Николай Сиянов - Сувенир из Нагуатмы. Триумф Виджл-Воина

• Название: Сувенир из Нагуатмы. Триумф Виджл-Воина
• Автор: Николай Сиянов
• Издательство: ИПК "Звезда"
• Жанр: Эзотерика
• Год: 2001
• ISBN: 5-88187-129-4

"Человек посеявший — не тот же самый, который жнет, но и не другой" — это откровение Будды является лейтмотивом романа "Триумф Виджл-Воина". В книге художественно исследуются законы Кармы и Перевоплощения; на личном опыте молодой человек осознает, что та немыслимая ситуация, в которой он оказался, не случайна, а кармические долги, наделанные в прошлой жизни, необходимо оплатить сполна… Одним из главных героев романа является внеземной Учитель О'Джан. Он щедро делится с учеником уникальными знаниями о Человеке, Материи, Пространстве, Времени. Учитель задался целью вывести способного ученика в мир Мысли, иначе сказать, во внутреннее пространство Материи или сферу своей истинной родины — Нагуатмы. Эту "страну" в восточной эзотерической литературе именуют Нирваной, или Самадхи, в романе она называется Виджл-Пространством

---

Оставили грибы нетронутыми; глупо, но рука не поднялась на это милое лесное семейство.

После мы купались в море, купались и загорали на безлюдном пляже.

Пляж был огромный: от горизонта до горизонта чистый белесый песок, и мы вдвоем на этом чистом песке; вдвоем и море, вдвоем и лес зеленой полосой; вдвоем… да еще далеко, на изгибе, пограничная будка. И в ней невидимый отселе служивый с биноклем, уж он-то хорошо видит нас, не спускает глаз; только его затаенное присутствие и сдерживало, заставляло нас быть целомудренными.

И еще виделось: солнце на закате жаркого дня, солнце над вековыми медными соснами… И страстное мое желание закончить такой простой, естественный и счастливый день бокалом шампанского. Не коньяком, которого в избушке полно по всем углам, а именно игристым шампанским. “Полцарства за бутылку шампанского!” “Для тебя, мой повелитель, ничего невозможного нет”, — она порылась в своей объемистой сумке и протянула пузатую темную бутыль с золотистой головкой. Очередной сюрприз моей славной, моей милой… половины, я едва начал привыкать к этому слову.

P.S. Не то диво, что видение так ярко, реально, жизненно, этим уже не удивить; поразительно, что за какие-то полчаса — наверное, меньше — весь длинный июльский день, от восхода и до заката солнца. Такое обилие Информации!

Р.P.S. Надеюсь, завтра и я преподнесу Вере Васильевне свой ответный запоздалый сюрприз. “От одной жизни к другой нет передачи, но как бы отсвет солидарности…”

8 марта, воскресенье. Праздник удался вполне. Я делал приготовление втайне, хотя, конечно, это была тайна полишинеля. К обеду пригласил Веру Васильевну в свою комнату. Я был в белой рубашке, при галстуке. Да и она пожаловала в новой кофте, в цветастой косыночке на плечах.

Но такого она явно не ожидала. Даже всплеснула руками: “Господи, Славик, что делается…” На столе красовался свежий и прекрасный букет гвоздик… Сверкало золотым шеломом шампанское. Ну и, конечно, яблоки, курага, расколотые пополам гранаты.

Я поздравил хозяйку с праздником, попросил к столу.

Пробуя вино, рассматривая бокал на свет, она задумчиво заметила:

— Мой капитан любил побаловаться этим напитком.

— Я знаю, — сказал я опрометчиво.

Она посмотрела на меня с некоторым удивлением. И усмехнулась тихо: ну что ты можешь знать, молодой человек?!

Даже в солидном возрасте в ней еще сохранялась красота, та прежняя девичья свежесть и женственность.

— Я знаю, — повторил я, — некоторые моряки, в основном старой закалки, — большие любители побаловаться шампанскими

…Сюрреальность или величайший абсурд? Погибший, нестареющий капитан Максимов пьет шампанское со своей супругой. Оставив прежнее тело в Бискае, он через тридцать лет вернулся в собственную квартируй вот отмечает женский день в кругу семьи. Но его Вера… Вера Васильевна знать не знает о великом таинстве перевоплощения душ, и потому для него, уже подтвердившего Закон собственным опытом, этот абсурд еще абсурднее, ведь он, то есть я теперешний, не может открыться, взять жену за руку, вспомнить по-стариковски “добрые старые времена”, да вот хотя бы и медовый месяц на Куршской косе…

Вспомнить-то можно со всеми подробностями, да боюсь, праздник будет испорчен. Да к тому же и сердце у Веры Васильевны слабое.

— Славик, — она с жалостью, нежностью, с состраданием смотрела на меня. — Я давно хотела сказать… Ты славный человечек, но какой-то неприкаянный, не от мира сего…

— Не как все?

— Слава Богу, не как. Но все же. Почему тебе не завести хорошую девушку, не жениться?

— А-а, поздно! — махнул я рукой.

— Поздно? В двадцать-то шесть?

— Через месяц уже двадцать семь. Поздно не по возрасту, Вера Васильевна, а как бы сказать… Понимаете, у меня в груди мало-помалу сформировался некий кристалл, его еще называют философским камнем. А когда он готов, у человека кристаллизуется некое мировоззрение, программа, с которой уже не свернуть.

