Вишну Кхандекар - Король Яяти

• Название: Король Яяти
• Автор: Вишну Кхандекар
• Издательство: Известия
• Жанр: Проза
• Год: 1988

Опубликовано в журнале «Иностранная литература» №№ 5-7, 1988

Из рубрики «Авторы этого номера»

…Роман «Король Яяти» вышел в 1959 году. Писатель был удостоен за этот роман Национальной премии в 1960 г. и позднее крупнейшей литературной премии Индии «Гьянпитх».

---

Война и насилие всегда казались мне противными природе человека. Как прекрасен и богат этот благословенный мир, сотворенный высшими силами. Разве не может человек жить в нем, вкушая покой и счастье? И хоть мне кажется, что это вполне возможно, я не знаю, наступит ли время, когда человек поймет бессмысленность войны. Сейчас мечтать о мире — все равно что тянуться рукою к луне!

Нет сомнения — боги потерпят поражение. Что мне делать? В войнах не бывает победителей, но как же трудно быть отрешенным свидетелем поражения тех, на чьей ты стороне. Мой долг — помочь богам избежать разгрома. Но как? Я провел много бессонных ночей, тревожимый этими мыслями. Однажды я всю ночь ходил по дворику обители. Надо мной искрилось небо, усыпанное звездами, но неспокойный разум мой был погружен во мрак. Перед рассветом я понял, что нужно делать. Нет, не разумом — озарение вдруг осветило мне путь, и понимание пришло, как стихотворение приходит к поэту.

Ни одна из сторон не смеет обладать уверенностью в своей безнаказанности — иначе война захватит весь мир. Боги сумеют противостоять асурам, если станет им известен секрет сандживани… Я подумал, что Шукра согласится посвятить в тайну лишь того, кто станет его любимым учеником. И потому я отваживаюсь отправиться во владения короля Вришапарвы и, припав к ногам учителя, молить его принять меня. Быть может, он посвятит меня в секрет сандживани. Но может случиться и так, что я сложу там голову.

Святой Ангирас благословил меня. Благословляя, он сказал: ты брахмин, а значит, по рождению тебе назначено владеть знанием. Поистине, ты отправляешься на поиск знания, однако цель твоя скорее подобает кшатрию. Я ответил: будь принц Яяти здесь, мы бы вместе отправились во владения асуров. Принц исполнял бы долг воина, а я отдался бы обретению знания.

Я думаю, принц, нет порока в том, чтобы люди разных каст совместно исполняли долг человечности. Разве не смешиваем мы воды разных рек, чтобы омыть изображение бога перед молением?

Ангирас посылает вам благословение, и мы вместе молимся о скорейшем выздоровлении короля Нахуши».

Письмо Качи смутило мою душу. Кача рискует жизнью во имя того, что считает справедливым. И во имя тех, на чьей он стороне. А я? Прошлой ночью я позабыл о том, что отец лежит на одре смерти, так погружен я был в радость жизни.

Должен ли я стыдиться этого?

Чувство вины лишило меня покоя. Если не виноват, то почему вдруг загудел весь улей, едва я прикоснулся к меду, и пчелы так больно меня жалят?

Отцу не становилось лучше.

Мать сидела в молитвенной позе перед крохотным золотым алтарем, который установили в отцовских покоях.

Я сел рядом, и она легко провела рукой по моему плечу — будто сама любовь прикоснулась ко мне.

Глухая тоска охватила меня от вида истаявшего материнского лица и изваяний, перед которыми она замерла. Только одно могло спасти меня от тоскливого страха — память о том, что было ночью…

Мать закончила молитву, я помог ей подняться на ноги. Посмотреть ей в лицо я не смел.

Заметив, что я прячу глаза, она спросила:

— Что ты скрываешь от меня, сын? Тебе, наверное, даже в Ашокаване не спится по ночам… Нельзя так, сын. Тревожные ночи подтачивают молодые силы. Брать на себя бремя страданий другого — удел тех, кто пожил на свете. А тебе нужно отвлечься — музыка, танцы, представления помогут тебе рассеяться.

И, обращаясь к главному министру, который как раз присоединился к нам, спросила:

— Достаточно ли удобно устроен принц в Ашокаване?

— Ваше величество, — откликнулся министр, — я лично проследил за тем, чтобы принц ни в чем не нуждался. В Ашокаване новая прислужница, Мукулика. Она недавно взята ко двору, но показалась мне весьма сообразительной. Ей наказано следить, чтоб исполнялись все желания его высочества.

Да неужели… Сердце мое оборвалось.

— Не сомневаюсь, вы обо всем подумали, — продолжала королева, — но мой сын тоскует. Я бы хотела, чтобы он отвлекся от тягостных мыслей.

— Мадхав, средний сын придворного стихотворца, славится как знаток и ценитель искусств. Речь его тонка и изящна, беседа с ним услаждает ум. Я распоряжусь, чтобы его пригласили к принцу.

