаббар, кутался в свой хузистанский бурнус и холодно смотрел на пламя костра. Говорил индус Хэйм. Джаббар не говорил. Он сказал все, что хотел, раньше. Он рассказал, что индус Хэйм правоверный мусульманин и что, хоть он сын англичанина, ему можно верить. Его мать, дочь гайдерабадского низама*, воспитала сына индусом и мусульманином. Отец его, лейтенант Хэйм, когда мальчик подрос, дал ему свою фамилию, забрал к себе в Англию, поселил в своем респектабельном сельском доме и позаботился об образовании. Юноша с отличием закончил высшую инженерную школу. Но мистер Хэйм-старший умер, и родственники-англичане вышвырнули Хэйма-младшего из сельского респектабельного дома, и ему пришлось вернуться в Индию. Хэйм ходит ныне в белой чалме, носит черную бороду индуса и английское имя, ненавидит англичан и вынужден работать на англичан: строить повсюду на Среднем Востоке стратегические дороги... Говорят, Хэйм отличный инженер. Он красив, смел, но англичане не желают его знать из-за матери-индуски. А индусы чуждаются его, не любят за его британское чванство. Хэйм сам сказал Керим-хану: "Я первый пойду против англичан!" Он с пеной на губах говорит об англичанах. Но это не мешает ему строить для инглизов хорошие дороги. Пути стяжательства сложны и запутанны. Работать под убийственным солнцем Персии европейцам трудно. Англичане бешеные деньги платят инженерам-индусам. Хэйм мечтает накопить побольше денег и пожить всласть. В голове у него все дико перепуталось. Нет нужды, что по его дорогам мчатся английские броневики, плюющиеся свинцом и смертью в индусов, афганцев, арабов, белуджей...