Джеймс Джонс - Не страшись урагана любви

• Название: Не страшись урагана любви
• Автор: Джеймс Джонс
• Издательство: Локид
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-87952-038-2

Герой романа — драматург Рон Грант, находящийся в зените славы, — оказался запутанным в сложный любовный треугольник. И он пытается бежать от всех жизненных проблем в таинственный и опасный подводный мир. Суровым испытаниям подвергается и пламенная любовь к Лаки, девушке сколь красивой, столь и неординарной. Честность, мужественность, любовь, чувственность, дружба — все оказывается не таким простым, как казалось вначале. Любовь спасена, но теперь к ней примешивается и чувство неизбывной горечи.

---

Грант изо всех сил старался не смотреть на Лаки, которая (он это чувствовал) пристально и тяжело смотрит на него. Он ей не доверял? Конечно, доверял. Ну и?

Как бы там ни было, завершила историю Лиза, муж и жена счастливо вернулись в Нью-Йорк или, где там, черт подери, они жили, и это самое мудрое.

Грант ощутил, как в нем растет пылающая опасная ярость. В этой истории были все наихудшие элементы рогоношества, а именно — муж обманут (он был настолько глуп и бесчувственен, что жена смогла одарить его рогами), но все еще счастливо любит ее. Это самый худший из кошмаров.

— Но откуда ты знаешь, какие ссоры были у них дома? — наконец спросил он. — И откуда ты знаешь, что он ее трахал? — требовал он. — Ты видела, как он ее трахал? Или кто-нибудь видел?

Нет, сказала Лиза, но она голову отдаст на отсечение, что трахал. Как бы там ни было, все так считают, а это почти то же самое. Снова она глянула на Лаки, и они рассмеялись.

— Иногда я думаю, — произнесла Лаки, снова загадочно глянув на него (Грант уже узнавал этот взгляд, но все еще не мог понять его), — что Рон любит Джима больше, чем меня.

— Ну, а теперь, черт подери, что за ремарка? — взорвался Грант.

— Это не ремарка, — улыбнулась Лаки. — Это утверждение.

Грант знал только, что он был прав на сто процентов в Га-Бей, когда предположил, что ехать сюда, к Лизе — наихудшее для Лаки в данных обстоятельствах. В тот вечер он позволил себе поднять вопрос о «привилегии трахаться».

Джим был в тот вечер на ужине в отеле (конечно, за счет Гранта), был и Дуг, но Бонхэм не появился. Он, очевидно, улетел готовиться к первому плаванию на «Наяде». С ними ужинали и Рене с Лизой. Но несмотря на это, никто не напился, когда они пошли спать.

— После этой поездки мне тяжко, и я не ложился уже неделю, — сказал Грант. — Мне бы хотелось воспользоваться «привилегиями».

— О'кей. Прекрасно, — ответила Лаки. — Я и сама горю.

— О-о-о, — простонала она, когда они начали заниматься любовью. — Мне это нравится. Правда, нравится. — С одной стороны, Гранту это понравилось, а с другой, — нет.

— Я бы хотел сказать, — проговорил он потом, слегка опершись своим лбом на нее, но не уходя из нее, — что я очень тебя люблю.

— Конечно, — быстро и коротко ответила Лаки, — я тоже. А теперь вылезай, а?

Грант, который всегда отвечал на удар (вся его натура была такой), сказал, скатываясь с нее:

— Может, мы смогли бы разработать системы оплаты?

— Что?

— Я имею в виду, как в случае обычных постелей, как во всякой работе, а вдруг я тебя выброшу. Тогда у тебя будут свои деньги, своя зарплата. — Он был сыт по горло.

Лаки глядела на него холодными глазами.

— Неплохая идея, — задумчиво ответила она.

— Ладно, прекрати! — Грант неожиданно начал закипать, а он обещал себе не делать этого. — Слушай, сколько это будет продолжаться? Я тебе сказал правду. Потому что считал, что должен это сделать. И потому что думал, что тебе это поможет. Поможет что-то понять.

— Ты все-таки далеко не сразу сказал правду, так ведь? — отозвалась Лаки. — А я бы хотела забыть, — продолжила она жалобным детским голоском, который он так часто слышал раньше, в более счастливые дни. — Я бы хотела. Я желаю. Правда. Но не могу. Может, со мной что-то не так?

Грант, не отвечая, встал. В другом конце комнаты на столе стояла бутылка и содовая.

— Давай лучше выпьем, — сказал он.

О, проклятая гордость, чертова гордость! Лаки приняла предложение и выпила в холодном молчании.

Все это пришло в голову на следующий вечер. Это был канун отлета Дуга на завтрашнем дневном самолете, и так или иначе, но все это захватило Гранта. Он не смог понять, насколько виноват был Дуг. Но в конце концов, это неважно, правда. В конце концов, каждый должен платить за то, что сказал и сделал сам. Джим Гройнтон, конечно, снова ужинал с ними, а потом остался выпить, потому что у Дуга это был последний вечер, и он хотел попрощаться с ним и потому, сказал он, что ему и вправду не хочется расставаться со стариной Дугом. Днем они все вместе были на катамаране. В конце концов, они пересидели всех и остались за столом вчетвером.

