Джон Шерилл - Брат Андрей, Божий контрабандист

• Название: Брат Андрей, Божий контрабандист
• Автор: Джон Шерилл
• Жанр: Научная Фантастика

---

Лицо руководителя смягчилось. Это было безопасно. Слово приветствия эксплуатируемому народу Голландии от народа великой республики Румынии! Секретарь улыбнулся и перестал тереть лоб.

"Не хотите ли сесть?" - спросил он, подвигая мне стул. Мы разговаривали четверть часа, старательно обходя те вопросы, ради которых я пришел. Мы говорили о румынских помидорах, самых больших из всех, какие я видел, об арбузах, которые я попробовал впервые в этой стране. Мы говорили о благоприятном и мягком здешнем климате, объясняющемся близостью Черного моря. Пока мы беседовали, я смог осмотреть комнату. Меня поразило одно наблюдение. На всех стульях, столах и картинах на стенах были номера. Я подумал, что эта инвентаризация, наверное, нужна для того, чтобы имуществом не пользовались в личных целях. После того как мы исчерпали тему погоды и местных помидоров, разговор прекратился. Глубоко вздохнув, я решил, что наступило время либо получить повторный отказ, либо наладить настоящий контакт с этими двумя перепуганными людьми. Я открыл портфель и вытащил Библии. "Позволь-те мне, нет, я не то хотел сказать. Позвольте голландскому народу подарить румынскому народу эти Библии".

И сразу же оба моих собеседника напряглись. Удивительно, как быстро секретарь опять начал потеть. Руководитель взял одну Библию в руки, и на какую-то долю секунды мне показалось, что он тронут и обрадован.

Но нет, он не собирался сдаваться. Он быстро отдал Библию обратно.

"Нам это не нужно, - сказал он. - Мы вообще слишком задержались. У меня очень много дел."

Итак, я ушел ни с чем. Администратор в приемной, как я заметил, вычеркнула мое имя в списке посетителей сразу же, как только я вышел из кабинета, словно она работала в военном учреждении. Кто знает, может быть, она сотрудничала с тайной полицией. Как я мог осуждать директора и секретаря за подозрительность и страх, когда сам никогда не бывал в подобных обстоятельствах?

И все же это не вся правда о Румынии. На следующей неделе я встретился с христианами, жившими в условиях тех же преследований, но сохранившими Божественную надежду и доверие.

Обстоятельства были очень похожими, и я мог сравнивать. В обоих случаях это была встреча с признанным лидером протестантской деноминации в его кабинете. В обоих случаях в разговоре участвовало два человека, кроме меня, и это важный элемент сравнения, потому что подозрительность среди христиан способствовала медленному изнурению Церкви. И на этот раз я опять заметил инвентарные номера. На стенах кабинета висело три картины. На них были запечатлены президент страны, секретарь коммунистической партии и аллегорическое изображение узкого и широкого пути кисти знаменитого художника. Интересно, подумал я, как в описи имущества названа эта картина? Руководитель этой деноминации, Георге, несколько встревожил меня - как только вошел в комнату. Этот тщедушный маленький человек так запыхался от ходьбы, что несколько минут не мог отдышаться. Когда же он пришел в себя, мы столкнулись с проблемой: ни он, ни секретарь не говорили на языках, которые знал я. Я же не говорил по-румынски. Мы сидели, глядя друг на друга, в этой убогой, завешенной пронумерованными картинами комнате и были совершенно не в состоянии общаться.

И тогда я увидел кое-что. На столе у Георге лежала сильно потрепанная Библия. От постоянного употребления углы страниц были стерты на восемь дюймов. А что, подумал я, если мы попытаемся поговорить, используя библейский текст? Я достал из кармана пиджака свою голландскую Библию и открыл ее на Первом послании к Коринфянам (16:20):

"Приветствуют вас все братия. Приветствуйте друг друга святым целованием".

Я показал им название книги, узнаваемое на любом языке, главу и номер стиха.

Их лица тут же посветлели.

Они быстро нашли нужную страницу в своей Библии, прочитали и засияли улыбками. Затем Георге полистал страницы и показал мне выбранный им ответ.

Притчи (25:25): "Что холодная вода для истомленной жаждою души, то добрая весть из дальней страны".

Теперь мы уже смеялись втроем. Я открыл Послание Павла к Филимону.

"Благодарю Бога моего, всегда вспоминая о тебе в молитвах моих, слыша о твоей любви и вере, которую имеешь к Господу Иисусу..."

Потом наступила очередь Йона, но он не стал искать далеко. Его глаза пробежали по строчкам ниже, и он подтолкнул ко мне Библию, указав пальцем:

"Ибо мы имеем великую радость и утешение в любви твоей, потому что тобою, брат, успокоены сердца святых".

