Борис Леонов - Солдаты мира

• Название: Солдаты мира
• Автор: Борис Леонов
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: О войне
• Год: 1985

Сборник составляют созданные в последние годы повести о современной армии, о солдатах и офицерах 70—80-х годов, несущих службу в различных родах войск: матросах со сторожевого катера и современном пехотинце, разведчиках-десантниках и бойцах, в трудных условиях выполняющих свой интернациональный долг в Афганистане. Вместе с тем произведения эти едины в главном, в своем идейно-художественном пафосе: служба защитников Родины в наши дни является закономерным и органичным продолжением героических традиций нашей армии.

В повестях прослеживается нравственное становление личности, идейное, гражданское возмужание юноши-солдата, а также показано, как в решающих обстоятельствах проверяются служебные и человеческие качества офицера. Адресованный массовому, прежде всего молодому, читателю сборник показывает неразрывную связь нашей армии с народом, формирование у молодого человека наших дней действенного, активного патриотизма.

---

— Ничем, — встрепенулся Абдульмашук. — Ничем не отличаются, все идут убивать. А ты не ходи, заклинаю аллахом, не ходи с оружием. Иначе проклянешь себя так же, как я, — добавил он уже тихо.

— Так ты оттуда? — обрадовался Али. — Из Афганистана?

Больше всего Али хотел услышать о женском лицее в Кабуле. Последние отряды, вернувшиеся из столицы, рассказывали, что в лицее отравили воду, пищу, у входа взорвали химическую гранату. Али, первый день вставший на ноги после болезни, страшась, заглянул в списки погибших и сразу увидел имя Фазилы — оно значилось первым. Больше он ничего не помнил. Горячка опять свалила его, прошло два дня, как он оправился от болезни.

И сейчас Али, чувствуя, как давит на виски кровь, желал только одного — опровержения той страшной вести. Но он сдержал себя: мужчине не пристало интересоваться женщиной, пусть даже и невестой, хотя ему не терпелось узнать все подробности о лицее, он лишь повторил:

— Как поживает Кабул?

— Что можно увидеть, если думаешь только о том, как не попасться? — махнул рукой Абдульмашук. — А так жизнь идет, дуканы работают, наш Зеленый ряд процветает, дети бегают…

Он замолчал, вспоминая недавние картины жизни родного города. Тень от палатки почти совсем исчезла, и друзья сели плотнее друг к другу, прижались к горячей прорезиненной ткани жилища. Абдульмашук, оглядевшись по сторонам, вытащил из складок одежды измятый листок бумаги, молча протянул Али. Тот быстро пробежал глазами листовку:

«Указ о помиловании.

Во имя аллаха милосердного и милостивого!

Соотечественники! Правительство Демократической Республики Афганистан, с глубоким пониманием изучив положение в стране, утвердило Указ о помиловании тех лиц, которые по своей и против своей воли борются против завоеваний Апрельской революции.

Согласно Указу о помиловании, все лица, которые добровольно, бросив оружие, сдадутся органам власти, будут помилованы. К тому же лица, которые до сдачи работали в государственных учреждениях, смогут продолжить свою трудовую деятельность там же.

Соотечественники! Правительство поручило губернаторствам, правительственным и партийным органам, воинским частям ведение переговоров с пожелавшими вернуться на родину, к мирному труду, счастливой жизни.

Соотечественники! Наше революционное правительство еще раз обращается к вам, обманутым, насильно взявшим в руки оружие, борющимся против революции, покончить с братоубийственной войной, не участвовать больше вместе с душманами в их преступлениях.

Аллах призывает вас к этому!»

Али почувствовал, как тяжело дышит над ухом Абдульмашук, вместе с ним перечитывающий листовку.

— Что же тогда ты… не остался… там? — Али кивнул на горы. — Зачем же вернулся?

Абдульмашук бережно сложил по старым сгибам листок и спрятал его. Задумавшись, он нежно потрогал пока еще мягкий ствол верблюжьей колючки.

— Скоро зацветет. А для чего? Зачем ей цвести, все равно ведь выгорит. — Помолчав, он выпрямился, посмотрел в сторону далеких гор. — Наш лагерь отсюда неподалеку — полночи пути на юг. Когда меня записали в отряд и отправили в Афганистан, еще жива была мама. Она тоже была в лагере и оставалась как бы заложницей, так что я должен был вернуться… Четыре месяца меня не было, а когда вернулись, она уже смотрела на Мекку[8]… Говорят, в последние часы она была без памяти, звала меня.

Руки Абдульмашука начали подрагивать, он сцепил пальцы.

— Это сейчас меня здесь ничто не держит. Но и там, где я оставил кровь, уже никто не ждет. — Он судорожно, словно от холода, передернулся, сжал ладонями голову. — Понимаешь, мы их отравили. Рассказывают, многие были еще совсем девочки… Отравили только за то, что они хотели учиться. Ты понимаешь? — Он повернулся к Али и вдруг отпрянул.

— Ты? — прошептал Али и потянулся к Абдульмашуку трясущимися руками. — Это ты… ты убил Фазилу?

— Что с тобой, брат? Какую Фазилу? — испугался Абдульмашук, чувствуя, как рука Али сжала ему запястье, и стараясь отвернуться от его безумного взгляда.

— Будь ты проклят, убийца! — Али опустил руки и бросился на землю.

И вдруг рядом глухо хлопнул выстрел.

