Джон Шерилл - Брат Андрей, Божий контрабандист

• Название: Брат Андрей, Божий контрабандист
• Автор: Джон Шерилл
• Жанр: Научная Фантастика

---

Однако и католические, и протестантские церкви при новом режиме оказались в одинаковом положении, и больше всего страдалo духовенство. Священники и служители были названы непроизводительными членами общества. Им не давали талонов на продукты и одежду и часто вынуждали работать в трудовых батальонах, которые были предназначены для тех, кто не мог служить в армии. В такие группы набирались наркоманы, гомосексуалисты, преступники и вместе со священниками отправлялись в поля резать сахарный тростник.

И все же большая часть этих смелых людей оставалась на своем посту. Церкви были открыты для всех: духовный голод был огромным. Везде, где мы с Хансом выступали, собиралось множество людей. В окна и двери заглядывали посторонние, чтобы посмотреть, что у нас происходит. Иногда нам казалось, что лучше вообще устраивать собрания не в церкви. Помню, однажды я сидел на скале над океаном и разговаривал с группой студентов университета, в то время как по дороге внизу постоянно курсировал джип с вооруженными солдатами.

Куда бы мы ни ходили, везде люди спрашивали о преследованиях верующих в коммунистических странах, которые мы посетили. Они задавали вопросы, которые показывали, что они в курсе всех событий. Их интересовало, что с подростковым центром Дейвида Уилкерсона в Нью Йорке, где теперь Билли Грэм, что это за движение, которое провозгласило, что Бог мертв. Вот так мы узнали о том, что на Кубу обычной почтой поступали регулярные религиозные публикации даже из Соединенных Штатов.

За несколько месяцев до нашего приезда Кастро объявил о своем решении позволить всем, кто хочет, покинуть страну. Сотни тысяч людей записались в список желающих. Однако с Кубы каждый день улетало только два самолета. Понадобилось бы десять лет, чтобы вывезти с острова только те девятьсот тысяч, которые были в списке. Тем временем те, кто стояли в очереди на выезд, теряли работу, жилье и собственность. И все же каждый день сто девяносто человек покидали Кубу, а другие твердо верили, что их черед скоро наступит. Мы чувствовали, что самое большое влияние мы оказываем именно на тех, кто ждал своей очереди на отъезд.

Как и в Восточной Европе, мы призывали наших слушателей подумать о судьбе христианина в то время, когда его страна была в беде. Бежать или остаться? Жизнь на Кубе в 1965 г. была нелегкой. Но, может быть, Бог имел веские причины на то, чтобы поместить их в таком месте и в такое время? Может быть, они станут Его орудием, Его исцеляющими руками, Его представителями на этой земле.

Однажды вечером, когда я высказал подобную мысль, из зала поднялся дородный, хорошо одетый мужчина с густыми черными усами. "Я методистский служитель, - сказал он собранию, - хотя в течение последних двух лет я работал парикмахером. Но Бог говорил со мной сегодня вечером. Я собираюсь вернуться к служению. Я пастырь, который оставил Его овец, но теперь я возвращаюсь к ним".

Началось что-то невообразимое. Все в церкви кинулись пожимать ему руки. Я слышал крики радости, плач и возгласы: "Gracias, pastor!"*

Мы видели много подобных случаев. Одна пара уже готовилась выкупить долгожданные авиабилеты, и через две недели они должны были улететь. Но после нашей встречи решили остаться. "Теперь, - сказали они, - Куба - наше миссионерское поле".

Когда мы садились на самолет, вылетавший из Гаваны, мы с Хансом уже знали, что Куба стала и нашим миссионерским полем. Это была страна, открытая практически для всех; тут можно было свободно пробрести Библии, религиозные книги и вообще любую литературу. Страна, где малейшая искра воодушевления, падавшая в щедрые и эмоциональные латинские сердца, зажигала огонь любви, преданности и жертвенности.

На следующий год после поездки на Кубу мы наконец получили визу в самую жестко контролируемую страну коммунистического режима. Туда было очень трудно попасть, а попав, с кем-то связаться. Нам понадобился весь наш оптимизм, чтобы не пасть духом. Я говорю, конечно, о крошечной Албании.

Я был далеко в Сибири, когда наша группа получила возможность въезда в эту страну. Французское туристическое агентство впервые в современной истории организовало двухнедельный тур в Албанию. Рольф и Маркус присоединились к туру как "учителя" из Голландии.

Они не повезли с собой Библии, потому что за несколько лет до этого мы узнали, что албанских Библий не существует вообще. Более того, не было и албанского языка, на котором можно было бы напечатать Библии. В этой крошечной стране с населением в полтора миллиона человек существовало по крайней мере три совершенно разных диалекта: шкиптарский, гегский и тоскский. Единственные Библии, имеющиеся в стране, в римско-католических церквах были на латинском языке, а в православных - на греческом. Остальные жители страны были мусульманами.

Американское библейское общество сообщило нам, что у них есть Новый Завет на шкиптарском диалекте. Он был переведен в 1824 г. и находился в их библиотеке, и, похоже, других экземпляров не сохранилось. После революции делались попытки создать албанский язык, но мы не могли надеяться, что в эти планы входит публикация новой Библии.

Рольф и Маркус повезли с собой брошюры и отрывки из Писания на всех трех албанских диалектах. И когда албанские таможенники даже не открыли их чемоданы, они решили, что им исключительно повезло. В Албании существовал строгий закон, запрещающий ввоз любых печатных материалов, причем их содержание не имело никакого значения, поскольку все это считалось "пропагандой". Маркус и Рольф были уверены, что на границе их литература будет конфискована. Поэтому, поселившись вместе со своим грузом в гостинице в Тиране, они почувствовали воодушевление.

Но они недооценили хорошо вымуштрованных и законопослушных албанцев. В течение двух недель они пытались раздать свои брошюрки с отрывками из Писания. Но все албанцы вели себя одинаково - они убирали руки за спину. Они не только не брали брошюры, но даже не прикасались к ним. Даже католический епископ, которому Рольф попытался дать Евангелие от Иоанна, повернулся и ушел, словно его обидели.

Наконец, в отчаянии, они оставили кучку брошюр на одном из подоконников на центральной улице деловой части города, решив, что прохожие, возможно, потихоньку разберут их. К их ужасу, на следующий день за девяносто километров от столицы их догнали двое полицейских. В это время группа обедала. Полицейские потребовали признаться, кто из них положил на улице брошюры. Дело было не в проницательности детективов. Наши ребята быстро сообразили, что навело полицию на их след: они были здесь единственной группой иностранцев. Чтобы предотвратить неприятности для всех остальных туристов, Маркус и Рольф признались в содеянном и пообещали прекратить "политическую" деятельность. Никто не взял ни одной брошюрки из оставленных ими на улице.

Так, имея в виду перспективу будущей работы с литературой в Албании, результаты их путешествия могли показаться крайне

обескураживающими. Что касается других аспектов поездки, оба вернулись со смешанным чувством. Албанцы были самыми радушными, самыми дружелюбными людьми из всех, кого мы встречали в наших поездках. Но та же любовь изливалась и на лидера страны, Энвера Ходша. Ибо Ходша трудился во благо народа, они не сомневались в этом. Эта маленькая страна с незапамятных времен была полем боя для других стран, и в ней господствовали то турки, то итальянцы, и, вероятно, теперь впервые в истории государством руководило правительство, предметом интересов которого был народ Албании.

Но даже если бы местные жители говорили по-китайски, Рольф и Маркус не чувствовали бы себя более растерянными, пытаясь наладить полноценные контакты с людьми. Маркус говорил немного по-итальянски и надеялся пообщаться с албанцем, который понимает этот язык. Но даже когда ситуация казалась идеальной, разговаривать было почти невозможно. Это была страна, где никто ничего не знал, никто ничего не помнил.

"Скажи, друг, - обращался Маркус к фабричному рабочему в пустом коридоре, - ты давно здесь работаешь?"

Улыбка и неопределенный жест. "Трудно сказать, синьор".

"Сколько часов в день ты работаешь?"

"А! По-разному. Как когда".

"Ну, а сколько человек работает на фабрике?"

Улыбка становится еще шире, и он еще больше пожимает плечами. "Кто знает? Кто считал?"

Маркус и Рольф решили, что существует нечто вроде заговора молчания, направленного против любопытства иностранцев.

Единственный раз этот барьер был частично преодолен в разговоре с несколькими священниками. Но даже тогда общение превратилось в осторожный обмен словами, когда важнее не то, о чем говорится вслух, а то, что умалчивается. Один молодой католический священник, как они поняли, был искренне рад видеть их, страстно желая услышать о жизни на Западе и рассказать о своем собственном положении. Его церковь была римско-католической, пока диктаторская политика Мао не вынудила его порвать все связи за рубежом. Теперь они называют себя Национальной католической церковью.