Джон Шерилл - Брат Андрей, Божий контрабандист

• Название: Брат Андрей, Божий контрабандист
• Автор: Джон Шерилл
• Жанр: Научная Фантастика

---

Здесь же был Бен и его невеста. Мне сообщили, что они отложили свадьбу до моего приезда, чтобы я смог присутствовать на ней. Ари, новоиспеченный муж Гелтье, тоже присоединился к нам. Мой младший брат Корнелиус серьезно пожал мне руку. Он не мог оторвать глаз от моей трости, и я знал, что он думает о том, насколько серьезно я ранен. В самый разгар объятий и поцелуев из дому вышел папа, тоже немного прихрамывая. Его карие глаза были мокрыми от слез.

"Андрей, мальчик мой! Как хорошо! Как хорошо, что ты вернулся домой!" папа говорил все так же громко.

Когда первые приветствия смолкли, Мартье сказала мне: "Когда захочешь, я отведу тебя на могилу к маме".

Я сказал, что хочу пойти прямо сейчас. Кладбище было всего в пятистах ярдах от нашего дома, но, чтобы пройти это расстояние, я взял у папы велосипед. Я перекинул через сиденье больную ногу и отправился наполовину пешком, наполовину на велосипеде.

"Действительно все так плохо?" - спросила Мартье.

"Врачи боялись, что я вообще не смогу ходить".

Земля на маминой могилке еще не осела. В маленькой красной вазочке, укрепленной в почве, стояли свежие цветы. Через некоторое время мы с Мартье молча пошли домой.

В ту же ночь, когда стемнело, я объявил, что попробую пойти прогуляться. Никто не предложил сопровождать меня, потому что все знали, куда я хочу пойти. Я опять взял велосипед и с трудом поехал по улице. Кладбище серебрилось в лунном свете, и я легко нашел могилу. Я сел на землю и сказал своей маме последние слова.

"Я вернулся, мама". Мне казалось, что я действительно разговариваю с ней. "Я прочитал твою Библию, мама. Не сразу, но прочитал". Я долго молчал.

"Мама, что мне теперь делать? Я не могу пройти и сотни ярдов, чтобы не остановиться от боли. Ты знаешь, я никогда не любил кузнечное дело. В госпитале есть реабилитационный центр, но чему я могу там научиться? Я чувствую себя таким ненужным, мама. И виноватым. Виноватым за ту жизнь, которую я вел там. Ответь мне, мама".

Но ответа не было. Холодный лунный свет лился на меня, на могилу и на все вокруг: на всех мертвых и полумертвого. Просидев полчаса, я прекратил попытки проникнуть в прошлое. Затем я отправился домой.

Гелтье сидела за кухонным столом и шила. "Мы говорили о том, где тебе лечь, Андрей, - сказал она, не поднимая головы. - Как ты думаешь, ты сможешь взобраться вверх по лестнице?"

Я посмотрел на отверстие в потолке над головой; затем приступом взял лестницу. За один раз я преодолевал одну перекладину, куда ставил сначала здоровую ногу, а потом подтягивал больную. От сильной боли у меня выступил пот на лбу, но я повернул голову так, чтобы никто этого не видел. Меня ждала моя старая постель, чистые простыни гостеприимно белели в темноте. Я долго лежал, глядя в покатый потолок, стараясь не заплакать, а затем уснул, напоследок подумав о том, что стало с моим великим приключением.

На следующее утро я взял трость и отправился посмотреть на деревню. Люди были вежливы, но, казалось, чувствовали себя смущенными. Они вскользь глядели на мою форму, а затем на ногу. "Ты получил ранение в Ост-Индии или где-то еще?" - спрашивали они. Эта война стала непопулярной в Голландии, как, наверное, все проигранные войны. Всем было ясно, что Индонезия скоро получит независимость, и потому намного легче было сделать вид, что мы всегда этого хотели. Возвращавшиеся ветераны только усложняли дело.

По какой-то непонятной причине я направился к дому Уэтстров. Они сидели за столом, и я с радостью принял их приглашение выпить чашечку кофе. Мистер Уэтстра расспрашивал меня о Сукарно и коммунистах и наконец стал задавать вопросы более личного характера.

"Ты доволен тем приключением, ради которого уехал, Анди?"

Я смотрел в пол. "Нет, не совсем", - ответил я.

"Хорошо, - сказал он, - мы будем продолжать молиться".

"О приключении? Для меня? - я почувствовал, как во мне поднимается волна негодования. - Да, конечно, молитесь. Теперь я как раз готов к приключениям. Как только прозвучит призыв, я тут же вскочу на ноги".

И мне сразу стало стыдно. Что заставило меня произнести эти слова? Я ушел, чувствуя, что разрушил нашу дружбу.

Очень хотелось повидаться еще с одним человеком, Кесом. Он тоже был дома, сидел у себя наверху, склонившись над большой кипой книг. После несколько напряженного приветствия я взял одну из них и удивился, обнаружив, что книга была богословского содержания.

"Что это?" - спросил я.

