Олеся Мовсина - Всемирная история болезни (сборник)

• Название: Всемирная история болезни (сборник)
• Автор: Олеся Мовсина
• Жанр: Русское современное
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-93682-945-1

О чем проза Олеси Мовсиной? На этот вопрос нет ответа. Правильный вопрос: чем эта проза становится? Всем чем угодно. Чем хочет, тем и становится. Фантасмогорией, гротескным детективом, сентиментальной любовной историей. Тот, кто способен наслаждаться тем, как язык и фабула сами по себе порождают какую-то новую реальность, кому хочется погрузиться в этот новый, иногда более, иногда менее глубокий и сложный, но всегда трогательный и часто смешной мир – тот получит от этой книги удовольствие.

---

Олеся Мовсина Всемирная история болезни

© Мовсина О., текст, 2014.

© «Геликон Плюс», макет, 2014.

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес

Чево

1

Начну как всегда за здравие, а там – видно будет. Одним словом, жили-были. (Впрочем, это уже двумя.)

Жили некогда некие брат и сестра (по фамилии Сиблинги). А жили они друг с другом, и была у них престарелая матушка, очаровательная старушка. И эта почтенная дама похоронила недавно своего возлюбленного брата.

Во время оно родились у них в семье близнецы – мальчик и девочка, и здесь уже берет свое начало история.

Она, конечно же, – золотоволосый хворобушек, прозрачно взирающий на мир из-под стекол очков, он – вкуснечик, наскоком и жадно обожающий жизнь под любым соусом. (Кстати, святое семейство отличалось скромностью и патриотизмом вкуса, и луковый суп здесь подавался исключительно с бородинским хлебом.) Любили друг друга близнецы приблизительно как сорок тысяч братьев и сорок тысяч сестер. Мальчика звали в миру Адамович, девочку – Евовичь, соответственно.

В то утро бабушка сказала, намазывая на булку печеночный паштет «Судьба Прометея»:

С тех пор, как мы поселились в этом доме, ко мне каждую ночь приходит мой мертвый брат. Наверное, он живет здесь где-то неподалеку.

Она говорила это каждое утро, и это пока всё, что мы о ней знаем.

У матушки Адамовича и Евовичи был на стороне особый интерес. В другом городе, равно как и у батюшки ихнего был интерес, не менее особый, там же. Интересы приходились друг другу не то братом и сестрой, не то мужем и женой, и все четыре пары не знали о существовании остальных.

Примерно раз в месяц, в субботу утром, матушка и батюшка наряжались и выходили из дому, взявшись за руки. Они покупали два билета на поезд, садились в один вагон, выходили на одной станции, а потом, поцеловавшись, расходились в разные стороны. Она – якобы навестить свою прежнюю учительницу музыки, он – якобы посетить планетарий или зоопарк. Тогда как назавтра, воскресным полдником оба стояли они на платформе под белым циферблатом, мысленно улыбаясь и пуская воздушные шары-поцелуи.

Уезжая, батюшка и матушка наказывали Адамовичу и Евовичи: не ходите, мол, гулять с Жучкой на площадку перед клубом собаководов и к тридцать третьему дому, а в парк ходите и к дому культуры – тоже. Жучкой была любимица вышеозначенной семьи, милейшая дворняга, оспаниеленная в каком-то десятом колене. А в тридцать третьем доме жил сумрачный ротвейлер, мнивший себя не четой не только Жучке, но и всему белому свету.

Пуще же всего наказывали родители Адамовичу и Евовичи беречь и защищать от жизненных невзгод друг друга и свою ненормальную бабушку. Последняя как раз в этот момент защищала докторскую.

Адамович, подай маме зонтик!

Что ты говоришь? Ах, да, старушка в этот момент защищала докторскую колбасу от Жучкиных посягательств. Да, а еще родители обещали за примерное поведение привезти детям печатного (или мятного?) пряника. Видимо, в том городе, куда они собирались, эти пряники как раз и печатали (или мяли).

Как только закрылась за родителями дверь, близнецы нарядились красной девицей и добрым молодцем и побежали гулять с Жучкой. Путь их лежал далеко-далеко, путь их лежал через собаководческую площадку.

Мальчика звали в миру Адамович

2

(Не вздумай начать с начала: детство, отрочество, юность, выстроенные в линеечку, уже попахивают дурновкусием, бог с ними, пускай сами ищут себе место под солнцем. Хотя можно поставить здесь дату рождения, но потом не забудь (при последней редакции) – не забудь перемешать карты рукою прилежного шулера (школьника?), дабы оставить после себя приличный случаю ахрологизм.)

(Эти лукавые скобки – я для себя, и читателю – если только по секрету.)