О, какие чудесные полчаса мы провели, разговаривая друг с другом с помощью Библии. Мы смеялись до тех пор, пока на глазах не выступили слезы. И когда в конце нашей беседы я вытащил румынские Библии, положил их на стол и показал жестами и мимикой, что, да, эти Библии я отдаю им, нет, (в ответ на руку в кармане и поднятые брови), это бесплатный подарок, они оба обнимали меня снова и снова.

В тот же день, когда наконец нашелся переводчик и наш разговор стал более приземленным, мы договорились с Йоном, что все Библии я отдам ему. Он лучше знает, как распределить их в этой стране.

Вечером, когда я вернулся в гостиницу, ко мне подошел администратор.

"Послушайте, - сказал он, - я посмотрел слово "агапе" в словаре. Такого языка нет. Это просто греческое слово, которое означает "любовь"".

"Вот именно, - сказал я, - и на этом языке я разговаривал сегодня весь день".

Языковый барьер был наконец преодолен. Следующие полторы недели я ездил по Румынии с отличным переводчиком, следуя указаниям, данным Георге и Йоном.

Я встречался с самыми разными настроениями - от крайнего уныния до крайнего воодушевления. Легко было сострадать тем, кто сдался. "Что мы можем сделать?" - это была такая естественная реакция. Многие хотели только одного покинуть Румынию навсегда.

Но, как ни странно, чем более преданным был христианин, тем с большей готовностью он оставался на родине. В Трансильвании мы встретились с такой семьей. У этих христиан была птицеводческая ферма, которой они владели отчасти. Но государство обязывало их сдавать такое количество продукции, которое они не в состоянии были произвести. Им приходилось на рынке докупать яйца, чтобы дотянуть до нормы. Это происходило из года в год, и их экономическое положение было тяжелым.

"Почему же вы тогда остаетесь? Из-за своей фермы?" - спросил я у них. Фермер с женой поразились. "Конечно, нет, на самом деле мы не владеем фермой. Мы остаемся, потому что - он огляделся вокруг, - потому что, если мы уедем, кто будет молиться за все это?"

Но я также встречал христиан, у которых не было такой уверенности. Я узнал об одной небольшой церкви вдалеке от проезжих дорог, среди прихожан которой были цыгане. Уже когда мы подъезжали к ней, я увидел, что она в беде. Во дворе росла высокая трава, несколько окон были разбиты, улья позади церкви опрокинуты. Мы с переводчиком зашли в здание за храмом, где жил пастор. Хозяина дома не было, но нас встретила его жена, и скоро мы ели мед настолько сладкий, что у меня заболели зубы.

Жена пастора рассказала, что ее муж уехал в Бухарест, чтобы представить свое дело центральному правительству. Местный партийный лидер потребовал конфискации церковного здания, заявив, что оно необходимо им под клуб.

Она вместе с мужем работала среди цыган почти тридцать лет. Я видел, как многие из них приходили маленькими группками, садились у своих фургонов всегда в сопровождении тощей лошади и пронзительно кричащих гусей. Недавно, сказала она, правительство наконец решило что-нибудь сделать для них и предложило им более высокооплачиваемую работу. Конечно, они с мужем обрадовались, они ждали этого много лет. Но им было поставлено условие: не брать на эту работу цыган, которые ходили в церковь.

"Поэтому, - сказала жена пастора, - мы попали под перекрестный огонь. Люди уходят из церкви, и поскольку наш приход сокращается, у партии все больше доводов, чтобы забрать здание. Думаю, на следующий год нас здесь уже не будет".

И вдруг она заплакала беззвучно и тихо, только плечи вздрагивали. Я предложил втроем помолиться за ситуацию, о которой она рассказала нам. Мы склонили головы, и я помолился за нее и ее мужа, за цыган, за все отчаянное положение в этой маленькой деревне. Когда мы наконец подняли головы, ее глаза были мокрыми от слез, и она сказала: "Понимаете, раньше я знала, что люди на Западе молятся за нас, но в течение многих лет мы ничего не слышали о них. Мы не могли писать им письма, за тринадцать лет мы получили всего одно письмо. Мы решили, что нас забыли, что никто не вспоминает о нас, никто не знает о наших нуждах, никто не молится". Я уверил ее от всего сердца, что, как только вернусь домой, о них узнает множество людей и что им больше не нужно думать, будто они несут свою тяжелую ношу в одиночестве. Пришло время прощаться. Моя виза заканчивалась. Но что важнее всего, я знал, что Корри должна была вот-вот родить. Последние часы в Румынии я провел с Георге и Йоном. Я собирался уехать в понедельник, а в воскресенье пошел к ним на богослужение. Эту службу я запомнил надолго. Я привык к собраниям с девяти до часу, но это продлилось с девяти утра до пяти вечера, после чего была организована общая трапеза.