Александр Дюма - Волчицы из Машкуля

• Название: Волчицы из Машкуля
• Автор: Александр Дюма
• Издательство: Арт-Бизнес-Центр
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1999
• ISBN: 5-7287-0053-5

Роман Дюма «Волчицы из Машкуля» посвящен неудавшейся попытке восстания против короля Луи Филиппа Орлеанского, которое было поднято в Вандее в 1832 г. герцогиней Беррийской, снохой короля Карла X, в пользу своего малолетнего сына, законного наследника старшей ветви Бурбонов, свергнутой с французского престола Июльской революцией 1830 г.

_{Иллюстрации Е. Ганешиной}

---

— Господин Уллье, только Богу дано право выносить свой приговор, только Бог может карать виновного.

— Нет! Я не ошибся! Именно по воле Бога в моей душе поселилась глубокая ненависть к злодеянию и неизгладимая память о предательстве. Именно Бог своим перстом прикасается к моей груди всякий раз, когда я слышу имя Иуды, и мое сердце вновь трепещет ненавистью. Сделав тот выстрел, я ощутил на своем лице освежающее дыхание божественного правосудия и понял, что справедливость восторжествовала. И с той минуты тишина, мир и покой поселились в моей душе, которая не могла смириться с тем, что на моих глазах творилось беззаконие. Теперь ты видишь, что Бог не отвернулся от меня и навсегда поселился в моей душе.

— Бог не прощает убийства.

— Бог всегда на стороне палача, поднявшего меч правосудия. У людей свои законы, а у Бога другие; в тот день я стал карающим мечом самого Господа Бога, каким я стану для тебя сегодня.

— Вы хотите убить меня, как убили барона Мишеля?

— Я хочу покарать того, кто продал Малыша Пьера, так же как я покарал того, кто продал Шаретта. И покараю его без страха, сомнения и упрека.

— Поберегитесь! Вы можете об этом еще пожалеть, когда ваш будущий хозяин заставит вас ответить за смерть его отца.

— Молодой человек правдив и честен и, если он призовет меня к своему суду, я расскажу ему о том, что видел своими глазами в Шаботьерском лесу, и он оправдает меня.

— А кто сможет подтвердить, что вы скажете правду? Только один человек, и этот человек я. Жан, не убивайте меня, и, как только что поступила эта женщина, в нужную минуту я вам пригожусь, чтобы сказать: «Подтверждаю!»

— Куртен, от страха ты совсем потерял разум! Господину Мишелю не понадобится свидетель, когда Жан Уллье скажет ему: «Вот вся правда» — и, обнажив грудь, воскликнет: «Если вы хотите отомстить за отца, вот мое сердце!» И, упав на колени, он обратится к Богу с просьбой отпустить ему тот грех, и, если Бог рассудит, что ему надо ответить за прегрешение, Жан Уллье, не колеблясь, искупит его. Да, да, Куртен, напрасно ты вспомнил о смерти барона Мишеля. Ты, метр Куртен, поступил еще хуже, чем Мишель-старший, ибо твои руки обагрены более благородной кровью, чем та, которую пролил он! Раз я не пощадил Мишеля, неужели я пощажу тебя? Нет, никогда! Никогда!

— Пощадите, Жан Уллье! Не убивайте меня! — умолял негодяй, заливаясь слезами.

— Попробуй разжалобить эти камни, попроси у них защиты и сочувствия, возможно, они тебе ответят, но ничто не сможет заставить меня отказаться от принятого решения. Куртен, ты умрешь!

— А! Боже мой! Боже мой! — завопил Куртен. — Неужели никто не придет ко мне на помощь? Помогите! Вдова Пико, неужели вы позволите, чтобы меня вот так запросто прирезали? Защитите меня, умоляю вас! Если вам нужно золото, я вам отдам его. У меня много золота… Нет, нет, это бред. Нет у меня никакого золота! — воскликнул негодяй, испугавшись, что от этих признаний глаза его недруга засветятся, как ему уже мерещилось, лихорадочным огоньком убийства. — Нет, нет, у меня нет золота, но зато есть земля, я отдам ее вам, вы станете богатыми людьми. Пощадите, Жан Уллье! Вдова Пико, защитите меня!

Вдова даже не пошевелилась; с сомкнутыми губами, бледную как мрамор, неподвижную и безмолвную рядом с покойником, в траурном платье — ее можно было принять за одну из коленопреклоненных статуй у подножия старинных надгробий.

— Как! Вы хотите убить меня? — продолжил Куртен. — Не в бою, не в драке, в ту минуту, когда вам не грозит опасность, что я могу убежать или защититься? Перерезать горло человеку, связанному, словно скотине, которую привели на бойню! О Жан Уллье, такое деяние достойно лишь мясника, но никак не солдата!

— А кто тебе сказал, что тебя убьют именно здесь? Нет, нет, метр Куртен, взгляни на нанесенную тобой рану на моей груди, она до сих пор кровоточит, я еще совсем слаб, едва стою на ногах и шатаюсь, когда иду, мне надо скрываться, за мою голову назначен выкуп, и, несмотря ни на что, я уверен в том, что поступаю по справедливости, и за это отвечу перед Богом. Куртен, я тебя отпускаю на свободу.

— Вы отпускаете меня на свободу?

— Да, отпускаю… О! Только не благодари меня: я делаю это вовсе не для тебя, а для себя. Я не хочу, чтобы про Жана Уллье говорили, что он убил лежащего на земле безоружного человека. Но будь спокоен, я дарю тебе жизнь лишь поскольку рассчитываю, что очень скоро я у тебя ее заберу.

