Михаил Шевердин - Осквернители (Тени пустыни - 1)

• Название: Осквернители (Тени пустыни - 1)
• Автор: Михаил Шевердин
• Жанр: История

---

Шумиха, поднятая вокруг его имени, вызвала только брезгливое чувство в докторе. И он ничуть не поколебался, когда правительства тех самых восточных стран, в печати которых он подвергся особенным нападкам, пригласили его на борьбу с эпидемией. Нет, доктор ничуть не обиделся на клевету. Его меньше всего задевали измышления всяких там стамбульских и тегеранских мастеров желтой прессы. Получив визы, он расцеловал нежно жену, сыновей и снова пустился в странствования по азиатским степям и пустыням. Прощаясь с женой, он для утешения ее продекламировал двустишие Бедиля:

Как ни мала пылинка, - и она

Всегда куда-нибудь устремлена,

чем извлек слезы из миндалевидных глаз любимой.

А прошедшей ночью он повторил это двустишие Бедиля, вызывая дервиша Музаффара на откровенность.

Петру Ивановичу самому пришлось начать разговор, хоть он и знал, что это повлечет за собой волнения и неожиданности, целую серию неожиданностей, которые нанизываются бесконечной цепочкой, но

Если бы не подстегивание желудка,

Ни одна птица не попалась бы в сети,

Да и охотник не расставлял бы сети.

Петр Иванович начал разговор в ночной тиши, когда жандарм завалился спать у себя и никто не мог помешать. Сжавшись в комок, странник молчал. Он не отозвался.

- Вы знаете, кто сказал это? Нет? - спросил доктор. И сам ответил: Старик Саади сказал, величайший из великих, царь поэтов сказал это.

Но странник даже не шевельнулся.

Они лежали на тощем пыльном паласе в камышовой, кое-как обмазанной синей глиной мазанке, и круг луны бросал свет через дыру в кровле на пол, на палас, на кудрявую бороду странника.

- Вот мы снова с вами в азиатской лачуге... - продолжал Петр Иванович. - И снова кругом дикость и степь. И от цивилизации только персидский порошок. Слава богу, взял с собой. Иначе бы нас персидский клещ съел. Тут его легионы. А клещ разносит неприятную болезнь - персидский возвратный тиф и кое-что похуже.

- Да буду я твоей жертвой, - пробормотал на своем жестком ложе странник.

- Вас после Бухары раны не беспокоили?

- Говорят: сотвори добро и брось в реку Тигр.

- Дело не в благодарности. Мне интересно с чисто медицинской точки зрения. Признаться, я не верил, что вы выкарабкаетесь. Пули превратили вас в решето. Крови вы потеряли уйму. А кругом была грязь, никакой асептики...

Странник приподнялся на локтях.

- Благородно ли ударять упавшего ногой? Если ты подал руку упавшему ты муж!

- Рука моя для друзей. Зачем вы играете в прятки. Я вас узнал, и вы меня узнали... Вы...

- Прошу! Не произносите моего имени. Не говорите, что меня знаете, даже вашему... Даниарбеку.

- Ну уж он-то узнал вас раньше меня.

- И все же не надо. Черные гончие скачут по степи.

- Блохи?

- Вы правильно разгадали загадку. Только блохи - шахиншахские жандармы.

- Скажите, почему вы здесь? Я думал... мне говорили, что вы в Красной Армии... С тех пор...

- Не спрашивайте.

- Вы же тогда помогали нам. Все помнят ваш удар по Энверу. Потом, говорят... Ваши неоценимые услуги... Орден...

- Доктор, прошу вас... Я бы все сказал, но... вот уже столько тысяч дней, столько тысяч ночей я не знаю покоя. И если все рассказать... Извлекли они мечи и согрели поле битвы кровью храбрых, и войско исчезло в пламени мечей расправы. И после Бальджуана и Восточной Бухары разве нашел я спокойное местечко! С тех пор я прошел длинный путь. Каждый шаг пути вызывал у меня больше молитв и проклятий, чем любая дорога в мире... Наши пути пересеклись в третий раз. Но вы идете направо, а я налево.

- Как волка ни корми, он все в лес смотрит.

- Кто знает... Одно я знаю: лучше быть стальным наконечником стрелы, чем самой стрелой... так, кажется, сказал француз Мерен.

- Значит, вы снова... взялись за свое.

- Прошу вас, не говорите. Одно скажу - совесть моя чиста.

Сколько ни задавал вопросов Петр Иванович, странник молчал. Кажется, он заснул.

Утром его не оказалось. Он ушел.

- Ишан взбесился, - сделал вывод Алаярбек Даниарбек. - Палка две головы имеет. Выгода была - ишаном был, молитвы к престолу аллаха возносил. Прижали ему хвост - к Советам с подносом побежал, красным стал. Побренчали золотом инглизы - Музаффар поспешил подоткнуть полы халата за пояс и готов, собака, уж им служить. Плохой человек. Зачем тебе, Петр Иванович, надо было его лечить тогда, в Бальджуане? Помирал он от ран, ну и волею аллаха помер бы. Жизненный путь его кончился бы, и не пришлось бы тебе сажать его на свою лошадь, а самому идти по соли пешком. Разве посеявший семя зла соберет урожай добра? Посмотрел бы ты, Петр Иванович, на его лицо, когда я заговорил с ним: почернело оно, словно у могильного трупа. Проклятый нищий! Он сказал мне: "Да умножатся твои добродетели, но не суй нос не в свои дела, Алаярбек Даниарбек! Здесь не Самарканд и не советская власть. Ты уже поседел, а суетлив, как воробей. Ум не в годах, а в голове. А в Персии голову отрезают, даже кашлянуть не дадут..." Какое он имеет право угрожать мне, советскому человеку!

Алаярбек Даниарбек вышел, и долго еще со двора доносилась его воркотня, похожая на гудение огромного шмеля.

Известна своими горячими ветрами Хафская богом забытая степь Даке Дулинар-хор... Когда к вечеру в селение прискакали фарраши, вихри уже смели с соляной поверхности следы дервиша.

Перепуганные хелендинцы забились в свои камышовые хижины и с дрожью прислушивались к раздирающим крикам старосты, с которого спускали три шкуры. Он даже не понял, за что его бьют: за умершего от голода мальчика или за какого-то неизвестного дервиша. Больше всех неистовствовал явившийся с жандармами араб. Распоряжался и приказывал он. По его настоянию всех почтенных людей Хелендэ пригнали на площадь.

- Знаете и молчите, - говорил араб. - Посидели бы на раскаленной плите - развязали бы языки!

- Благословенный эмир бухарский приказывал в подобных обстоятельствах осторожненько сдирать с заподозренных кожу. Очень это у всех развязывает язык, а?

Слова эти заставили араба резко повернуться. Мертвенно-серые губы его вытянулись в ниточку, просушенные ветром кирпично-красные щеки задергались. Глаза его вперились в дерзко улыбающуюся физиономию замешавшегося в толпу зевак Алаярбека Даниарбека. Он стоял впереди, засунув, по обыкновению, ладони за поясной платок, и с видимым интересом разглядывал араба.

- Нет... Сто тысяч свидетелей! Нет! - проговорил задумчиво маленький самаркандец.

Теряя самообладание, араб воскликнул:

- Что нет? Что ты хочешь сказать своим "нет", ты, персидский пес!

- Нет, - усмехнулся Алаярбек Даниарбек, - он не араб. Я так и знал. Он не араб!

Конечно, стоявший перед ним человек, несмотря даже на шелковый бурнус с черно-белым, в шахматную клеточку шнурком "агал", перехватывающим капюшон на лбу, ничуть не походил на араба, да и вообще на восточного человека. Всякий увидевший его сказал бы: "Этот рыжий из рыжих ференг рядится в араба. Что он там клянется именем аллаха? Посмотрите на его усы и бороду!" Впрочем, определение "рыжий" едва ли подходило. Цвет волос и усов "араба" можно было скорее назвать русым. Во всяком случае, лицом и внешностью он смахивал на европейца, да еще северного, нордического типа, и никакой арабский бурнус, никакой маскарад не мог сделать его арабом.

Кровь волной прихлынула к щекам араба, но он сдержался и сдавленным голосом приказал:

- Возьмите его и выколотите из него пыль. Большевистским духом от него тянет.

Запахнув с шуршанием свой шелковый бурнус, араб вошел в помещение. Теменем он задел притолоку и выругался. Низкорослый Алаярбек Даниарбек привстал на цыпочки и потрогал косяк, как бы проверяя, цело ли дерево.

Как ни озабочены были фарраши, они не удержались от улыбки.

- Но-но, - проворчал начальник фаррашей, непомерно грузный жандармский капитан, - не очень-то хорохорься... Снимай-ка халат да штаны. Покормим тебя палками досыта.

- А вот и нет!

- А вот и да!

- А вот и не посмеете! Вы знаете, кто я?

Но капитан устал. Он рыскал всю ночь по пустыне в поисках таинственного дервиша. У него ныла поясница. Его преогромный живот, раздувшийся от гороховой похлебки - "пити" и кебаба, жаждал мягких одеял. От бесконечной тряски в седле разыгрался застарелый геморрой. И почтенный начальник меньше всего хотел пререкаться с этим широкоскулым ничтожным тюрком, педвернувшимся не в добрый час ему под руку. Многозначительно подмигнув Алаярбеку Даниарбеку, он почти нежно сказал ему:

- О ваше высочество господин ширванский принц, не обессудьте, ваша милость, в Хафской провинции нашего пехлевийского благоденствующего государства военное положение. По ту сторону границы, в Туркмении, восстание против большевиков. Господин Джаббар ибн-Салман облечен властью и полномочиями. Он приказал, ваше высочество, выколотить из вашей благородной спины пыль и...

- Так эта рыжая скотина и есть Джаббар ибн-Салман? Ну... Да если он сунется в арабский аул в арабском бурнусе, его арабские мальчишки камнями забросают...