Я попытался, улыбнуться:

— Велите этому Мадхаву найти для меня собеседника, которого занимают не стихи, не танцы, а вопрос о том, зачем живет на свете человек. И для чего он умирает.

…Мадхав действительно повел меня в дом к известному философу, к человеку, о великой учености которого слагались легенды. По дороге, однако, Мадхав развлекал меня презабавными историями о пандите.

Пандит жил по собственным законам: если случалось вельможным персонам заглянуть к нему домой, он неизменно предлагал каждому пищу и кров, но высокие гости должны были делить трапезу с домашними и со слугами.

Говорили, будто однажды глухою ночью к пандиту забрался вор. Пандит в это время ломал себе голову над туманной строкой из древнего трактата. Со светильником в руках бродил он по своей библиотеке в поисках нужного комментария и, натолкнувшись на незнакомца, приказал, чтобы тот хорошенько посветил ему.

Ученый редко являлся ко двору — только в особо важных случаях, ибо он считал, что во дворце чересчур шумно, к тому же выступления танцоров и певцов отвлекали его от размышлений. Отрываясь же от своих мыслей, он мог огорошить любого встречного неожиданным вопросом.

Рассказывают, что однажды к нему явился заросший волосами пустынник, которому понадобилось узнать, как смотрит пандит на природу бога. Затеялся долгий, многоумный спор. Неожиданно пандит спросил пустынника, не намерен ли тот обриться. Пустынник рассердился — какая связь между волосатостью и тонкими материями, занимавшими его? Ученый пояснил свою мысль:

— Солнечные лучи с трудом пробиваются сквозь густую листву. Не кажется ли тебе, что нечто подобное происходит и с тобою, ибо похоже, что копна нечесаных волос не пропускает мысли в твою голову.

В другой раз монах из западной Арияварты поинтересовался, сколько детей у ученого мужа.

— Не знаю, — последовал ответ, — спроси мою жену. У меня нет времени на пустяки, после того как я сделал главное.

Мадхав и вправду оказался занимательным собеседником. Он был остроумен без злости, к тому же обладал даром рассказчика. Самые обыкновенные вещи вызывали смех, когда о них говорил Мадхав. Принято думать, что люди большой учености всегда чудаковаты, но истинная ученость встречается редко, от этого и люди, ею наделенные, кажутся странными в сравнении с простыми смертными, а те, желая доказать, что они ничем не хуже, распространяют истории о чудачествах книжных червей.

Я не сомневался, что таковы были и истории Мадхава, но столь забавны были они в его изложении, что меня ничуть не занимала мера их правдивости.

Во всяком случае, Мадхав отвлек меня от тягостных мыслей.

Ученый принял нас в своей библиотеке. Мне было ясно, что книги, манускрипты, словари — средоточие всей его жизни. С истинным упоением показывал он мне редкую старинную рукопись. Обширность его знаний не могла не вызывать почтения: отвечая на простой вопрос, который я ему задал, он процитировал на память многих мудрецов древности, чтобы подкрепить свою точку зрения.

Однако всей его эрудиции не хватило на удовлетворение терзавших меня вопросов. Когда я признался, что мой разум отравлен размышлениями о смерти, он только и сказал:

— Кто может избежать смерти, принц? Когда изнашивается платье, мы сбрасываем его. Так же и душа сбрасывает тело, когда оно отслужило свое.

Я остановил пандита:

— Я согласился бы с этим, если бы все люди умирали от старости. Однако жизнь не знает такого закона, и всякий день мы видим, как смерть уносит людей совсем молодыми, в расцвете сил.

— Но, принц, здесь нет противоречия. Усвоив это, вы снова обретете душевный покой.

— Не понимаю!

— Что вам внушает уверенность в истинности жизни, которую вы наблюдаете, ваше высочество?

— Но…

— Истинна только сама жизнь, и она вечна. А вот Мадхав, пандит или принц — это всего лишь формы, которые мы способны воспринять нашими чувствами. Дом, книги, страх смерти — это игра наших восприятий.

Страх смерти, мои муки — просто игра чувств! Блаженство объятий Мукулики — игра чувств, и укоры совести наутро после той ночи — тоже! А боги и асуры, а война — что это, всего лишь игра чувств? Ради чего же изнурял себя жертвами, во имя мира святой Ангирас? Зачем тогда Кача, рискуя жизнью, отправляется добывать секрет сандживани? Если весь мир, живой и неживой, в котором мы обитаем, если и радость, и боль жизни — всего только мимолетная игра чувств, обман, иллюзия, отчего же я так страдаю при виде слабеющего тела короля Нахуши? Человеческое тело тленно, но не может оно быть плодом игры чувств. Острое наслаждение и томительная боль могут забыться с течением времени, но они же были и были подлинными — пока длились! Голод — голод тоже бывает настоящим и по-настоящему убивает человека.