Михаил Шевердин - Осквернители (Тени пустыни - 1)

• Название: Осквернители (Тени пустыни - 1)
• Автор: Михаил Шевердин
• Жанр: История

---

Закончив пробу на кухне, Али Алескер провожает супругу в ее аппартаменты, целует ей ручку и устремляется в парадную залу. Он подбегает к сидящему Зуфару и восклицает:

- Вы неблагодарны, господин комиссар!.. Эх, тьфу-тьфу! Чем вы недовольны? Ни один ларец с бадахшанскими рубинами не везли никогда так бережно, с такими предосторожностями, как вашу милость, господин чекист. Ни одного дорогого гостя мы не принимали столь радушно! А вы сидите насупившись, надув губы. Ах, тьфу-тьфу!

Облизав свои гранатово-сочные губы, Али Алескер машет короткими ручками:

- Нет, нет, господин комиссар, не спешите с грубым словом! Не омрачайте наслаждение нашей встречи. Мы на Востоке, в сердце Востока, я бы сказал. И мы здесь не то что вы, большевики. Мы враги поспешности... Поспешность - сестра дьявола, говорят у нас на Востоке... Господин комиссар, ну я прошу вас, изгоните желчь из вашего сердца. Поднимите ваши глаза, вглядитесь. Неужели в таком добром, чувствительном сердце, как мое, вы узрите вражду?..

Только предубежденный человек мог подумать плохое о господине Али Алескере. Он так уютно расположился на толстой подстилке и мягких подушках-валиках, обитых бархатом. Он так умильно улыбался. В его голосе звучали бархатные нотки. Его речь источала масло и мед. И весь он сочился маслом и медом. Но только не его глаза-сливы.

Глаза Али Алескера самым недвусмысленным образом стерегли малейшее движение Зуфара, каждый его взгляд, мимолетную тень на его лице. Глаза ловили. Физиономия Али Алескера излучала сияние. Али Алескер говорил непрерывно. Он бесцельно перепрыгивал с предмета на предмет, болтал совершенно безобидно. Прост был Зуфар, но и он понял сразу: надо держаться настороже, надо... Среди нагромождений безобидных совершенно слов, утверждений, анекдотов вдруг молнией сверкал очень ехидный вопрос, эдак невзначай, невинно, как будто без задней мысли. Фокус нехитрый, но опасный.

Зуфара привели из бани в комнату для гостей и усадили на такую же шелковую подстилку, на какой сидел добряк хозяин Баге Багу. Зуфар был совершенно свободен, не связан, не закован. Он мог, если хотел, чувствовать себя вполне свободным, если бы...

Но за спиной Зуфара сидел могучего сложения мекранец с берегов Персидского залива, более похожий на негра, нежели на перса, и дышал Зуфару прямо в затылок. Он сидел очень близко. Он мог в мгновение схватить Зуфара за руки.

А вообще все выглядело очень мило, любезно и даже сказочно. Чернокосая служанка, шурша шелком желтых шаровар, поставила перед Зуфаром чеканный поднос с фигурным сдобным хворостом, с исфаганскими сладостями и шербетом. Пахнуло в лицо ароматом духов, на обнаженных руках служанки звенели браслеты. Но Зуфара поразил почему-то поднос. "Серебряный, позолоченный. Стоит баранов шестьдесят", - подумал он.

Глаза Али Алескера забегали. Он поглядел на служанку, затем исподтишка взглянул на Зуфара и снова на служанку. Кровь прихлынула к голове Али Алескера, и он сглотну слюну.

- Тьфу-тьфу!

Я взял поцелуй с ее губ и усладил им свою душу.

Я обвил ее нежные бедра и поцеловал ее

еще раз тихо-тихо.

Не плохо... а... Не решаюсь предложить вина, - сказал, слегка задохнувшись Али Алескер. - А все же?.. Не хотите? Согласен. Разумно. Наши отцы мусульмане, наши деды, прадеды вина не пили... Не дозволялось законом!

Свет электрической люстры. Благодушный хозяин. Гибкая, в откровенно-бесстыдной одежде прислужница, волшебные ковры, шербет. Совсем рай пророка Мухаммеда! Да, совсем бы все хорошо, если бы не боль ссадин и ушибов...

Зуфар поднял усталые веки и вздрогнул. На него со стены смотрели испуганные глаза затравленного... глаза зверя, попавшего лапой в капкан. Глаза горели. Зуфар не сразу понял, что это его собственные глаза и что он смотрит сам на себя из рамы высокого, в полстены, зеркала. Он не удивился, не испугался. Он поразился лишь свежему шраму, рассекавшему его высокий лоб, юношески чистый лоб. Невольно он поднял руку и притронулся к шраму осторожно, чуть-чуть...

- Тьфу-тьфу! В драке то ли бывает, - сказал быстро Али Алескер. Он потемнел. Вспоминать трагедию на колодцах Ляйли не входило в его планы. Он понимал, что хивинец ожесточился, озлоблен, и пытался смягчить, успокоить его, но с неудовольствием читал на его лице совсем не то, что ему хотелось.