Кес взял у меня из рук книгу. "Я понял, чем я буду заниматься".

"Тебе повезло. Чем же ты займешься?" - спросил я, с трудом веря в то, что, как я знал, сейчас услышу.

"Я хочу посвятить себя служению Богу. Пастор Вандерхоп поможет мне".

Я скорчился и ушел как можно быстрее.

Госпиталь для ветеранов в Дорне был огромным комплексом, включавшим в себя лечебные корпуса, палаты и реабилитационные отделения, но главной отличительной чертой его была скука. Мне не нравились упражнения, мне не хотелось заниматься в ремесленной школе, но более всего я возненавидел трудовую терапию.

Нам нужно было делать вазы из вязкой и густой глины. У меня ничего не получалось. Весь трюк заключался в том, чтобы положить комок глины точно в центр гончарного круга, а затем крутить станок и в то же время пальцами придавать глиняному шарику необходимую форму. Почему-то я никогда не мог найти этот центр. Я так нервничал, что несколько раз запускал комком глины в противоположную стену.

В первые же выходные я отправился повидаться с Тиле. В автобусе по дороге в Горкум я постоянно твердил себе, что она может оказаться не такой прекрасной, какой я ее запомнил. Затем я переступил порог рыбного магазина и увидел Тиле. Ее глаза были еще чернее, а кожа казалась еще белей. И, несмотря на то что ее отец внимательно следил за нами, наши руки сплелись в долгом приветствии.

"Добро пожаловать домой, Андрей".

Отец Тиле подошел ко мне, вытирая рыбью чешую о фартук. Он энергично потряс мою руку. "Рассказывай все про Индию!"

Как только я освободился, мы с Тиле ушли из рыбного магазина. Оставшуюся часть дня мы провели на пристани, сидя на большом кабестане и разговаривая. Я рассказал о своем возвращении, о муже Гелтье и приближающейся свадьбе Бена. Я говорил о реабилитационном центре, о том, как ненавидел работать с глиной. И хотя я знал, что она будет разочарована, я сказал, что потерпел поражение в религиозной жизни.

Тиле смотрела на залив. "Но Бог - мягко сказала она, - не признает поражения". Вдруг она рассмеялась. "Мне кажется, ты как один из тех кусков глины, Анди. У Бога есть для тебя план, и Он пытается поместить тебя в самый центр Своих намерений, но ты все время выворачиваешься и выскальзываешь из Его рук".

Она обратила ко мне свои черные глаза: "Откуда ты знаешь, Анди? Может быть, Он хочет сделать из тебя что-то замечательное?"

Я опустил глаза и сделал вид, что меня страшно интересует сигарета, которую я затушил о камень.

"Например?" - спросил я.

Тиле с отвращением посмотрела на груду окурков, которыми я усеял все вокруг. "Например, пепельницу, - коротко сказала она. - Ты много куришь, Анди?"

Я выкуривал до трех пачек в день. "Не знаю", - ответил я.

"Поэтому ты кашляешь. Думаю, тебе это не на пользу".

"У тебя полно планов по моему перевоспитанию, да?" - я совсем не хотел этого говорить. Почему я все время все порчу? Вдруг я почувствовал, насколько я далек от всех, даже от Тиле. Она не знала, что можно до крови искусать себе губы, пытаясь подавить крик от страшной боли в ноге. Она не знала, как я чувствовал себя, когда женщины в автобусе вставали, чтобы уступить мне место. В тот день я оставил Тиле, понимая, что сказал ей совсем не то, что хотел.

Только через два месяца я снова услышал о религии, и на этот раз не от Тиле, а от другой симпатичной девушки.

Было позднее утро ненастного сентябрьского дня 1949 г. Мы сидели на своих постелях, читали и писали письма после утренних упражнений, когда вошла медсестра и объявила, что к нам пришел посетитель. Я не обратил на это никакого внимания, пока не услышал из уст двадцати ребят тихий свист. Я поднял глаза. В дверях стояла оробевшая и все же польщенная таким вниманием яркая блондинка.

"Неплохо", - шепнул мой сосед по койке Пир.

"Я не займу много времени, - начала девушка, - я только хочу пригласить вас всех на сегодняшнее палаточное собрание. Там будет много закусок и напитков..."

"Какого рода?" - закричал кто-то.

"...Автобус уедет отсюда в семь часов вечера, и я надеюсь, что вы все придете".

Ребята разразились восторженными, нарочито шумными аплодисментами, сопровождая их криками "Браво! Браво!", в то время как девушка уходила. Но, когда наступило семь вечера, мы все стояли в фойе, чисто выбритые, с волосами, густо намазанными бриалином. Впереди всех стояли мы с Пиром. Мы были веселы не только потому, что решили провести вечер вне госпиталя, но и потому, что Пиру удалось сходить в деревню и принести оттуда ответ на вопрос, какие напитки мы будем пить. К тому времени, когда автобус прибыл на место, бутылка была наполовину пуста. В палатке мы забрались на задние ряды и допили ее до конца.