Дороти Сэйерс - Возвращение в Оксфорд

• Название: Возвращение в Оксфорд
• Автор: Дороти Сэйерс
• Жанр: Классический детектив
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-083649-9

Гарриет Вэйн приезжает в Оксфорд на встречу выпускников. Вопреки опасениям родной колледж не склонен осуждать ее за скандальную репутацию. Однако вскоре оказывается, что скандал грозит самому колледжу: неизвестный злоумышленник пишет грязные анонимки, преследует студентов и преподавателей. Гарриет спешит на помощь, но расследование продвигается не слишком успешно. Смирив свою гордость, она обращается к Питеру Уимзи. Вместе они не только разгадывают загадку, но и начинают лучше понимать друг друга, хотя для этого им и приходится перейти на латынь.

В серию «Не только Скотленд-Ярд: частный сыск и частная жизнь» вошли детективные романы знаменитой Дороти Л. Сэйерс, повествующие о сложной истории любви лондонского сыщика лорда Питера Уимзи и писательницы Гарриет Вэйн. Все книги серии публикуются в новых переводах, подготовленных участниками семинара А. Борисенко и В. Сонькина.

---

— Дрянь какая, — сказал он с горечью. — Значит, вот во что я вас втравил — мог бы и сам догадаться. Да, боюсь, что мог бы. Но вы ничего не рассказывали, а я пошел на поводу у собственного эгоизма.

— Вы тут ни при чем. Это неизбежные последствия. Ничего не поделаешь.

— Я мог бы подумать головой и не подставлять вас под удар. Видит бог, вы усердно старались от меня избавиться. Сказать по правде, вы испробовали все способы — кроме этого.

— Я знала, что вам это будет неприятно. Я не хотела вас задеть.

— Не хотели меня задеть?

Она вдруг осознала, что эти слова кажутся ему бредом.

— Правда не хотела, Питер. Да, знаю, я говорила вам много гадостей. Но всему есть предел. — Внезапно на нее накатила ярость. — Боже, неужто вы и правда обо мне такого мнения? Неужто вы думаете, что я способна на любую подлость?

— Но вы были вправе сказать мне, что мое присутствие усложняет вам жизнь.

— Да? И что, я должна была упрекать вас, что вы портите мне репутацию — хотя портить там было уже нечего? Или указала бы вам, что вы, спасибо вам большое, спасли меня от виселицы, но, увы, не от позорного столба? Мое имя изваляно в грязи, но извольте обращаться с ним как с белой лилией? До такого лицемерия я пока не дошла.

— Понимаю. И все же я осложняю вашу жизнь. А вы великодушно об этом молчали.

— Зачем вы заставили показать вам открытку?

— Затем, — отвечал он, доставая спички и поджигая уголок открытки, — затем, что если от урода с ружьем я всегда готов убежать, то прочим неприятностям предпочитаю смотреть в лицо. — Он кинул горящую записку на поднос, потом сгреб пепел в кучку, а Гарриет сидела и вспоминала о той записке, которую нашла в рукаве мантии. — Вам не за что себя корить. Вы ничего мне не говорили, я сам все понял. Признаю свое поражение и готов с вами проститься. Так?

Официант принес бренди. Гарриет сидела, не отрывая взгляда от своих рук, плотно сцепленных в замок. Несколько минут Питер молча смотрел на нее, потом мягко сказал:

— Не стоит огорчаться. У вас кофе стынет. В конце концов, я теперь тоже могу сказать: «Не тобою побеждена я. Это рок».[87] Самолюбие мое не пострадало, а это уже что-то.

— Послушайте, Питер. Боюсь, я сегодня непоследовательна. Я шла сюда с твердым намерением все это прекратить. Но только я могу сама за себя постоять. Я… я… — голос ее дрожал, — да будь я проклята, слышите, если позволю какому-то уроду или какой-то анонимке с вами разделаться!

Он выпрямился — так резко, что радостный возглас тут же перешел в болезненный стон.

— Черт бы побрал этот пластырь! Гарриет, вы геройский герой. Дайте мне вашу руку — и будем биться до конца! Эй, что это вы… В этом клубе не плачут. Здесь это не принято, если вы будете так себя вести, мне придется иметь дело с комитетом. Тогда они, наверное, вообще не будут пускать сюда женщин.

— Простите меня, Питер.

— И пожалуйста, не надо класть сахар в мой кофе.

Позже вечером, после того как Гарриет вызволила стонущего и сквернословящего Уимзи из недр дивана и отправила домой отдыхать — сколько позволят сердечные муки и проклятый пластырь, — она думала о том, что если кого здесь и победил рок, то точно не Питера. Он прекрасно знал старый бойцовский прием — используй силу противника против него самого. И все же она была уверена: если бы, когда он спросил «Так?» — она доброжелательно, но твердо ответила: «Мне жаль это говорить, но так и правда будет лучше», — дело было бы кончено.

— Хорошо бы он уже занял твердую позицию, — пожаловалась Гарриет той самой подруге, что ездила с ней в Европу.

— Он и занял, — ответила здравомыслящая подруга. — Он-то знает, чего хочет. Это ты не знаешь — вот в чем все дело. Конечно, завершать отношения — грязная работа, но с чего ты взяла, что он должен делать ее за тебя, тем паче когда сам он вовсе не хочет разрыва? Что же до анонимок, просто не обращай внимания.