Али с усилием раскрыл глаза и увидел около колючей лагерной ограды лежащего на спине Абдульмашука. Из палаток на выстрел вышло несколько человек, начали сбегаться дети, но к упавшему никто не подходил.

Рядом с трупом, выскользнув из ладони, лежал небольшой итальянский пистолет.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Во всех лагерях идет усиленная вербовка для заброски банд на территорию республики. По предварительным данным, многие банды нацелены на северные провинции. С одной из групп возвращается «Тура»[9].

Из сообщения разведчика «Шаб наме»

— Гандж Али, — наконец главарь назвал его, и Али вышел из строя, стал перед Делаварханом.

Прищурившись, он начал осматривать Али. Пауза затягивалась, Али хотелось переступить с ноги на ногу, пошевелить потными, сжатыми в кулаки пальцами. Вот этот человек поведет его на родину, будет заставлять убивать, грабить, жечь. Но почему он так долго смотрит? Может, кто-нибудь уже донес про листовку?.. Тогда конец. Бежать, надо бежать. Но куда, куда? До гор далеко, кругом охрана. Неужели смерть?

— Будешь гранатометчиком, — вновь заговорил Делавархан, и Али почувствовал, как вместе с облегчением выступил по всему телу пот. Он смахнул его со лба, машинально перевел дыхание. — И предупреждаю, Али. Промахнешься пять раз подряд по цели — расстрел. За оружие заплачено немало, и мы должны оправдать и деньги и пожелания тех, кто нам дает его. Становись в строй.

Делавархан, заложив руки за спину, пружинисто покачивался: на носочках, вверх — раз, два — на пятки, вверх — раз, два — на пятки. Он видел страх в глазах Али и сейчас с улыбкой наблюдал, как тот после пережитого волнения неуклюже становится в строй. Так надежнее. Пусть боятся. Пусть заискивают. Пусть знают, что он сейчас для них — сам аллах. Он прикажет — и они будут убивать себе подобных. Легче всего, конечно, было с первым отрядом, в который он забрал всех мужчин аула перед приходом правительственных войск. И эти черви, молящиеся аллаху, земле, воде и ему, Делавархану, до десятого поколения вперед увязшие в долгах, безропотно шли за ним. Это не была образцовая банда в военном отношении, но они были идеальные, послушные исполнители. Жаль, что почти все погибли в больших и малых операциях. А эти? Что у них на уме? Нет, пусть чувствуют силу. Пусть дрожат и заискивают.

— Завтра вас примут в штаб-квартире партии. — Делавархан прошелся перед строем. — Советую отвечать коротко: «Иду для уничтожения живой силы и техники противника». Кто не понял?

На его продолговатом лице появилась ухмылка, и, словно смущаясь ее, главарь опустил голову. По опыту знал, что в строю сейчас все облегченно вздохнут, и тогда он злобно бросил:

— И пусть меня простит аллах. Но я предупреждаю вас: не вздумайте исчезнуть из отряда. Али! — Али вздрогнул: он только что представлял, как юркнет в толпу в первом же городе, исчезнет, затеряется в нем и во всей стране. Потом он отыщет сестру, откроет свою лавку — и пусть будут прокляты лагерь, банда, эти два года, принесшие ему столько бед, страданий и унижений. — И ты, Саид. Вы у меня единственные, у кого здесь, в Пакистане, не остается родных и близких. Остальные, я уверен, вернутся. А вас двоих я буду держать под особым контролем. Запомните сразу, при малейшем неповиновении или шаге в сторону…

Делавархан вытащил из кобуры пистолет, погладил вороненую сталь ствола, вновь заботливо опустил его в кожаный футляр.

— У меня пока все. Нам осталось пять дней. С утра начнем заниматься боевой подготовкой. А сейчас продолжайте изучение книги. Саид, ее не у нас в центре выпускали?

Саид торопливо кивнул: да, у них. Эта книжечка — пылинка из того, что печатает «Мобильный информационный центр», расположенный на северной окраине Пешавара.

— Мы доноры нашей священной войны за свободный и независимый Афганистан, — поучал своих сотрудников директор центра господин Кари Мохаммед Шариф. — Вот ты, Саид, сколько можешь мусолить этот плакат? Убери с него все слова и призывы — народ неграмотный, они должны видеть картину, а не читать, что на ней нарисовано. Ты же художник, Саид, а фантазии у тебя никакой. Какая там у тебя тема? Русские в Афганистане? Ерунда. Смотри: здесь, вверху, рисуем начальника генерального штаба вооруженных сил республики. Да еще с туловищем свиньи, потому что этому поганому животному не место на священной мусульманской земле. И пусть он держит на поводках советских солдат, которые идут и стреляют в детей, женщин и стариков. Впрочем, стариков можно и не рисовать, пусть будут женщины и дети. И больше крови, не жалей красной краски, нам знамена не рисовать. Вот и все. И не надо ничего объяснять, все видно и понятно. Нами хода[10] нас простит, ибо главная цель нашего центра — поднять народ против неверных. Ты с чем-то несогласен, Саид? Впрочем, ты прав: художник должен видеть все собственными глазами. Готовься, сходишь с одним из отрядов, пожуешь пыль, если тебе скучно работать в студии. Хочу верить, что винтовку ты будешь держать увереннее, чем кисть. Кто еще хочет на натуру? — Директор обвел взглядом сотрудников центра, и те усердно склонились над картинами, блокнотами, пишущими машинками, гранками оттисков.