Михаил Шевердин - Осквернители (Тени пустыни - 1)

• Название: Осквернители (Тени пустыни - 1)
• Автор: Михаил Шевердин
• Жанр: История

---

- Если бы не вы, мадам, этот болван уполз бы на четвереньках.

- Я же сказала, за что тебя полюбила. Много гордости и немало еще дикости...

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

У красного крыльца

Аромат вина и мяса,

А на дороге лежат

Трупы замерзших людей.

Д у  Ф у  (V век)

Ворона не насытится, пока падали

не поест.

Л у р с к а я  п о с л о в и ц а

Доктор не послушался советов "дорогого брата". Поднявшись по скрипучей лестнице, он пощупал пульс Джунаид-хана, дал ему жаропонижающее и вышел. Он предпочел не заметить набившихся в каморку двух десятков ражих низколобых степняков в помпезных белой шерсти папахах и темно-малиновых шелковых халатах.

Удивительно, сколько в поместье перса Али Алескера толкалось туркмен. Еще со времен аламана, когда столетиями война опустошала север Персии, между персами и туркменами сохранилась вражда. Туркмены не жили в Хорасане. Но, обнаружив, что глава туркменских контрреволюционеров нашел себе приют в сторожевой башне Баге Багу, доктор предпочел не удивляться... Сад, заключавший дом в свои тенистые объятия, поражал воображение великолепными цветниками, водоемами и фонтанами. Руки человека создали среди Соляной иссушенной пустыни рай корана и пророка Мухаммеда. По арыкам обильно струилась вода, вытекавшая, как пяснил управляющий имением, из большого подземного кяриза. Под холмами лет десять назад каторжники, пригнанные в Баге Багу хорасанским генгубом, прорыли десятикилометровую водосборную галерею и вывели на поверхность отличную, кристально чистую воду. Ею оросили свыше восьмисот гектаров садов и виноградников. Управляющий был недоволен работой арестантов. Они так ленивы, требуют палки. Много едят. И к тому же мрут как мухи. Начальник канцелярии генгуба до сих пор не успокоился: сдал он господину Али арестантов девятьсот восемьдесят восемь голов, а получил обратно триста семьдесят шесть. Четыреста двадцать каторжников закончили жизненный путь на землекопных работах от болезней, двенадцать задавило рухнувшим сводом водовыводящей галереи, человек тридцать пристрелили жандармы за попытку к бегству, ну а около двухсот с лишним сбежали... На мертвецов составили акт, а вот беглые и до сих пор числились за имением Баге Багу. Каждый год с канцелярией генерал-губернатора начиналась неприятная переписка. Управляющий не любит вспоминать о кяризе... Еще услышишь из-под земли стоны мертвецов. Нет, пусть доктор лучше полюбуется... Какие арыки! Какие фонтаны, каскады, пруды. Рай! За каких-нибудь десять лет выросли рощи густолиственных деревьев, целые заросли декоративных кустарников. Зелень, прохлада, тенистые дорожки, певчие птицы - все оправдывало живописное название поместья Али Алексера Баге Багу - Сад Садов.

На версту тянулась центральная аллея парка. Но она так внезапно обрывалась, что доктор ошеломленно остановился и только поцокал языком. Парк был великолепен. Но то, что начиналось непосредственно за низкой, кстати уже полуразвалившейся, оградой, поражало прежде всего обоняние. Нечистотами несло от кривой пыльной улочки, шедшей вдоль парка и отделявшей его от домишек селения. Казалось, что сады Баге Багу и селение находятся в разных мирах.

На улочке не росло ни деревца. Приземистыми глиняными холмиками выглядели дома. Плоские крыши их звенели от сухой травы. Рои мух гудели над головой. Мухи лезли в глаза, рот, нос. В грязи слонялись колченогие облезлые суки... Пыль, поднятая ветром с навозных куч, из мусорных ям, несмотря на раннюю весну, была раскалена. Да и знает ли это жалкое селение, что такое весна?

У темной норы-двери мазанки копошилось тщедушное существо с ножками, ручками обезьянки, с темными очками на носу. Доктор удивился: в такой нищете - и вдруг на ребенке очки. Но, приглядевшись, он обнаружил, что никаких очков нет. В глазницы набились серые мухи, а ребенок так обессилел, что и не отгонял их.

- Больные есть? - громко спросил по-фарсидски Петр Иванович, промывая борной глаза малышу. Доктор всегда держал при себе в карманах кителя склянки и пакетики с самыми необходимыми лекарствами.

Ребенок не ответил. Тельце его тряслось не то от озноба, не то от страха.

- Больные? - закашлялся кто-то в хижине. - В селении у нас все больные. Все болеют, а ты что, доктор?

На порог вылез скелет, чуть прикрытый лохмотьями.

- Э, - удивился он, - да это инглиз?

- Инглиз! Инглиз! - завопила ввернувшаяся из-за угла старуха, придавленная к земле целой копной сухой колючки. - Ой, инглиз пришел лечить простых людей? Эй, люди, посмотрите на великодушного инглиза!