Подруге легко было говорить — жизнь, хоть и полная трудов и забот, не слишком ее потрепала.

— Питер считает, мне надо нанять секретаршу, чтоб выпалывала анонимки.

— Что ж, — заметила подруга, — весьма дельный совет. Но ты, разумеется, ему не последуешь — это же он посоветовал.

— За кого ты меня принимаешь? — сказала Гарриет и наняла секретаршу.

Несколько месяцев все было спокойно. Она старалась больше не ввязываться в дискуссии об уме и сердце. В подобных спорах вечно рискуешь затронуть личные вопросы, а на этом поле Питер, с его живостью ума и самообладанием, легко обыгрывал ее, сам оставаясь неуязвимым. Пробить его броню она не могла, разве что с помощью совсем уж грубых приемов, но Гарриет начинала бояться своих вспышек ярости.

О Шрусбери ничего не было слышно. Только однажды в Михайловом триместре в одной бестолковой лондонской газете мелькнула заметка «Студенточки лишились нарядов», оповестившая общественность, что некто развел во дворе Шрусбери костер и сжег на нем мантии и что «хозяйка» колледжа приняла дисциплинарные меры. Новости про женщин всегда имели успех. Гарриет написала в газету язвительное письмо, указав редактору, что «студенточек» принято именовать «студентками» или вообще «студентами», а доктор Баринг занимает пост ректора. Результатом стало только то, что в газете опубликовали другую заметку, озаглавив ее «Прекрасные школярки» и упомянув «прелестных барышень-ученых».[88]

Она не упустила случая гневно сообщить Уимзи — первому подвернувшемуся под руку представителю мужской половины человечества, — что подобного рода пошлости то и дело слышишь, когда среднестатистический мужчина берется рассуждать об интеллектуальных интересах женщин. Уимзи ответил, что от дурных манер его всегда тошнит — но чем лучше, например, журналистский обычай называть иностранных монархов просто по имени, без титула?

Однако недели за три до конца Пасхального триместра колледж вновь потребовал внимания Гарриет — на этот раз дело коснулось ее лично и потому встревожило сильнее.

Февраль, плача и неистовствуя, переходил в март, а Гарриет получила письмо от декана.

Моя дорогая мисс Вэйн!

Хотела Вас спросить, удастся ли Вам выбраться в Оксфорд в следующий четверг на церемонию открытия нового библиотечного крыла, на которой будет присутствовать канцлер? Как Вы знаете, дата официальной церемонии назначена уже давно — а в самих зданиях, мы надеялись, можно будет жить уже к началу этого триместра. Но, к сожалению, из-за споров с конторой подрядчика и болезни архитектора мы сильно запаздываем, едва успеваем закончить работы к открытию. Честно признаться, помещения первого этажа до сих пор не отделаны. Но, разумеется, мы не могли просить лорда Оукаппла перенести визит, он же так занят — ну что ж, в конце концов, важнее ведь библиотека, а не преподавательские комнаты, хотя бедняжкам и некуда приткнуться.

Мы — и я, и доктор Баринг — очень бы хотели, чтобы Вы приехали (хотя, конечно, у Вас так много других дел). Нам бы очень помог Ваш совет, поскольку в колледже творятся весьма неприятные вещи. Конечно, мы понимаем, что автор детективов — не полицейский, но я знаю, что вы принимали участие и в настоящем расследовании, и уверена, что Вы гораздо лучше нашего сумеете выследить злоумышленника.

Только не подумайте, что нас режут в собственных постелях! Но, пожалуй, в чем-то наш случай будет даже посложнее простого честного убийства! Видите ли, нас изводит некий полтергейст и анонимщик в одном лице — можете представить, насколько это омерзительно. Похоже, первые подметные письма стали приходить некоторое время назад, но поначалу никто не обращал на них особого внимания. Я думаю, каждый хоть раз сталкивался с подобными посланиями, и хотя даже не все из них пришли по почте, понятно, что человеку со стороны не составило бы труда подбросить их в привратницкую, а то и в сам колледж. Другое дело — наглая порча имущества: последний случай был настолько вопиющим, что с этим пора уже что-то сделать. Бедная мисс Лидгейт — ее монументальный труд, «Просодия английского стиха» — вы помните, как она работала над рукописью, — искалечили и изуродовали самым гнусным образом, некоторые важные страницы и вовсе уничтожили, так что теперь их придется писать заново. Бедняжка чуть не плакала — и что самое страшное, похоже, к этому причастен кто-то из колледжа. Мы думаем, что кто-то из студенток затаил зло на профессорскую — только это уже не безобидная выходка, а чудовищная низость.

Полицию мы вызвать не можем — если бы Вы видели эти письма, то поняли бы, что огласка тут недопустима, а Вы сами знаете, как быстро передаются сплетни. Думаю, Вы видели ту отвратительную статейку про сожженные во дворе мантии. Это было в ноябре, и мы так и не нашли виновника. Разумеется, вначале мы решили, что имеем дело с глупым розыгрышем, но теперь предполагаем, что все это звенья одной цепи.