Олег Шестинский - Звезды под крышей (сборник)

• Название: Звезды под крышей (сборник)
• Автор: Олег Шестинский
• Жанр: Русская классическая проза

---

Неожиданно он поднял глаза и едва удержался от крика. Метрах в пятидесяти от него, там, где поднимались из воды камни, - "Пьяные камни", как их называли рыбаки, - толклась разбитая и наполненная водой лодка, а ее пассажир охватывал склизкие бока камней. Он, видимо, вопил, но Лешка видел только раскрытый рот, - звуки ветер относил в сторону.

Лешка повернул руль, и лодка, преодолевая сопротивление волн, пошла к камням. Он не мог подойти вплотную к камням, не рискуя быть выкинутым на них. Лешка достал из-под лавки тяжелый канат и швырнул на камни. Канат не долетел, и снова Лешка свивал его, намокший, в кольцо и швырял... Человек захватил край каната, и Лешка, пропустив канат по уключине, стал медленно подтаскивать человека к своей лодке. Человек, захлебываясь и скрываясь в воде, подплыл к борту, перевалился и бессмысленно таращил красные от воды глаза.

Он сидел на лавке, робкий, как первоклассник, горожанин, решившийся прокатиться по озеру. Лешка не обращал на него внимания и лишь, когда спасенный попросил: "К берегу, выбрасывайся на мель...", взглянул на него покровительственно и небрежно.

Большая толпа, человек в сто, сгрудилась на берегу, когда Лешкина лодка, мокрая и скрипящая, стукнулась о причал. К нему кинулась мать, но в этот миг он увидел только своего учителя физики. Учитель, размахивая длинными руками, бросился к нему, но потом осекся и сказал тихо:

- Нехорошо, Попов, пропускать занятия.

И Лешка вдруг выпалил, удивляя народ:

- Честное слово, я никогда не забуду - закон Архимеда!

Они пожали друг другу руки, вернее, сам учитель протянул руку Лешке и пожал.

А ладожские женщины - матери, жены и дочери прославленных капитанов мало понимали их разговор, но глядели на Лешку одобрительно, потому что знали по опыту своих мужчин - без законов на воде никак нельзя.

1963

НИНА

Третий день живем мы в рыбацком городе на берегу Белого моря. Третий день ходим в одну и ту же столовую, что напротив нашей гостиницы. В городе есть еще кафе и столовые, но мы никуда не заходим и идем в "свою". Девушки-официантки уже привыкли к нам и встречают нас приветливо, а одна из них, Нина, улыбается.

Нине лет двадцать, она худощавая, большеглазая. Мы уже знаем, что Нина недавно вышла замуж. Ее муж рыбак. Они, наверное, очень любят друг друга. Когда Степа - так мужа зовут - уходит в море, он просит, чтобы носила Нина его тельняшку. Чтобы вспоминала его часто. Вот и сейчас выглядывают у Нины из-под распахнутой белой куртки голубые полосы тельняшки. Значит, Степа в море. Море тихое. Небо солнечное.

Когда Нина подходит к нашему столику, она всегда улыбается. И мы тоже улыбаемся. И пытаемся острить. Нина с тележкой подъезжает к столику и собирает посуду. Мы просим:

- Нина, покатайте нас.

Это не очень смешно, но мы все смеемся, и Нина на миг останавливается:

- А и впрямь можно...

Когда мы уходим, я беру в буфете несколько шоколадных конфет и протягиваю их Нине. Если бы я протянул коробку, она бы, наверное, смутилась. Но когда подносишь в горсти, это выглядит как-то дружески и естественно.

...На четвертый день мы проснулись оттого, что ветер градом и крупными каплями дождя бил в наше окно. По небу стремительно неслись тучи. Моря из нашего окна не было видно, но его рев отчетливо долетал до слуха. Мы оделись и отправились завтракать. Нина была беспокойной, не улыбалась. Ну чем мы могли ее утешить?

- Пройдет и это, - сказал один из нас.

Нина даже не взглянула в нашу сторону. Мы заметили, что и ходить она стала вдруг слегка покачиваясь, словно под ней палуба шхуны.

Когда мы пришли ужинать, Нину нельзя было узнать. Она осунулась и словно еще больше похудела. В углу сидела подгулявшая компания. Один из парней кивнул Нине:

- Давай встретимся, милая, после работы...

Нина замерла и неожиданно крикнула срывающимся голосом, звонко:

- У меня муж есть, понимаешь, муж!..

Парень опешил и сказал мирно:

- Ты не серчай... Я ведь ничего тебе...

Поздно вечером я пошел в баню. Вдруг дверь в баню распахнулась, и вошли пятеро мужчин в рыбацких капюшонах, резиновых сапогах. Лица были багровыми, иссечены прутьями ливня. Они, не подходя к кассе, прошли прямо в баню. Их никто не остановил. Медленно разделись, бросив одежду как попало на лавку, и прошли в парилку.

Старик банщик собрал их одежду и развесил по шкафчикам.

Рыбаки сидели на верхней полке, хлестались вениками. Молчали. Один сказал:

- Степана жаль...