— Быть убежденным холостяком — программа?

— Нет, моя программа в ином — самореализоваться. Достичь определенного совершенства уже в этой жизни.

— Что значит, в этой жизни?

— Ну об этом я рассказывал предостаточно.

— Да-да, конечно… “Колесо сансары”?

— Именно так.

— Но в это трудно поверить, Славик.

— Разумом — да, но сердцем — совсем не трудно.

— Хорошо, — согласилась она, — пусть существует другая жизнь, и пусть уже в этой ты решил достичь определенных целей…Но разве одно мешает другому? Разве жена — обуза, помеха?

— Определенно станет такой. Видите ли, мне нужна не жена в обычном понимании, а духовный друг, духовная ипостась, извините. Где такую найти?

— Надо поискать: под лежачий камень и вода не течет.

— Нет-нет, оставим, Вера Васильевна, у меня на сегодня другие задачи.

— Ладно, — вздохнула она. — Я, конечно, многое не понимаю. И сердце мое молчит… ну, относительно ваших современных увлечений — твоего, Ленечкиного, Вадима Николаича. Бог с вами. Я вот что скажу, Славик, — она помедлила как бы в нерешительности. — Я тут подумала-подумала и решила вот что… Но вначале дай слово, что послушаешься и будешь благоразумным. Ну? Слово?

— Добро, даю слово.

— Ах ты. Господи… Говоришь “добро” ну совсем, как мой капитан Максимыч. Откуда это слово у тебя, Славик? Ведь оно, насколько известно, чисто морское, жаргонное.

— Да ниоткуда, — сказал я, — просто так вырвалось.

— Ну хорошо. Я вот что хочу сказать. По возрасту я уже не молода да и больна очень. Сердце никудышнее, совсем плохое… Спасибо Лене, его травкам, поддерживает, но ведь всякое может случиться в любой момент. Я к тому, Славик, надо нам заранее позаботиться.

— О чем, Вера Васильевна?

— Оставить кому-то эту квартиру, вот это все. Ты ведь знаешь, родных у меня никого. Из близких — ну, разве ты. Не могу объяснить, сынок, но, ей-Богу же, ты как родной… Господь не дал нам детей, знаешь… я так одинока, так наказана. Однако же грех жаловаться, великий грех. Послал же Господь человека, чтобы скрасить одиночество, старость… Ты не думай, — махнула она рукой, — я не от шампанского расхрабрилась, просто продумала все давно. Так вот, хочу тебя усыновить, детка. Не только в сердце, но и по закону, формально. Надо это оформить, Славик, необходимо. Ну, дорогой мой, что скажешь?

В мои планы не входила ни эта квартира, ни наследство — просто никогда не думал об этом. Ничего мне не надо, я слишком много наприобретал всего в прошлых жизнях, всякого материального и нематериального хлама, чтобы хватать еще и еще; наоборот, в душе вызрело твердое решение не тащить к себе ничего, только — от себя вопреки инстинкту.

— Пожалуйста, Славик, не обижай меня отказом, уважь старую, — просила она.

— Хорошо, — сказал я, — договорились, Вера Васильевна. Вы мне и правда как мать. Вы же знаете, я детдомовский, с пеленок подкидыш. Мне всегда не хватало матери.

— Видишь, как все прекрасно получается! — она подняла бокал. — Выпьем, сынок.

— С праздником… твое здоровье, мама! Вовсе нелегко далось это слово. Даже слезы проступили на глазах. Впервые за всю свою жизнь, да еще и вслух: ма-ма!

P.S. Вечером — Леня с Илюшей. Ничего особенного. Забежали поздравить Веру Васильевну.

Но так уж получилось, пришлось поздравлять нас обоих. Больно не терпелось Вере Васильевне поделиться радостью. И мне не терпелось.

13 марта. Первые приметы весны — капель с крыш… Бегал по настоянию Веры Васильевны, оформлял документы. Ох, тяжкий труд, проклятые бюрократы. Но, слава Богу, всекажется, позади, теперь и по закону я ее сын.

Хм… в голову порой лезет всякая всячина. Ну, к примеру, логически допустимо, что я теперь и сынок капитана Максимова. Это как же, хочется завопить: я — сын самого себя?! Такое всерьез можно утверждать разве что санитарам в белых халатах.

15 марта. Медитирую три раза в день: утром, в обед и вечером. Иногда по возможности еще и в полночь. Самая лучшая медитация, конечно, вечерняя, где-то после захода солнца. Вот и сегодня видение имел чудное. Снова кэп, наверное, много о нем думаю. И снова я, Славик, ох, как бы не запутаться совсем, — не я вообще-то, а Андрей Максимыч тот у себя в каюте с книжкой в руках. “Три мушкетера”, Дюма; в море только такое и читать. Каюта у меня просторная: три иллюминатора, большой письменный стол, а в центре каюты еще столик — поменьше, круглый, вокруг него, тоже полукругом, диван — надо полагать, для гостей.

Итак, был вечер, море почти штилевое, промысловая обстановка, как говорится, нормальная. Я отдыхал, когда появилась она — и радость моя, и где-то зубная боль. Вошла в белом халатике, с аппаратом на шее для прослушивания больного. Блондинка, высокая и стройная даже в халате. Правда, не очень-то молода, лет на десять всего меня помоложе.