— Бог мой!

— Метр Куртен, ты выйдешь, как и вошел сюда, без веревок и пут на ногах и руках. Однако предупреждаю: будь осторожен! Как только ты окажешься за пределами этих развалин, я пойду вслед за тобой, и буду идти до тех пор, пока мне не представится случай выстрелить в тебя, и я успокоюсь лишь тогда, когда увижу твой труп. Поберегись, метр Куртен! Поберегись!

И с этими словами Жан Уллье, взяв в руки нож, разрезал веревки, которыми были связаны ноги и руки арендатора.

От радости Куртен едва не лишился рассудка. Но тотчас пришел в себя. Приподнявшись, он почувствовал, что ему мешает пояс, словно напомнивший ему о себе. Надеясь на то, что Жан Уллье даровал ему жизнь, он тут же подумал: без золота что за жизнь?

И он снова улегся с такой же поспешностью, как и приподнялся.

Несмотря на то что, не успев встать, Куртен оказался снова на земле, Жан Уллье разглядел туго набитый золотом пояс и догадался о том, что происходило в душе арендатора.

— Чего же ты ждешь? — спросил он. — Да, я понимаю, ты боишься, что, когда ты поднимешься и я увижу, какой ты здоровый и сильный, во мне с новой силой вспыхнет злоба; ты боишься, что я брошу тебе второй нож и, когда он будет у тебя в руках, крикну: «Защищайся, метр Куртен!» Нет, Жан Уллье верен своему слову — беги, спасай свою шкуру! И если Бог на твоей стороне, он убережет тебя от моей карающей руки, а если он вынес свой приговор, то какое значение имеет отсрочка, которую я тебе даю. Забирай свое проклятое золото и убирайся вон.

Метр Куртен не произнес ни слова в ответ; пошатываясь как пьяный, он поднялся на ноги; ему никак не удавалось застегнуть пояс, ибо пальцы так сильно дрожали, словно у него была лихорадка.

Прежде чем выйти, он со страхом оглянулся на Жана Уллье.

Предатель боялся предательства. Не поверив в благородство своего недруга, он опасался ловушки.

Жан Уллье пальцем указал ему на дверь; Куртен бросился наружу, однако, перед тем как перешагнуть за порог, он услышал за спиной голос вандейца, прозвучавший под сводами словно сигнал к бою:

— Поберегись, Куртен! Поберегись!

И, несмотря на то что его отпустили на все четыре стороны, метр Куртен затрясся от страха и, споткнувшись ногой о камень, поскользнулся и упал навзничь.

От страха он вскрикнул. Ему показалось, что вандеец вот-вот набросится на него, и ему уже мерещилось, как холодное лезвие кинжала вонзается в его спину.

Однако это было лишь дурным предзнаменованием; Куртен поднялся на ноги и минуту спустя, выйдя за ворота замка, тут же бросился бежать через открытое поле, которое он уже и не надеялся больше увидеть.

Когда он скрылся из виду, вдова подошла к Жану Уллье и протянула ему руку.

— Жан, — сказала она, — слушая вас, я все время думала о том, насколько был прав мой бедный Паскаль, когда говорил мне, что благородных людей можно встретить под любыми знаменами.

Жан Уллье пожал руку, протянутую достойной женщиной, которая спасла ему жизнь.

— Как вы себя сейчас чувствуете? — спросила она.

— Лучше! Борьба всегда придает силы.

— И куда же вы теперь пойдете?

— В Нант. Из слов вашей матери я понял, что Берта отправилась совсем в другую сторону, и я очень боюсь, как бы там не произошло беды.

— Хорошо! Но возьмите хотя бы лодку, все-таки вам не придется утомлять себя ходьбой половину пути.

— Ладно, — ответил Жан Уллье.

И он пошел вслед за вдовой до того места на озере, где на песок были вытащены рыбацкие лодки.

XXX ГЛАВА, ИЗ КОТОРОЙ СТАНОВИТСЯ ПОНЯТНО, ПОЧЕМУ ЧЕЛОВЕК, ИМЕЮЩИЙ ПРИ СЕБЕ ПЯТЬДЕСЯТ ТЫСЯЧ ФРАНКОВ, МОЖЕТ ЧУВСТВОВАТЬ СЕБЯ ХУЖЕ НИЩЕГО

Не успел метр Куртен выйти за ворота замка Сен-Фильбер, как он тут же бросился бежать, словно безумный. Страх придал ему крылья; он мчался не разбирая дороги, бежал, лишь бы бежать. И если бы ему хватило сил, он добежал бы до края света, настолько ему хотелось поскорее убраться подальше от угроз вандейца, звучавших в его ушах похоронным звоном.

Пробежав с пол-льё по полю в сторону Машкуля, он скорее упал, чем присел на обочину дороги, совсем обессилев и тяжело дыша; мало-помалу приходя в себя, он задумался над тем, что ему делать дальше.

Сначала он решил немедленно вернуться домой, но тут же отказался от этой мысли, понимая, что, какие бы меры ни предприняли власти по обеспечению безопасности мэра Ла-Ложери, у Жана Уллье было слишком много своих людей в здешних краях, а при его знании местности, где ему знакома каждая тропинка в лесу и любая дорога в поле, при его авторитете среди крестьян, а также принимая во внимание ту ненависть, с какой местные жители относились к Куртену, все козыри были бы у Жана Уллье.