И все на миг перестали хлестать себя, а потом снова как-то ожесточенно стали бить по спине и груди.

...Я тяжело спал в эту ночь, и снилось мне море: идет по морю, как по лесу, Нина и все ищет, ищет...

1961

ПАРОМ

Комитет комсомола института послал Егора во время каникул читать лекции по международному положению в Киришский район.

Началась осенняя непогода. Дороги вконец испортились.

Дали Егору коня, чтобы добраться до села Городище. Сел Егор на коня, приладил мешок, и конь рванулся что есть духу - галопом. Егор коленями прилип к бокам коня.

Проскакал он километра два, и остановился конь как вкопанный. Посреди дороги. Понукает Егор - конь ни с места. Огляделся: направо - лес, налево ров с водой и кустарник, впереди и сзади - расплывшаяся дорога в серой пелене дождя. Смутился Егор. Ветер воет, зябко под дождем, и кустарник, показалось ему, странно шевелится. "Волки!" - подумал он. И лаской, и лозой на коня воздействовал - не шелохнется конь. Тогда развязал Егор свой мешок, достал рафинад, ткнул коню в ноздри понюхать - и швырнул сахар вперед на дорогу. Конь только ушами повел, а за сахаром не двинулся.

А потом, минут через десять, конь сам вытащил ноги из грязи, сделал несколько шагов - и снова ударил галопом. "Шальная скотина!" - только и успел подумать Егор, вцепившись в гриву.

Городище - село большое, на берегу Волхова, широкая сельская улица рассекает его.

Ворвался Егор в село, скачет конь во весь опор по главной улице, разгоняя гусей и поросят. Народ дивится: "Что за ездок в кожаном пальто горячку порет?" А Егор, улучив момент, кричит с седла:

- Где клуб?

- Там! - несколько голосов в ответ, и показывают налево.

Натянул узду Егор, и вылетел конь на луг. На лугу действительно стоит дом - клуб, и две девчушки перед крыльцом пилят дрова.

- Я лектор, - хрипит с седла Егор, - где завклубом?

А конь - кругом по лугу, не может угомониться.

Девчушки прыснули:

- А если лектор, ты коня сначала останови!

- Не могу, - почти жалобно сказал Егор.

Тогда одна из девушек крикнула:

- Тишка! Ко мне!

И конь остановился.

Егор слез с коня, стащил мешок, надел очки.

- Вы правда лектор? Извините. А я завклубом - Надя. - А потом не удержалась, улыбнулась: - А кто же вам такого шелапута дал? Тишку у нас во всех деревнях знают.

Надя мало походила на заведующую клубом, - раскрасневшаяся от пилки, в лыжном костюме, носик, как назло, легкомысленно вздернут.

Вечером в клубе была лекция. Слушали внимательно, задавали вопросы, одна бабка спросила:

- Значит, с Америкой мы войны не поимеем?

- Не поимеем, - весело сказал Егор. Все засмеялись и, шумно двигая стульями, стали расходиться.

Надя сидела всю лекцию в первом ряду, шикала на тех, кто разговаривал, и проникалась к Егору уважением: "Ну, немножко постарше меня, а сколько знает!" Она переоделась перед лекцией и в зеленом модном пальто выглядела почти красивой.

После лекции она подошла к Егору и сказала просто:

- Вот ведь вам сегодня через Волхов не перебраться. Можете у нас ночевать.

Надя жила вдвоем с матерью, но в этот день мать отправилась по делам в райцентр и там застряла.

Наде нравилось быть хозяйкой. Она нащепала лучины, разожгла самовар и через полчаса пригласила Егора к столу. Они сидели за деревянным столом, пили из граненых стаканов чай, и лоснящийся пузатый самовар придавал их чаепитию какую-то торжественность.

Егор рассказывал о своей студенческой жизни, оживленный, веселый, и он совсем перестал быть для Нади лектором из Ленинграда, а все больше становился Егором, хорошим парнем, ну, которого она чуть-чуть помоложе. Она тоже что-то рассказывала, смеялась и время от времени, вспоминая о своих обязанностях хозяйки, бегала в погреб или на кухню. И вдруг, сама того не ожидая, спросила:

- А девушка у вас есть?

Егор замолк на миг и сказал серьезно:

- Нету.

И у Нади перехватило дыхание, она смутилась, покраснела и растерянно прошептала:

- А варенье смородиновое забыла поставить...

Наде казалось, что какая-то невидимая стена, вырастает между ними: и в разговоре уже не было той легкости, и сама она вдруг новым взглядом увидела лицо Егора - чуть припухшие губы, бледный шрам у левого виска, родинку на щеке.

Она постелила Егору спать на печи, а сама легла в соседней комнате на кровать матери. И всю ночь не спала, слушала, как шевелится он во сне, как, откинув руку, стукнул в тонкую перегородку, как перевернулся на бок. А когда под утро задремала, то увидела Егора, мчащегося на взмыленном коне прямо к ней. Что она чувствовала, она, наверное, никогда не могла бы выразить словами, но это чувство было прекрасным и словно несбыточным.