(А для читателя другие скобки. Приготовьтесь, мой дорогой, покачаться со мной на качелях – из балаганчика в печаль и обратно. Не пугайтесь, если закружится голова и язык защиплет от слишком терпкого концентрата: я всегда рядом, я держу вас за руку, если что. И всегда подам стакан холодной воды.)

А вот и дата рождения моего героя: 19…

(Хорошо, начало положено, теперь можно и по существу.)

Женщина, казалось, попала на эту улицу впервые. Здесь был и ветер, и голуби, насмерть стоящие против ветра. Одно было противоестественно: здесь не было номеров. Почему-то дома раз и навсегда устыдились своей индивидуальности и отказались от имен собственных. Мучимая желанием найти объект и помня инструкцию не обращаться ни к кому из посторонних, благородная дама ощутила давно забытый привкус замешательства. Наконец она решительно потыкала пальцем в черный телефон, прося помощи у кого-нибудь из своих. И через минуту два новеньких красных автомобиля ворвались на улицу с разных сторон. Они встретились, слегка притормозили возле уродливой пятиэтажки и разъехались. А дама, ничем не выразив своей причастности к поданному знаку, докурила и медленно направилась к парадной.

Черт, условный звонок! Но женщина? – он не ожидал. Впрочем, у посетительницы был вид особы, которая красит губы чаще, чем целует ребенка. Да и потом она произнесла. Он ответил. По инструкции проводил ее на кухню.

Марк Матвеев? – уточнила дама и крепко выложила на стол конверт.

Сомнений быть не могло: это оно.

Марк задумался, не предложить ли чаю, и за те восемь минут, что они оба пялились в свои стаканы, весны не наступило. Лишь проходя вдоль зеркального коридора, она сдалась – улыбнулась своей прическе. И тут же сурово и прямолинейно вышла из поля зрения Марковой жизни.

Когда догорело письмо, он стал собирать свои вещи.

Спустя три дня (спустив эти три дня с верхней полки поезда) женщина явилась еще в один дом. Может быть, это была другая женщина, но столь же сильно смахивающая на неумолимую богиню судьбы, как и та. Задача у этой, правда, была посложнее: исполнительнице предстояло сообщить матери о гибели сына.

Вот как это было, и что из этого вышло.

Бодро шел 2000-й год, корреспондент какого-то телеканала бодро нес пасхальную околесицу. Рапортуя с площади столицы, он объяснял телодвижения и конкурсы, происходившие за его спиной, инсценировкой великих событий, свершившихся «ровно две тысячи лет назад» (интересно, что имелось в виду?). Потом жертва журфака пообещала народонаселению отпущение грехов, в особенности за несоблюдение поста. Специально для наших телезрителей…

Ольга Адамовна рассмеялась, поскольку была остро умной (вниманию наборщиков и корректоров!), хоть и пожилой, одичавшей от одиночества женщиной.

Забавные мелочи дня виньеткой легли вокруг черной дыры, а все последующие годы так и сползли в эту дыру, один за другим. Она задумалась на секунду: белое или желтое полотенце взять из опрятной стопки; белое лежало сверху, а желтое было мысленно ближе.

Когда незнакомка приходит и предлагает хозяйке сесть, пощады не жди. А то был особенный случай.

Впрочем, гостья не стала утруждать себя поиском слов. В конверте лежало свидетельство о смерти и письмо от начальника с предупреждением о том, что не только опознавать, но и хоронить, собственно говоря, – нечего, что человек, как говорится, сгорел на службе, и что вечная память, а страна его не забудет. Стоит ли говорить (ах, какой вкусный штамп!), что, подорвавшись на мине письма, Ольга Адамовна не смогла догнать посланницу ада и – расспросить? Стоит ли говорить, что поездка в город, где Марк жил последние несколько лет, поиски его начальства, сослуживцев или хотя бы квартирной хозяйки – поразили нулевым результатом? Стоит ли говорить, что до последнего вздоха старушка Матвеева так и не смогла поверить тому письму и тому свидетельству и, уходя в мир иной, надеялась не встретить там сына еще какое-то время? Стоит. Говорю.

Но мы пригласили Ольгу Адамовну в наш роман не только для. В некоторые моменты своей жизни она вела записи, да, что-то вроде дневника, а это всегда очень полезно для авторов, раскручивающих хоровод персонажей вокруг елочки сюжета. Так вот же чуть позже мы расскажем, что почувствовал наш герой Марк, разбирая, читая эти тетради, некогда исписанные, как говорится, сгоревшей на службе – его матушкой.

(Так, что у нас теперь? Пассаж о механическом продолжении воли? Или всё о любви? Ведь кисейные платья русской литературной традиции давно уже мнутся у порога. Что ж, запускай!)

Оставалась Грушенька – наименьшее из зол после того, что он сделал с матерью. И всё же Марку хотелось вспомнить ее всю по порядку, от первого насмешливого «Да ты, братец, снайпер», – когда он мазнул окурком над урной и мимо, до…