Альфред Нойман - Дьявол

• Название: Дьявол
• Автор: Альфред Нойман
• Издательство: Высшая школа
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1992
• ISBN: 5-06-002559-4

Роман немецкого писателя Альфреда Ноймана посвящен истории Франции второй половины XV в. Автор показывает, как в течение двух с лишним десятилетий король-объединитель Людовик XI противостоял феодальной клике, возглавляемой его родственником герцогом Бургундским Карлом Смелым, и как путем ловких дипломатических комбинаций он сумел разъединить своих врагов и вышел победителем из борьбы.

Главным героем романа наряду с Людовиком XI является ближайший помощник короля Оливье Ле Ден, исполнявший многие его тайные поручения и за свои ловкость и неразборчивость в средствах прозванный дьяволом.

---

— Оливер…

Тот печально и строго поднял руку.

— Государь, — прошептал он, — тело, лежащее перед вами, — уже не тело, оно ничего больше не ощущает и трогать его нельзя. Знаете вы это?

— Она жива еще, Оливер…

— Она жива только для взора, для своего и для нашего взора. Государь, так ли вы добры, чтобы сохранить эту жизнь?

Голова короля склонялась все ниже и ниже; он зарылся лицом в шкуры, покрывающие ложе.

— Да, Оливер, я не потревожу ее сна. Я не дотронусь до нее, когда она проснется. Я не хочу больше убивать…

Потрясенный, весь дрожащий, Неккер молвил только:

— Посмотрите на меня, государь.

Людовик с огромным усилием поднял голову.

— Вы плачете, государь. Вы прежде когда-нибудь плакали? Сейчас вы хороший, хороший человек.

Он опустился на колени рядом с королем и целовал его руку.

— Я уже старик, — тихо сказал Людовик, — и это, видно, к лучшему.

Внезапно он ухватился за руку Оливера и весь прижался к ней.

— Король не хочет больше убивать, — простонал он.

Какая-то необычная улыбка скользнула по лицу Неккера.

— Не король, а человек не хочет больше убивать, государь, а я служу и человеку и королю…

Людовик взял голову Оливера обеими руками и долго глядел ему в глаза, ища чего-то.

— Мы не до конца знаем друг друга, брат мои, — прошептал он наконец, — и это к лучшему.

Они умолкли. Анна повернулась во сне и улыбнулась. Потом лицо ее стало пасмурным, даже печальным, словно ее мучили жуткие видения. Грудь ее быстро поднималась и опускалась. Она вытянула руки, как бы обороняясь.

— Ты все-таки плакал, Оливер, — лепетала она. Людовик поднял задумчивое лицо.

— Отчего ты плакал, Оливер? — печально спросил он.

Неккер посмотрел на него со страданием.

— Из-за вас, государь; я не знал, что вы сами умеете плакать.

— Я этого тоже не знал, Оливер…

— Дай мне зеркало, — шепнула спящая еле внятно. Неземная радость была в ее лице. Оно было неподвижно, а она все-таки улыбалась. Очарованному королю показалось, что улыбка разлилась по ее коже.

— Оставь меня одного, Оливер, дай наглядеться, — тихонько попросил он.

На празднества, данные в замке королевы по случаю крещения дофина, прибыл и Карл Гиеньский.

Рождение наследника вызвало в среде оппозиционных вассалов короны небывалое возбуждение и снова оживило мысль о создании лиги: д’Юрфэ даже полагал, что в скором времени представится возможность претворить оппозиционные настроения в открытое выступление и посему, как опытный политик, именно теперь охотно демонстрировал королю свою лояльность и совершенную преданность. Вот почему Карл, не медля ни минуты, принял приглашение брата и отправился с полагающейся по сему случаю радостью приветствовать наследника престола.

Он нашел короля в необычайном для него состоянии душевного покоя и ровной, просветленной доброты. Все это поведение по отношению к брату было до неправдоподобия чуждо каким-либо политическим целям и соображениям; и, однако, в нем действительно не шевельнулось ни одной мысли, напоминающей интригу, ловушку, подвох. Шарлотта, встретившая Карла умным, исполненным сострадания взглядом и наблюдавшая все время за обоими братьями, спросила сеньора Ле Мовэ, к которому она относилась как к другу и в обществе которого чувствовала себя хорошо:

— Неужто двуличие королей доходит до таких пределов?

— Нет, сударыня, — убежденно ответил Неккер. — Благодатная доброта разлита теперь в душе короля. Он никогда не знал этого чувства, и оно радует его.

Шарлотта выпрямилась в кресле и даже похорошела от неожиданности:

— Значит, король беседует сейчас не с осужденным на смерть?

— С осужденным, государыня, — тихо сказал Неккер.

Королева скорбно опустила голову.

— Как понять вас, мессир? Как могу я поверить в его доброту, раз он все же замышляет убийство?

Оливер посмотрел на ее слишком высокий, с залысинами, лоб.

— Король не может не убивать, — прошептал он, — но вот тот седой человек поистине кроток, поистине добр и не помышляет о братоубийстве. Людовик не знает, что беседует сейчас с осужденным.

Шарлотта в ужасе подняла на него глаза.

— А кто же знает об этом, мессир? — вымолвила она трясущимися губами. Глаза Неккера были печальны.

— Вы, всемилостивейшая государыня, да я.