Даже самые мимолетные переживания, ничтожные смены настроения отражались мгновенно на открытом, простодушном лице Зуфара. Вспышка мысли, точно камешек на водной глади пруда, порождала движение губ, век, щек. Но так же как бесследно исчезают водяные круги, так и в чертах Зуфара спустя секунду не оставалось и признаков волнения. Однако на то Али Алескер и имел глаза, чтобы уметь в лицах подмечать незаметные любому менее опытному человеку отблески чувств, переживаний.

А у Зуфара сказывалась молодость, отсутствие опыта в общении с людьми. Людей в пустыне встречаешь редко. И сколько надо силы воли, чтобы сохранить спокойствие и не позволить этому на вид добродушному, симпатичному, но плохому, очень плохому человеку понять, что ты в отчаянии, что ты слаб и готов расплакаться, если бы ты вообще умел плакать.

- Друг мой, вы напрасно впадаете в отчаяние. Выпейте чаю. Хотите с сушеным лимоном? Заложите за щеку и сосите. У нас в Персии так чай пьют. Ваше положение действительно трудное, но ведь все зависит от вашего благоразумия и... желания.

Зуфар не мог не выругаться в душе. Этот проклятый читает мысли. Что делать? Плохо, очень плохо.

Али Алескер с удовлетворением перехватил мимолетный взгляд Зуфара на гладкие плечи длиннокосой служанки.

- Да, - ухмыльнулся он, - господин комиссар, у нас не так плохо... тьфу-тьфу!.. для умных, а? Вы молчите? Не понимаете? Но что тут понимать? Для благоразумных у нас, - он глазами показал на ковры, люстру, дастархан, на служанку, выходившую из комнаты, и продолжал: - А для несговорчивых... тьфу-тьфу!.. упрямых у нас неуютно. Большевиков в Иране не любят, безбожники они. Их с удовольствием варят в кипящем масле. Положат в котелок и... варят. Впрочем, варили... шахиншах в своей неизреченной доброте не поощряет... тьфу-тьфу!.. масло... котел. Теперь в Иране большевиков чаще... тьфу-тьфу!.. гуманно... - Он жестом показал, как гуманно в Персии вешают большевиков за шею, и продолжил, облизывая губы: К сожалению, в глухой нашей провинции еще не понимают... э... гуманности и, знаете, не очень гуманно... тьфу-тьфу!.. поджаривают на раскаленных кирпичах, на кол сажают. Ужасно больно и неприятно. Или тоже вешают, только за одну руку... гм... Но вам, дорогой друг, спору нет, нечего бояться. Такое варварское обращение только с теми... ну там зарежет отца, девочку изнасилует, на помещика руку подымет, ну, со злодеями из черни, из толпы. Толпа ничто - глыба глины. Вы же не глина, а? Вы, тьфу-тьфу, фарфор! Того, конечно...

Он поразительно ласково взглянул в глаза Зуфару. В глубине зрачков добродушного перса сидели маленькие омерзительные насекомые. Они поглядывали на Зуфара с холодной расчетливостью. И если лицо - зеркало души, то, так же как и в зеркале, на лице Али Алескера не осталось и следа от только что сиявшего маслянистым светом добродушия. И снова Зуфару стало не по себе. Он поежился и заговорил. Он впервые заговорил с тех пор, как его привезли в Баге Багу засунутым в шерстяной колючий чувал. Его так и везли... он не помнит, сколько дней... в чувале... От одной этой мысли в голове делалось мутно, душила ярость...

- Какое вы имели право? Я...

- О пророк! Ах, тьфу-тьфу! Они решили заговорить, - обрадовался Али Алескер. - Мы договоримся!

- Где мы? Что это за дом? Куда меня привезли?

- О, да они разговорчивы! А мы-то думали, что они откусили язык!

- Зачем меня сюда притащили? Где Овез Гельды?

Перс вздрогнул и поморщился.

- На вашем месте я не вспоминал бы его имени. На вас его кровь, а здесь его родичи.

- Я не боюсь...

- Ого, какой молодой петушок! Ну ладно, к делу.

- Какое дело? Я матрос, простой матрос.

- Прелестно! Нет, вы комиссар Чека, вы нам кое-что расскажете, господин комиссар.

- Послушайте, вы! Я только матрос... Я матрос с нефтеналивной баржи. Стоянки баржи - Чарджоу. Приписана к Чарджоускому порту. И потом, я протестую... Где я? Какой комиссар? Смешно!

- Смешно? Смешно сделается, когда за вас примется Джунаид-хан. Имейте в виду: он здесь. Он не очень обрадовался смерти Овеза Гельды. Он очень ценил Овеза Гельды.

- Овез Гельды подох?

Зуфар даже просиял. О, значит, есть еще правда на земле. Значит, бандит кончился. Значит, Лиза отомщена. Теперь к ужасу не будет примешиваться отчаяние беспомощности. Он расплатился за ее смерть смертью. Пес Овез Гельды гниет на песке у колодцев Ляйли, и стервятники выклевали ему глаза. Зуфара никто не назвал бы жестоким, но он обрадовался безмерно. И поразительно, едва он узнал, что Овез Гельды погиб, образ замученной молодой женщины вдруг потонул в дымке. На смену пришло торжество и дикая радость...