Вольдемар Балязин - Первые годы жизни ее в России (Браки Романовых)

• Название: Первые годы жизни ее в России (Браки Романовых)
• Автор: Вольдемар Балязин
• Жанр: История

---

Балязин Вольдемар Первые годы жизни ее в России (Браки Романовых)

Вольдемар Балязин

Браки Романовых с немецкими династиями в XVIII - начале XX вв.

Первые годы жизни ее в России

10 января 1744 года мать и дочь выехали из Цербста и через Берлин, Кенигсберг и Ригу 3 февраля прибыли в Петербург, а 9 февраля достигли Москвы, где находились и Елизавета Петровна, и Петр Федорович, и весь императорский двор. В Москву они приехали в канун дня рождения Петра Федоровича, когда ему должно было исполниться шестнадцать лет.

За три версты до первопрестольной, на Тверской дороге, Софию и ее мать встретил Карл Сиверс, тогдашний кофишенк императрицы и один из мимолетных любовников, вскоре ставший камер-юнкером двора Петра-Ульриха, а через некоторое время и графом. Сиверс выразил большую радость в связи с приездом дорогих гостей, которых, по его словам, с нетерпением ожидали в Кремле.

Встреча превзошла все ожидания: обе женщины были обласканы, засыпаны подарками и награждены орденом Святой Екатерины.

Елизавета Петровна была очарована невестой племянника и при любом удобном случае ласкала и одаряла ее. Да и жених в первые дни был очень внимателен и предупредителен по отношению к невесте, но вскоре она поняла, что перед нею не более чем неразвитый, хвастливый и физически очень слабый подросток, хотя в это время ему уже сравнялось шестнадцать лет.

Готовясь к свадьбе, София-Августа-Фридерика, много сил и времени отдавала изучению русского языка и проникновению в премудрости православного богословия, чем крайне расположила к себе и Елизавету Петровну и многих придворных.

28 июня произошло принятие Ангальт-Цербстской принцессой нового, православного, исповедания и нового имени - Екатерины Алексеевны. Это и была будущая Российская императрица Екатерина Великая.

Без ошибок и почти без акцента произнесла Екатерина символ веры, чем поразила всех, присутствовавших в церкви. А на следующий день произошла помолвка Петра и Екатерины, официально объявленных женихом и невестой, сопровождаемая и обрядом обручения. Новой Великой княжне, объявленной и "Императорским Высочеством" был придан и придворный штат, который возглавляла приставленная к ней метрессой-оберегательницей сорокачетырехлетняя графиня Мария Андреевна Румянцева - жена графа Румянцева, поймавшего царевича Алексея Петровича.

Хуже обстояло дело с ее будущим мужем: к Петру Федоровичу для досмотра за ним и опеки не приставили никого и он, в ожидании свадьбы пил водку и слушал от своих лакеев, камердинеров и слуг разные сальности об обращении с женщинами. А Екатерина, зная это, все более охладевала к своему жениху.

Наконец, 21 августа 1745 года состоялось венчание и началась свадьба, продолжавшаяся десять дней, в которой принял участие весь Петербург. Город был украшен арками и гирляндами, из дворцового фонтана било вино, столы, заполненные яствами, стояли на площади перед дворцом, предоставляя каждому, кто хотел побывать на свадьбе Петра и Екатерины, возможность поесть, выпить и повеселиться.

Свадебный пир проходил под орудийные залпы, при свете большого праздничного фейерверка. В эти дни Екатерина была усыпана сапфирами, бриллиантами и изумрудами. На верфях Адмиралтейства произвели спуск на воду 60-ти пушечного корабля, десять дней в Петербурге звонили во все колокола, а с Невы палили десятки корабельных пушек. Но веселье занимало всех, кроме Екатерины.

Петр и Екатерина, оставаясь наедине, вскоре почувствовали неодолимую неприязнь друг к другу. И эта неприязнь, разрастаясь все более, не оставила их более никогда. Доверяясь дневнику, Екатерина писала: "Мой возлюбленный муж мною вовсе не занимается, а проводит свое время с лакеями, то занимаясь с ними шагистикой и фрунтом в своей комнате, то играя с солдатиками, или же меняя на дню по двадцати разных мундиров. Я зеваю и не знаю, куда деться со скуки".

Вскоре размолвка переросла в отчуждение, и императрица приставила к Екатерине свою двоюродную сестру графиню Марию Симоновну Гендрикову, в замужестве Чоглокову, почтенную 23-летнюю мать семейства, для того, чтобы она своим примером и влиянием помогла Екатерине выполнить свой главный долг - родить наследника престола. Мария Симоновна была единственной в истории российского императорского двора статс-дамой, возведенной в это звание еще до замужества, когда ей было девятнадцать лет. Правда, исправляя этот промах, через три месяца она уже вышла замуж за обер-церемонимейстера Николая Наумовича Чоглокова, став образцовой женой и матерью, что по мысли императрицы, должно было воодушевить к тому же и Екатерину.

