Джеймс Джонс - Не страшись урагана любви

• Название: Не страшись урагана любви
• Автор: Джеймс Джонс
• Издательство: Локид
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-87952-038-2

Герой романа — драматург Рон Грант, находящийся в зените славы, — оказался запутанным в сложный любовный треугольник. И он пытается бежать от всех жизненных проблем в таинственный и опасный подводный мир. Суровым испытаниям подвергается и пламенная любовь к Лаки, девушке сколь красивой, столь и неординарной. Честность, мужественность, любовь, чувственность, дружба — все оказывается не таким простым, как казалось вначале. Любовь спасена, но теперь к ней примешивается и чувство неизбывной горечи.

---

— Ты не собираешься искать там в лагуне эти галеоны? — спросил Грант, слегка гордясь своими познаниями.

— Ты шутишь? Черт, да нужен Эд Линк и его «Си Дайвер П», просто чтобы помолиться о находке, да и тогда это было бы удачей. Если они там вообще есть, а я в этом не уверен, то над ними двадцать футов песка.

Бонхэм потянулся и достал бутылку джина.

— Вот о чем я подумал. Раз мы не можем взять оборудование и раз ты не умеешь нырять без акваланга, я подумал, что если ты захочешь оплатить мой билет на самолет и мою комнату там, то я бы взялся за тебя и научил всему, что знаю о свободном нырянии.

Грант еще раз с легкой тревогой подумал о своем неуклонно растущем счете у Бонхэма, а затем отвернулся, чтобы скрыть улыбку.

— О'кей. Я думаю, это, в общем-то, справедливо, — сказал он, глядя на приближающиеся доки. Он знал, что его взяли голыми руками, но у Бонхэма явно не хватало денег, а он и в самом деле был глубоко взволнован идеей поездки. И вдруг на вид доков наложился прозрачный цветной слайд памяти: обнаженная Лаки стоит в маленькой квартирке на Парк Авеню в тот первый день, когда они занялись любовью, и возбуждение от мысли о поездке исчезло, оставив звенящую пустоту и равнодушие. Он хотел, чтобы она была с ним. Солнечные блики на воде, свежий соленый морской воздух, движение катера и прекрасный шепот воды, — все это неожиданно стало скучным и обыкновенным.

— Тебе обойдется это в полтинник, — сказал Бонхэм.

— Я не очень хороший пловец.

Бонхэм сморщил свой маленький нос на большом лице под ясными грозными глазами.

— Неважно. С трубкой и ластами любой может часами держаться на воде. А тем временем мы попробуем здесь в оставшиеся дни, пока не едем. Та же цена. Я знаю, где есть хорошее затонувшее судно, я имею в виду современное, могу завтра взять туда тебя, если хочешь исследовать.

Грант кивнул, согласившись. Но истина была в том, что он не хотел нырять, ничего не хотел, а думал только о Лаки. Когда Али пришвартовал катер и они вылезли на древний деревянный настил, он предложил ныряльщику зайти в Яхт-клуб выпить джина.

Но Бонхэм покачал головой.

— Нет, я думаю, что побуду здесь. — Он уже тянул за веревку пластиковую лодку с рыбой. Местные рабочие на шатающемся старом доке столпились вокруг посмотреть на добычу. — Все равно, после вчерашней ночи, — сказал он, оторвав взгляд от рыбы с кривой, невероятно кровожадной ухмылкой, — мне нужно вечером побыть дома со своей старушкой. — У него не было, неожиданно вспомнил Грант, ни малейших следов похмелья. Он уже начал потрошить рыбу.

— Я скажу Али, чтоб он отвез тебя, — откликнулся он. — Но сначала ты забери рыбу, какую хотел.

Ямайские рабочие, болтающиеся вокруг, теперь столпились вокруг него так, что их босые жадные пальцы ног почти касались рыбы, и Бонхэм неожиданно обрушил на них громоподобный рев, который всегда Грант подозревал в нем: «ВАЛИТЕ! ВОН ОТСЮДОВА, МЕРЗАВЦЫ! ЧЕРТ ВАС ПОДЕРИ!» — орал он, размахивая ножом. Толпа с ухмылками и неохотно чуть отступила.

Грант, который всегда был преувеличенно любезен с неграми, смутился, но саму толпу это, кажется, не волновало.

— Ну, давай, Грант! Пока эти пидарасы меня не ограбили. — Но когда Грант взял два самых больших окуня и своего маленького, Бонхэм покачал головой и начал учить его разбираться в рыбе.

— Эти две — ризофора лютианус, — сказал он, показывая ножом на выпотрошенные рыбины, — они самые лучшие в кучке, бери их. — Рядом с ними он положил уже выпотрошенного грантовского окуня.

— Но мне нравится окунь, — запротестовал Грант.

— О'кей, бери этого среднего. Вместо одного лютиануса, — решительно добавил Бонхэм. — Но не больших. Они волокнистые. — Он начал потрошить окуня.

Пока он разговаривал с Грантом, толпа снова начала придвигаться, а один длинный тонкий парнишка с выступающими ребрами продвинулся так далеко, что его неуклюжая нога касалась рыбы, выложенной Бонхэмом на пирс. «ЧЕРТ ТЕБЯ ПОДЕРИ, СИРИЛ! Я Ж СКАЗАЛ, ВАЛИ!» — рявкнул Бонхэм, когда увидел, что нога все ближе и ближе придвигается к рыбе, и бросил нож, который воткнулся в деревянный настил в шести дюймах от рыбьего хвоста. Парень, держа руки за спиной и ухмыляясь, неохотно отодвинулся.