Лаки сверкала ярче обычного, они непрерывно хохотали над ее остроумными, разрушительными (и большей частью сексуальными) репликами и рассказами. Когда она была такой, открыто смеялась и отбрасывала голову назад, чтобы встряхнуть волосы цвета шампанского, вряд ли что могло быть более красивым и желанным. Под конец она рассказала историю, которую Грант уже слышал (во время их долгой поездки во Флориду) и которую он мог бы озаглавить «Ночь, когда нап … исали или не нап…исали в святую воду». Они снимали какую-то ландриновую лабуду в соборе на Пятой Авеню, для какого-то продюсера из Голливуда, и должны были снимать рано утром, пока в соборе было пусто. У них была ужасная слащавая кинозвезда, как Лоретта Янг у предыдущего поколения, которая играла монахиню. Лаки и все остальные эпизодические актеры должны были стоять рядом на холоде, пока звезду снимали снова и снова, чтобы быть уверенным, что все ее профили хороши. Все жутко устали, стояли и подшучивали над церковью и Мэдисон Авеню, у кого-то нашлась фляжка согревающего, и в какой-то момент Лаки сказала, что хотела бы быть мальчиком со штуковиной, чтобы нап … исать в святую воду. Какой-то итальянец, тоже со вшивым католическим прошлым, сказал, что сделал бы это, но ему придется платить, если его поймают и выкинут со съемок. Вот Лаки и поспорила на ночную плату (а из-за раннего часа плата была двойной!), что он этого не сделает. Он сделал (в глубине церкви было темно), и она заплатила. Но деньги окупились зрелищем съемок (непрерывные дубли, конечно, чтобы все профили были хороши), и сладкая-пресладкая звезда вновь и вновь освящалась святой водой и мочой. Их почти всех уволили за смешки. Грант припоминал, что в первый раз история была иной: итальянец струсил и не нап…исал в святую воду, и она не проиграла, а выиграла ночную плату. И он ничего не помнил о звезде. Но неважно. Даже бармен Сэм хохотал за стойкой, полируя бокалы. И Грант заметил на лицах Дуга и Джима восхищенные взгляды, выражающие своего рода благоговейное неверие: неужели может быть нечто столь выдающееся и милое? Именно эти взгляды заставили его сказать то, что он сказал.

— Очень плохо, — произнес он, уткнувшись носом в бокал. — Очень плохо, что старина Дуг должен завтра ехать, Теперь у тебя останется только двое возлюбленных.

Дело было не только во взглядах. Все, что произошло с ними с тех пор, как он рассказал о Кэрол Эбернати, было так неожиданно и так странно. Его захлестнул целый сонм событий, обид, включая болтовню Лизы насчет Джима и «пары ныряльщиков» и комментарий Дуга днем раньше на корабле. И она казалась ему чертовски, бешено привлекательной. Ну и, конечно, он был пьян.

— Что? — Лаки стала пунцовой. — Что? Двое возлюбленных?

— Канешна, всегда есть старина Бен, — кривляясь, продолжал Грант. — И Рене.

Лаки пылала.

— Я говорю серьезно. Вполне серьезно.

— Да ладно. Все в порядке! — сказал Грант. — Я тоже говорю серьезно. Ну, глянь на них! Они бы все отдали, чтобы тебя трахнуть! — Лаки медленно посмотрела на мужчин. — Разве не так? — спросил Грант.

Дуг встал с полувиноватой улыбкой и сморщил лоб:

— Он прав. По крайней мере, в отношении меня. — Джим Гройнтон ничего не говорил и только улыбался. — Конечно, к несчастью для нас, он тебя первым получил, милая, — ухмыльнулся Дуг. Джим Гройнтон молчал и улыбался своей медленной улыбкой так, будто он хорошо контролировал ситуацию.

— Что ты сказал? — проревел Грант.

— Думаю, пора завязывать, — легко сказал Дуг. — Мне нужно быть в этом вонючем самолете в одиннадцать. — Он встал.

Лаки тоже встала. Она отбросила назад светлые волосы и рассмеялась.

— Ну, завтра увидимся. Мы тебя все будем провожать, Дуг.

Затем встали Грант и Джим. Грант внимательно наблюдал за ныряльщиком, весь наготове, чтобы врезать по этой самодовольной улыбке полицейского, как только он сделает хоть одно неверное движение, но Джим, кажется, почувствовал это и легко, доверчиво отступил. «Спокойной ночи», — только и сказал он.

Уже в номере, переодевшись в халат, Лаки села перед трюмо и начала энергично расчесываться. Грант разделся, налил себе выпить и сел на кровать, глядя на ее отражение в зеркале.

В зеркале Лаки отвела от него взгляд и сосредоточилась на волосах. У нее было то же странное таинственное выражение лица, которое он так часто видел в последнее время и никак не мог разгадать.

— Ты бы хотел, чтобы у меня была связь с Джимом? — спросила она.

Звук, кажется, повис в воздухе, как окончания строк у Йейтса, вновь и вновь возвращаясь после того, как слова произнесены, и вот исчезли. Ощущение было точно такое же, как тогда, когда он смотрел на мчащийся мимо него бесконечный бок акулы, а потом рвануло руку. Шок? «И жить одному на лужайке с жужжащими пчелами». Бом. Бом. Бом. Он очень глубоко вздохнул и медленно выдохнул: