Люциус Шепард - Знаток тюрьмы

• Название: Знаток тюрьмы
• Автор: Люциус Шепард
• Жанр: Научная Фантастика

---

Когда я упомянул Бьянку Кози, тот сказал: "Ну, видишь, я говорил."

"Ага, говорил. А откуда они взялись?"

"Перышки? Есть упоминания в архивах, но какие-то смутные."

Я попросил его рассказать поподробнее, и он сказал, что знает, что критерии, по которым перышек считают пригодными для Алмазной Отмели, отличаются от прилагаемых к остальной части популяции. Процесс, которым они входят в тюрьму, тоже другой - они называют его Таинством, и в архивных материалах есть намеки, что оно включает в себя некое магическое превращение. Никто из перышек не обсуждал этот вопрос иначе, как только очень туманно. Казалось, это напоминает патологические мифы, которыми теремные королевы оправдывают свою женственность, но я отказался, чтобы это пятнало мои мысли относительно Бьянки. Наши жизни переплелись столь легко, что я начал смотреть на нее, как на своего компаньона. Я понимал, что если планы моего побега забронзовеют, мне придется покинуть ее, но вместо того, чтобы использовать это как предлог для отступления, я решил узнать ее более глубоко. Каждый день выводил на свет некоторые новые грани ее личности. Она обладала спокойным разумом, которым пользовалась с такой тонкостью, что я иногда осознавал только потом, что она дразнила меня; и она обладала упорной жилкой, которая, в комбинации с ее даром логики, превращала ее в грозного оппонента в любом споре. С особым жаром она защищала утверждение, что Алмазная Отмель утверждает основную идею, на которой произрастает форма человеческого мира, проявляющаяся ныне, как она любила заявлять, по загадочным, но в конечном счете благотворным причинам.

В разгар одного из таких споров она расстроилась и сказала: "Ты не то чтобы нонконформист, похоже, что ты практикуешь нонконформистские мысли, чтобы расстраивать всех остальных. Это ребячество!"

"Неправда!", ответил я.

"Я серьезно! Это похоже на твое отношение к Эрнсту." Книга картин Макса Эрнста, одна из многих книг по искусству, что она нашла в библиотеке, лежала на кофейном столике - и она гневно постучала по ней. "Из всех книг, что я принесла, эта нравится тебе больше всего. Ты листаешь ее все время. Но когда я говорю тебе, что считаю его великим, ты..."

"Да он хуевый писака плакатов."

"Поэтому ты смотришь на его работы каждую ночь?"

"Он легок для глаза. Но это не значит, что он чего-то стоит. Это просто означает, что его работы умиротворяют."

Она удрученно покачала головой.

"Да и в любом случае, мы говорим не о Максе Эрнсте", сказал я.

"Неважно, о чем мы говорим. Любая тема одинакова. Я тебя не понимаю. Я не понимаю, почему ты здесь, в тюрьме. Ты говоришь, что причина, толкнувшая тебя на преступления, это твои проблемы с властью, но я не вижу в тебе этого. То есть, это присутствует, мне кажется, но не выглядит столь значительным. Я не могу представить тебя совершающим преступления только потому, что ты хочешь плюнуть в лицо власти."

"Это не было так глубоко, окей? Не похоже, чтобы у меня было трудное детство, или мой отец сбежал со своей секретаршей. Никакого такого дерьма. Я просто идиот. Преступления - мой способ идиотизма."

"Но должно быть что-то еще! Что привлекает тебя в этом?"

"Больше всего я люблю", ответил я, слегка повращав вопрос, "сидеть в доме, куда я вломился в три утра, и думать, как глупо хозяевам позволять болвану вроде меня вляпываться в их жизнь."

"И теперь ты здесь, в поистине странном доме, думая, что все мы глупцы."

Тема мне все менее нравилась. "Мы всегда анализируем мои проблемы. Давай поговорим о твоем изменении. Почему бы тебе не выдать мне свои большие секреты, чтобы мы могли бы пробежаться по ним несколько раз?"

На ее лице появилось раненое выражение. "Причина, по которой я не говорю тебе о своей жизни, та, что я не думаю, что готов ее принять."

"Ты мне не доверяешь?"

Она откинулась назад на спинку и сложила руки, глядя на кофейный столик. "Здесь совсем не то..."

"Значит, ты мне не доверяешь, и даже больше. Великолепно." Я прикидывался раздраженным, но только частично был таковым.

"Я не могу рассказать тебе кое-какие вещи."

"И что это значит?"

"Это значит, что я не могу!" Ее гнев не казался театральным, но погас быстро. "Ты пересек реку, чтобы попасть сюда. Нам всем пришлось пересечь собственные реки. Моя отлична от твоей."

"Таинство."

Она казалась удивленной, и я рассказал ей то, что узнал от Кози.

"Он прав", сказала она. "Я не хочу говорить об этом. И не могу."

"Почему? Это похоже на обет или на что-то еще?"

"На что-то еще." Она чуть расслабилась из своей напряженной позы. "Все остальное... Я стыжусь. Оглядываясь назад, я не могу поверить, что была столь позорной. Будь терпелив, хорошо? Пожалуйста?"

"И ты тоже", ответил я.

"Я и так терпелива. Я просто слишком люблю спорить."

Я тронул рукой ее подбородок, пытаясь развеселить. "Если хочешь, поспорим еще немного."

"Я хочу побеждать", сказала она, улыбаясь вопреки себе.

"Да как скажешь. Алмазная Отмель - это небо или хренова земля. Совет..."

"Я не хочу, чтобы ты поддавался!" Она повалила меня на спину и легла сверху. "Я хочу сломить тебя и разбить твою хлипкую оборону!"

Ее лицо парило надо мной, с яркими глазами и мягкими, чуть приоткрытыми губами, и казалось странно хищным, словно лицо голодного голубя. "О чем мы будем спорить?", спросил я.

"Обо всем", ответила она и поцеловала меня. "О тебе, мне, о жизни. О Максе Эрнсте."

x x x

Как-то раз, выпив чашку кофе в кафетерии, и взяв перерыв в работе, я вступил в обычный разговор с суровым рыжеволосым хворостиной-человеком по имени Филип Стрингер, экс-поджигателем, который недавно переместился с восьмого яруса в старое крыло. Он упомянул, что видел меня с Бьянкой несколькими ночами раньше. "Настоящая дикая баба!", сказал он. "Тронешь титьки, и лучше сразу в сторону, потому что дальше ты вроде как трясешься на горке номер три!"

Хотя в сексе она и лидер, и энтузиаст, но отношение Бьянки к подобному акту показало мне, что я на скромной стороне "настоящей дикой бабы". Тем не менее, я воздержался от комментариев.

"Для меня она слишком дикая", продолжал Стрингер. "Не то, чтобы я не любил трахать цыпочек с палками. По правде говоря, я их даже предпочитаю. Но если у них палка больше моей... знаешь, я чувствую легкий ужас."

"Ты о ком, к черту, толкуешь?", спросил я.

Он с недоверием уставился на меня. "О перышке, с которым я видел тебя: о Бьянке."

"Ты перетрахался, мужик! У нее нет палки."

"Это ты так думаешь, ты никогда не видел палки. Штука пошире бутылки из-под Коки!"

"Ты взял не ту девушку", сказал я ему, чувствуя растущее раздражение.

Стрингер сердито смотрел на меня. "Я, может, и не самый острый нож в ящике, но, черт побери, знаю, кого трахаю."

"Ты чертов лжец", сказал я.

В другое бы время, в другой тюрьме, мы покатились бы по полу, выдавливая глаза и выламывая колени, но спокойствие Алмазной Отмели восторжествовало, Стрингер отмотал назад свой гнев и поднялся на ноги. "Я, должно быть, был с этой сучкой раз пятнадцать, я и говорю тебе, что у нее хрен достаточно твердый, чтобы им заколачивать гвозди. Она начинает подпрыгивать вверх и вниз, и стонать: "Только с тобой..." И все такое прочее. Закрываешь глаза и можешь поклясться, что ты с женщиной. Но взглянешь мельком, и видишь как болтается лошадиная палка, это больше, чем я мог выдержать." Он поддернул брюки. Тебе лучше отдохнуть, приятель. Ты слишком уработался на своем рисовании."

Если б не эта фраза "только с тобой", я бы пренебрег тем, что сказал Стрингер. На самом-то деле, я и пренебрег почти всем, что он сказал. Но фраза, которую Бьянка обычно дышала мне в ухо, когда приближался ее момент, посеяла во мне паранойю, и этим вечером, когда мы сидели на диване, просматривая наброски углем, что она сделала со своих подруг, я повторил суть слов Стрингера, выдав их за шутку. Бьянка не выразила никакой реакции, продолжая изучать один из набросков.

"Слышала, что я сказал?", спросил я.

"Угу."

"Ну, и?"

"Что ты хочешь, чтобы я сказала?"

"Думаю, тебе надо что-то сказать, этот тип разгуливает повсюду, рассказывая каждому, что у тебя палка."

Она отложила альбом и мрачно взглянула на меня. "Я не была с Филипом почти два года."

У меня заняло некоторое время, чтобы интерпретировать ее ответ. "Догадываюсь, это было давно, и он спутал тебя с кем-то."

Живость покинула ее лицо. "Нет."

"Тогда что за хреновину ты сказала?"

"Когда я была с Филипом, я отличалась от той, что сейчас с тобой."

Раздраженный уклончивостью, с которой она оформила свой ответ, я сказал: "Ты говоришь мне, что у тебя была палка, когда ты встречалась с ним?"

"Да."

Услышать такое, в целом, не слишком взволновало меня, но я уже долго реагировал на все слишком эмоционально. "Так потом у тебя была операция?"

"Нет."

"Нет? Как так, нет? Ты каким-то магическим образом потеряла свою палку?"

"Я не хочу говорить об этом."

"Но я хочу! Какого черта ты пытаешься мне сказать?"