Грант, все еще смущаясь, уже уходил. В машине он бросил три рыбины на заднее сиденье, их радужные цвета теперь поблекли, как будто высохли.

Когда Али уселся за руль, Грант оглянулся, и Бонхэм, который брал нож, поднял глаза, как будто почувствовав его взгляд, ухмыльнулся и махнул ему ножом.

Они покатили в гору на старом пикапе.

Охотник Грант возвращается домой с добычей. Но он предпочел бы подраться, чем ехать на эту проклятую, несчастную, ничтожную, хотя и красивую виллу, куда он ехал, пусть и с рыбой.

А внизу, в доке, Бонхэм задумчиво следил за машиной, пока она не исчезла из вида.

8

Великолепно заточенный нож легко вонзился в последнюю рыбину, прямо в живот. Бонхэм лениво наблюдал, как его опытные руки умело и ловко делали свою работу, как будто мозг не имел к этому отношения. Он любил свой нож и всегда сам его точил, не позволяя другим даже прикасаться.

Нож скользнул по центру брюха к голове так мягко и легко, как будто входил в воду или в женское лоно. И скользкие, мокрые внутренности вырвались на пирс, как узники из тюрьмы. Эта рыбина ела правильно. Четыре целых рыбки виднелись сквозь узкую тонкую стенку желудка. Бонхэм разрезал его и вынул их. Одна была еще живой. Бонхэм смеясь показал ее неграм, которые тоже засмеялись, и бросил рыбку в воду. «Счастливица! — крикнул он. — Ей день ищо не пришол».

Пальцы автоматически прошлись по брюшине, чтобы убедиться, что все вычищено. Проведя пальцами до головы, он вычистил остальное. А мозг в это время был далек от чистки. Он думал о Роне Гранте.

Когда он правил нож на большом арканзасском камне, он как-то идиотски, едва слышно посвистывал.

Не каждый день в году попадается хороший, легкий клиент. У большинства из тех, кто страстно любит ныряние, нет денег, разве только на то, чтобы пройти полную подготовку в бассейне и пару раз выйти в море. А тех, у кого есть деньги, это не интересует. За четыре года жизни на Ямайке, за четыре года практики Грант был только третьим. Сэм Файнер — вторым. В прошлом году. А в этом — Грант.

Он сидел тогда в магазине, задрав ноги на стол. По радио передавали рок-н-ролл, и он слушал его, ковыряясь в зубах деревянной зубочисткой. Он скорее ощутил, чем увидел тень в открытых дверях, немедленно сел и начал изучать какую-то схему продававшихся регуляторов, лежавшую для таких случаев на столе. На самом деле он знал ее назубок. Да и все регуляторы не очень-то отличаются друг от друга. Достаточно знать один, кроме разве что регулятора «Норсхилл», у которого только одна деталь была похожа на детали других регуляторов.

Она была высокой, широкой, вполне ничего, с коротко подстриженными волосами. Свет за ее спиной не давал рассмотреть лицо. Неплохой корпус, без нижней рубашки. Отблеск света в районе сисек. Смешная походка, неуклюжая. Потом он встал, она повернулась, и он увидел ее лицо и понял, что она стара, пятьдесят три, пятьдесят пять. Было и что-то иное. Она ему сразу не понравилась. Улыбка — выпендрежная и очень самодовольная. Складки в углах рта: все знает лучше всех. Для этого пришла? Может быть, рано еще говорить. Ему было плевать, что она стара.

— Вы учите нырянию? — Голос выпендрежный и самовлюбленный.

— Конечно, мэм, — он дал лицу расслабиться в ухмылке. — Особенно хорошеньких леди, мэм. Это моя специальность. — Он старался подольстить, а не намекал на это.

В ней произошла значительная перемена. Складки разгладились, улыбка стала настоящей, темные глаза раскрылись шире и стали глубокими и дружелюбными, в них теперь было настоящее тепло. Так она неплохо выглядела, для старухи, конечно.

— О, это не меня! — с некоторым смущением сказала она. — Моего друга. На самом деле — приемного сына. Который приедет. Сегодня. Он хочет… — Она залезла в сумочку и вытащила телеграмму, как будто нуждалась в доказательстве — … научиться нырять.

— Ну, вы пришли в нужное место, мэм, — сказал он, вкладывая в голос сердечность.

Затем произошла значительная вещь. Без всяких видимых причин челюсти снова сомкнулись, глаза снова стали маленькими и неглубокими, и беспокойство или что-то такое снова овладело ею. Любопытно, это проявлялось даже в спине, которая неожиданно стала слегка сутулой. Именно тогда он понял, что она сумасшедшая. Или ужасно близка к этому.

— Мы живем у графини де Блистейн, — сказала она. Очень выпендрежно.

— Я знаю графиню, — быстро сказал Бонхэм. — Конечно, не очень хорошо. — Это так и есть. Он встречал ее. Все в городе немного знали Эвелин де Блистейн.

— Мы живем у нее и графа Поля. Мой муж, я и наш приемный сын. Его зовут Рон Грант. Полагаю, что вы слышали о нем?