Руки Шарлотты вспорхнули с колен как испуганные птицы, затем молитвенно сомкнулись.

— Господи, спаси и помилуй и благослави вашу великую душу, мессир, — набожно проговорила она.

Оливер улыбнулся с бесконечной болью и промолчал. Королева глядела на него задумчивыми, ищущими глазами.

— Долго ли он еще будет хорошим человеком? — вдруг спросила она.

— До тех пор, покуда любит, оставаясь чистым.

— Анна… — еле внятно шепнула Шарлотта, и плечи ее поднялись. Оливер закрыл глаза, словно и ему звук этого имени причинял боль.

— До тех пор, покуда больная жива, — пробормотал он.

— А как долго она проживет?

Неккер провел рукой по лбу и загляделся вдаль.

— Тут порочный круг, — дал он странный ответ; — она будет жить, пока он будет хорошим человеком.

Королева быстро оглянулась, наклонилась к стоящему перед ней Неккеру и приникла губами к его руке. Оливер слегка вздрогнул, но не устыдил ее никаким внешним признаком изумления или самодовольства.

Король взглядывал на Неккера как-то беспокойно и неуверенно, в особенности когда Оливер разговаривал с Карлом Гиеньским. Однако ни о чем его не спрашивал, не высказывал никаких подозрений или дурных предчувствий. Оливер, замечавший хмурый взор Людовика, смотрел ему прямо в глаза со спокойным, безмятежным видом человека, которому нечего скрывать. Тогда Людовик опускал голову. Во время прощального пира, заданного в честь гостей, Неккер был кравчим при особах короля и герцога Гиеньского. В течение всего вечера Людовик не мог, по-видимому, избавиться от тайного волнения; он был молчаливей и задумчивей, чем обычно в таких торжественных случаях; как-то напряженно, почти скорбно сложились губы, а взор часто и подолгу останавливался на веселом и довольном лице брата. Внезапно Людовик поднял голову, охваченный мрачным подозрением; он увидел, что Неккер стоит за спиной Карла и пристально глядит на его затылок потемневшим, немигающим взором. Герцог Гиеньский поднял бокал, только что наполненный кравчим. У короля пресекся голос от охватившего его ужаса. Он мог лишь бессмысленно вытянуть руку по направлению к брату.

— За ваше здоровье, государь, — провозгласил Карл, не понявши жеста короля.

— Постой! — сказал, тяжко дыша, король и тут же, заставив себя улыбнуться, схватил бокал брата и протянул ему свой. — Постой, любезный брат, обменяемся кубками и выпьем с тобой за счастливое будущее!

Герцог Гиеньский польщенно улыбнулся и выпил из золотого кубка короля. Король обхватил рукой чужой бокал и пронизывающим взором посмотрел на Неккера. Оливер ответил спокойным, слегка удивленным взглядом. Людовик покраснел и выпил. Потом он раздумчиво провел рукой по лбу.

— Оставьте себе мой кубок, братец, — молвил он с добротой, — а я ваш сохраню на память. На память о том часе, когда я мыслил и чувствовал воистину по-братски. Не правда ли, Карл, я сегодня говорю необычные слова?

— Вы всегда относились ко мне по-братски, — сказал герцог Гиеньский, боязливо и со стесненным дыханием взглядывая на д’Юрфэ. Людовик скорбно поднял брови.

— О нет, Карл, — тихо сказал он, — ни я, ни ты никогда не были друг другу братьями. У всякого человека — у старого человека в особенности — бывают минуты, когда он мыслит только добро, а зла не помнит и не разумеет. Я хотел бы верить, что переживаю такую великую минуту. Хотел бы верить, что и я могу быть братом. От тебя, Карл, от тебя одного зависит теперь мир и покой в нашем доме и нашей стране. Да будет мир, милый брат!

Он ощутил на себе взгляд Оливера и поднял голову. Светившееся в глазах Неккера безмерное сострадание его поразило. Он печально улыбнулся в ответ. За что ты меня жалеешь? — говорила эта улыбка. Неккер отвернулся.

Принц Карл извивался от страха как угорь на сковородке. Полная растерянность овладела им. Неужто все это опять ловушка, мучительно стучало в его мозгу; неужто он опять подъезжает ко мне с подвохами? Что ему от меня нужно и как мне спастись?

— Я всегда был вам братом, государь, — проговорил он, запинаясь, — и всегда останусь таковым. Но…

Тут и д’Юрфэ беспокойно заерзал на месте.

— В силу политической позиции, занимаемой монсеньором, он вынужден будет обдумать вопрос о своих династических правах, — сказал д’Юрфэ не без замешательства, — но он обещает вам, государь, лояльно учесть все мыслимые гарантии.

Король сильно побледнел и сжал губы. Он молча, с невыразимым презрением посмотрел на одного, затем на другого. Потом поднял взор на Оливера и увидел его глаза, исполненные сострадания. Но ничего больше он в них не мог разглядеть. Он и в себе не находил никакой иной мысли, ни суровости, ни вспышки гнева, порождающей репрессии. Он ничего не ощущал, кроме усталости и горечи и стремления не думать о том, что было, о том, что будет. Он перевел разговор на другую тему, говорил и слушал безразличные вещи. Он не смотрел больше на кравчего. Но сердце его не переставало сжиматься всякий раз, как он взглядывал на посеревшее лицо брата.