Мгновенно Петр Иванович оказался в толпе сарыков, набежавших со всего селения. Они подступили плотно к нему, дышали в лицо, толкали щупали руками его карманы.

- Инглиз?

- Ха-ха!

- Инглиз хочет лечить нас.

- Сгори его отец! Чего ему надо.

- Инглиз-благодетель!..

- Прячьте детей от людоеда инглиза!

Все кричали, все кривлялись. И в криках и во всем их поведении чувствовалась угроза.

Петр Иванович усмехнулся:

- Эй вы, тише!

- Ого, их превосходительство инглиз приказывает.

- Я оттуда! - И Петр Иванович махнул рукой на серо-стальную пирамиду гор, высившуюся на севере.

Крики смолкли. Кто-то удивился:

- Он русский! Чего же он не говорил?

- Кваканье лягушек не перекричишь, - улыбнулся Петр Иванович.

Тотчас же добрые улыбки расплескались по лицам курдов.

- Эй, да он оттуда... из России! Он не инглиз. Он - человек! - важно сказал выступивший вперед пожилой сарык. Вся одежда его состояла из длинной, до пят, заплатанной рубахи и войлочной наподобие горшка шапки. Когда-то, судя по уцелевшим клочьям шерсти, она имела меховую опушку.

- Ассалам алейкум, горбан! Привет тебе в нашем селении, доктор-урус! Пожалуйте к нам, горбан!

- Почему вы голодаете? - спросил Петр Иванович. - Вы же собрали осенью хороший урожай, я слышал...

- Э, доктор! Три года, как мы откочевали сюда из Серахса, и три года бог посылал нам легионы саранчи. Все жрет саранча. Хлеб посеешь - сожрет. Тыкву посадишь - сожрет... Арбузы, дыни - все сожрет... В сундуках у господина Али золото, а в амбарах зерно, а в желудках рабов аллаха ничего, кроме степной травы. Сабз, так мы ее называем, да и ту саранча повыбила за три года.

- Покажите мне ваших больных...

Доктора провели в хижину. На циновке стонал юноша. Он рубил в степи колючку, и его руку укусила гюрза. Руку зашили в свежую баранью шкуру. Парень остался жив, но рука гнила. Петр Иванович принялся промывать гнойник.

- Эй-эй! - завопил кто-то испуганным голосом, и над головами толпившихся в дверях возникла усатая физиономия. Отвисшие щеки толстяка прыгали и тряслись.

- Управляющий! - взвизгнули женщины и бросились во все стороны.

- Всех кусает змея, а нас навозный жук! - проворчал старый сарык в рубахе.

Управляющий втиснулся в каморку.

- О, горбан доктор, позвольте выразить восторг: вы здоровы и благополучны! А вы, эй, убирайтесь! Звери! Собаки! Вы поплатитесь!

Тогда нашел нужным подать голос доктор:

- Но позвольте... Мне надо посмотреть больных...

Управляющий подхватил Петра Ивановича под руку и потащил на улицу.

- О мудрейший из докторов, разве можно ходить по Хорасану одному?.. В степи ужасно много бандитов... Без охраны никак невозможно... Бандиты и у жандармов оружие отбирают, охо-хо! Прошу, умоляю! Идемте отсюда!

- Какого черта! - рассердился Петр Иванович, когда слуги подвели ему коня.

- О доктор, позвольте избавить вас от грязных скотов... Одно прикосновение к ним оскверняет, клянусь.

- Да отпустите меня наконец!

- Мы так рады, так рады, что вы невредимы! Случись что с вами, господин Али с нас головы поснимает. Сарыки - опасный народ. Господин Али их облагодетельствовал: разрешил им, беглецам, поселиться в нашем поместье, а они чуть что - за ножи хватаются...

Петр Иванович никак не мог понять, с чего вдруг управляющий проявлял столько беспокойства и заботы. И, только взглянув в конец улочки, понял, в чем дело.

Через селение двигалась пышная процессия, точно сошедшая с персидской миниатюры. Впереди вышагивал высоченный прислужник, ведя под уздцы длинногривого кашмирского пони, груженного кальянами, шкатулками с табаком, мангалкой, полной пышущих жаром углей. Вслед тряслись на белых ослах зурначи, усердно дувшие в свои визгливо звучавшие инструменты. От писка и визга заметались, залаяли, завыли собаки. Здоровенные, вооруженные с головы до ног верховые слуги сгрудились вокруг Али Алескера, восседавшего на тонконогом "текине" караковой масти. Помещик внешне преобразился. Он сменил свой черный европейский костюм на курдский камзол - кепенек - и свободные шаровары, перепоясанные йезидским шелковым поясом. Вместо модных ботинок он обулся в исфаганские строченые туфли. Голову от солнца защищала буджнурдская войлочная шапка, из-под которой поблескивали маслянистые его глаза. Гранатовые губы Али Алескера сияли над его ассирийской бородой полураспустившимся бутоном. Кортеж замыкал паланкин, шелковые шторки которого укрывали, несомненно, женщину. Вооруженные всадники охраняли с тыла эскорт. Доктору безумно захотелось согнать с алых губ Али Алескера вечную его улыбочку, и он закричал: