Борис Сергеев - Мои питомцы и другие звери

• Название: Мои питомцы и другие звери
• Автор: Борис Сергеев
• Издательство: Армада
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1998
• ISBN: 5-7632-0634-7

Увлекательные рассказы о жизни разных животных. Здесь читатели познакомятся с насекомыми — работящими муравьишками и ненасытными паучихами, с разнообразными пернатыми — с воробьями, воронами и ревнивым попугаем. Автор интересно описывает жизнь варанов и лягушек, его заботит уменьшение численности китов нашей планеты и экологическое состояние. Всем, кто любит братьев наших меньших, книга доставит большое удовольствие.

---

Я осторожно перенес сирена в воду. Он сразу ожил, быстро освободился от образовавшейся за время жизни в земле оболочки и с жадностью набросился на предложенных червей. С тех пор Рукастик благополучно живет в аквариуме. Я сделал его глубже, и сирену больше не угрожает опасность остаться без воды. Впрочем, это для него не опасно. Оказывается, у сиренов принято в случае засухи зарываться в прибрежный грунт, покрывать свое тело коконом из быстро подсыхающей слизи, оставляя свободным лишь рот, через который они и дышат. Если сирен хорошо упитан, он может провести в земле около года, питаясь запасами жира и из него же получая необходимое количество влаги. Видимо, и мой обжора Рукастик легко дожил бы до весны, но я, естественно, больше не подвергал его подобным испытаниям.

Сирен оказался удивительно покладистым, но мало интересным экспонатом моей живой коллекции. Вся его жизнь была сосредоточена на еде, но даже во время кормежки он почти не оживлялся. Просто хватал червяка, когда я подносил его к самой мордочке Рукастика, и глотал сразу или в несколько приемов, если добыча была крупной. За один присест он мог съесть довольно много, но при этом не обнаруживал жадности.

Вероятно, в природе сирены активно корм не разыскивают, а, затаившись в засаде, ждут, когда «дичь» сама на них наткнется. Во всяком случае, мой Рукастик, даже очень голодный, никогда не шарил по аквариуму в поисках съестного и никогда по своей воле не покидал правой части аквариума, где я его обычно кормил. Целыми днями он лежал на дне совершенно неподвижно, лишь изредка поднимаясь к поверхности, чтобы глотнуть воздуха. Единственным признаком того, что он проголодался, было положение его тела. Сирен мог свиться в кольцо или вытянуться во всю длину, но при этом его голова всегда смотрела в правый передний угол аквариума, именно туда, откуда обычно появлялся пинцет с кормом.

По некоторым признакам у меня сложилось впечатление, что мой Рукастик «мужчина». Мне захотелось его женить, чтобы понаблюдать за развитием и повадками юных сиренов. В юго-восточных штатах США эти амфибии так же обычны, как у нас травяные лягушки. Добыть их там не составляет никакого труда. Я просил наших моряков привезти мне несколько сиренов, а приглашая американских ученых на конференции или съезды, проходившие в нашей стране, обращался и к ним с аналогичной просьбой. Наконец, пытался получить сиренов через Московский зооцентр. Все тщетно! Раздобыть самочку мне не удалось. Мой Рукастик на всю жизнь остался холостяком, а в моем доме так и не появились маленькие сиренчики.

ПРО НАШИХ БАРАНОВ

Среди заместителей директоров научно-исследовательских институтов по хозяйственной части изредка попадаются хорошие администраторы. Гораздо реже эту должность занимают люди, знакомые со спецификой проводимых в институте исследований, но хозяйственников, которые совмещали бы оба эти качества, в природе практически не бывает. С подобным уникумом мне довелось столкнуться лишь раз в жизни. Этот удивительный человек работал в Институте физиологии АН СССР в те далекие годы, когда им руководил академик Л. А. Орбели, а он умел и выбирать людей, и воспитывать их.

Н. А. Ковальчиков, зам. директора Института эволюционной физиологии и биохимии имени И. М. Сеченова АН СССР, к сожалению, был далек от науки и не отличался хозяйственностью. Он был силен лишь собственными амбициями: как-никак подполковник в отставке. Общаться с ним мне было чрезвычайно трудно, тем более что я был избалован уважительным отношением в Государственном естественнонаучном институте имени П. Ф. Лесгафта. Неудивительно, что я часто конфликтовал с Ковальчиковым во время его работы в этом учреждении.

В те годы, о которых идет речь, в институте все шире развертывались исследования по изучению мозга рептилий. Работа эта была затруднена по причине вполне объективных условий. Как известно, в нашей стране не водятся ни крокодилы, ни крупные змеи, не заплывают в наши воды огромные морские черепахи, а у маленьких ящерок или степных черепах мозг размером даже не с гулькин нос, а гораздо меньше. Единственной нашей крупной рептилией был серый варан — обитатель юга среднеазиатских пустынь и предгорий. Забегая вперед, скажу, что в крупной лобастой голове варана мозгов оказалось на удивление мало, но тогда я об этом еще не догадывался. Мне хотелось облагодетельствовать прекрасного ученого и обаятельную женщину М. Г. Белехову, раздобыв для нее этих рептилий.

Конечно, проще всего было бы поехать в Туркмению и самому наловить варанов, но на это ушло бы месяца полтора, а то и два, да и институту такая поездка обошлась бы в копеечку. Поэтому я попробовал получить рептилий через Зооцентр, и после длительной переписки дело наконец сдвинулось с мертвой точки: в конце октября мы получили первые пять ящиков с варанами. Теперь, чтобы не потерять доверия, мне нужно было добиться срочной оплаты приобретения через один из зоомагазинов Ленинграда.

Тем, кому приходилось работать в научно-исследовательских институтах, нет нужды объяснять, что представляют собой отделы снабжения. С самой точной характеристикой их деятельности я познакомился в Новосибирском филиале АН СССР. На доске объявлений одного из его институтов красовался такой плакат:

«ВСЕ МОЖНО ПРОСВЕРЛИТЬ, КРОМЕ ОТДЕЛА СНАБЖЕНИЯ!»

Точнее не скажешь! Поэтому-то добывать редкостных животных, налаживать связи с поставщиками приходилось самим, и, только хорошо отработав способ их приобретения и доставки, можно было переложить эти функции на отдел снабжения. А до той поры, чтобы не испортить отношения с поставщиками, даже оплату счета доверять отделу снабжения было рискованно.

Как мне ни была неприятна встреча с Ковальчиковым, переложить разговор о срочной оплате варанов на чьи-нибудь плечи я не мог. Счет на оплату варанов пришлось нести самому. К счастью, дело происходило в тот короткий период, когда наши отношения чуть-чуть наладились. Взяв у меня счет, Николай Александрович тщательно изучил бумагу, с помощью счетов перемножил стоимость одного варана на пять, то есть на число полученных животных, попросил расшифровать все визы и подписи, проверил, нет ли чего-нибудь на обратной стороне бумаги, что-то попыхтел себе под нос и, неторопливо выводя свою длинную фамилию, посетовал:

— Эх, доктор, доктор! Всегда с вами так. Неужели нельзя было купить их загодя, а вам как назло приспичило сделать покупку перед самыми праздниками. — И, возвращая мне счет, добавил: — Впрочем, не забудьте пригласить на шашлыки!

Отправляясь на прием к Ковальчикову, я не рассчитывал услышать от него что-либо достойное внимания, поэтому все его реплики пропустил мимо ушей. Понять логику нашего хозяйственника все равно невозможно, да я никогда и не пытался. И одному Богу известно, почему специально пойманных по нашей просьбе зверей мне не следовало оплачивать перед праздниками. Я не любитель подобных загадок. Смысл его слов до меня не дошел и не заинтересовал. Однако через неделю все выяснилось. Во время праздничного «товарищеского ужина», как назывались тогда подобные мероприятия, которые происходили одновременно во всем институте, но проводились отдельно в каждой лаборатории, к нам «на огонек» заглянул директор института академик Е. М. Крепе и, первым делом внимательно оглядев праздничный стол, спросил:

— Борис Федорович, а где же шашлыки?

— Какие шашлыки? — искренне удивился я.

— Как какие? — в свою очередь изумился Крепе. — Ковальчиков успел мне доложить, что ты перед праздником закупил целое стадо баранов.

Оказывается, наш хозяйственный директор не умеет толком читать предъявленные ему на подпись документы.

Но вернемся к нашим «баранам». Когда ящики с варанами привезли в виварий и я начал их вскрывать, вокруг сгрудились все свободные от экспериментов сотрудники лаборатории. С замиранием сердца я топором приподнимал крышку первого ящика: живы ли звери? Пока мы снимали с машины и переносили ящики в помещение, мне не удалось обнаружить в них каких-либо признаков жизни, хотя их бесцеремонно трясли и переворачивали. Внутри не раздавалось ни одного звука. Невольно в душу закралось сомнение в успехе осуществляемой операции. Неужели животные не перенесли двухнедельного плена и транспортных неудобств в тесных фанерных ящиках? Весь опыт общения с различным зверьем убеждал меня в живучести варанов. Что же могло с ними приключиться? На воле эти звери в жару не пьют. На их родине в летнее время пересыхают все мелкие водоемы и редки дожди. Поэтому от жажды они погибнуть не должны были, двухнедельный пост для них тоже не опасен, и морозы их погубить не могли: в России, а тем более в Средней Азии заморозков еще не было. Попугай, канарейка или проказница мартышка — словом, любая птица или млекопитающее подобного плена не выдержат и, конечно, быстро погибнут. Но чтобы от стресса погибли кобра, крокодил или тот же варан, этого я допустить не мог.