Однако время шло, а молодая жена наследника престола не беременела. И дело было не в ней, а в ее супруге. "Если бы великий князь желал быть любимым, то относительно меня это вовсе было не трудно, - писала Екатерина, - я от природы была наклонна и привычна к исполнению своих обязанностей". А Петр Федорович, не обращая внимания на молодую жену, сразу же после свадьбы стал волочиться за фрейлиной Корф, потом за девицей Шафировой, затем почти за всякой придворной дамой, которая проявляла к нему интерес.

В "Записках" за 1746 год Екатерина писала: "Я очень хорошо видала, что Великий князь совсем меня не любит. Через две недели после свадьбы он мне сказал, что влюблен в девицу Карр, фрейлину императрицы... Он сказал графу де Виейре, своему камергеру, что не было и сравнения между этой девицей и мною".

История сохранила кроме уже названных имен и многие другие, но ни одну из этих мимолетных любовниц Петра Федоровича нельзя было назвать фавориткой.

К этому разряду могла быть отнесена лишь одна его пассия - главная страсть Петра Федоровича - Екатерина Романовна Воронцова, которую Екатерина называла "фаворитсултаншей". Эта Воронцова, была дочерью Романа Илларионовича, ссужавшего бедную цесаревну капиталами своей жены-купчихи, и племянницей одного из героев дворцового переворота - Михаила Илларионовича.

Все современники согласны в том, что любовницы Петра, как на подбор отличались тем, что были некрасивы, невоспитанны и глупы. Особенно уродливой была Воронцова - маленькая, толстая, с лицом, покрытым оспой, с дурным вспыльчивым характером, скандальная, злая и весьма недалекая. И тем не менее именно она имела на Петра Федоровича наиболее сильное влияние. Под горячую руку Воронцова могла и побить наследника престола.

И хотя Елизавета Романовна Воронцова имела на Петра сильное влияние, единственной его любовницей она не была. Особенно неразборчив был император в связях во время бесконечных кутежей, длившихся иногда по нескольку суток. Сам он нередко допивался до бесчувствия, и лакеи выносили его из-за стола, взяв подмышки и за ноги, в то время, как под столом оставались допившиеся до последней степени титулованные и нетитулованные сотрапезницы, лежавшие рядом с городскими девками и танцовщицами.

Вместе с тем Петр иногда начинал говорить о том, что заточит Екатерину в монастырь, разведется с ней и обвенчается с Воронцовой, а как только станет императором, то тотчас же возведет Елизавету Романовну на трон.

Красивая, молодая, цветущая, остроумная и веселая Екатерина, конечно же, имела на успех у мужчин гораздо больше шансов, чем ее муж - неказистый, инфантильный, болезненный и недоразвитый во многих отношениях - у женщин. Она хорошо осознавала это и так писала в "Записках": "Я получила от природы великую чувствительность и наружность, если не прекрасную, то во всяком случае привлекательную; я нравилась с первого разу и не употребляла для того никакого искусства и прикрас. Душа моя от природы была до такой степени общительна, что всегда, стоило кому-нибудь пробыть со мною четверть часа, чтобы чувствовать себя совершенно свободным и вести со мною разговор, как будто мы с давних пор были знакомы. По природной снисходительности моей, я внушала к себе доверие тем, кто имел со мною дело; потому что всем было известно, что для меня нет ничего приятнее, как действовать с доброжелательством и самою строгою честностью. Смею сказать (если только позволительно так выразиться о самой себе), что я походила на рыцаря свободы и законности; я имела скорее мужескую, чем женскую душу, но в том ничего не было отталкивающего, потому что с умом и характером мужским соединялась во мне привлекательность весьма любезной женщины.

Да простят мне эти слова и выражения моего самолюбия: я употребляю их, считая их истинными и не желая прикрываться ложною скромностью. Впрочем, само сочинение это должно показать, правду ли я говорю о моем уме, сердце и характере. Я сказала о том, что я нравилась; стало быть половина искушения заключалась уже в том самом; вторая половина в подобных случаях естественно следует из самого существа человеческой природы, потому что идти на искушение и подвергнуться ему - очень близко одно от другого. Хотя в голове запечатлены самые лучшие правила нравственности, но, как скоро примешивается и является чувствительность, то непременно очутишься неизмеримо дальше, нежели думаешь. Я по крайней мере не знаю до сих пор, как можно предотвратить это. Может быть, скажут, что есть одно средство избегать; но бывают случаи, положения, обстоятельства, где избегать невозможно; в самом деле, куда бежать, где найти убежище, как отворачиваться посреди двора, который перетолковывает малейший поступок. Итак, если не бежать, то по-моему нет ничего труднее, как уклониться от того, что вам существенно нравится. Поверьте, все, что вам будут говорить против этого, есть лицемерие и основано на незнании человеческого сердца. Человек не властен в своем сердце; он не может по произволу сжимать его в кулак и потом опять давать свободу".