Александр Дюма - Волчицы из Машкуля

• Название: Волчицы из Машкуля
• Автор: Александр Дюма
• Издательство: Арт-Бизнес-Центр
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1999
• ISBN: 5-7287-0053-5

Роман Дюма «Волчицы из Машкуля» посвящен неудавшейся попытке восстания против короля Луи Филиппа Орлеанского, которое было поднято в Вандее в 1832 г. герцогиней Беррийской, снохой короля Карла X, в пользу своего малолетнего сына, законного наследника старшей ветви Бурбонов, свергнутой с французского престола Июльской революцией 1830 г.

_{Иллюстрации Е. Ганешиной}

---

Марианна вошла через дверь, выходившую во двор. При виде раненого, перевязанного врачом, она поняла, что он жив.

У него не только ощущалось биение сердца, но и прощупывался пульс, а когда она поднесла к его губам ладонь, то ощутила дыхание.

Вдова обрадовалась, увидев первые признаки жизни.

— Как вы думаете, его можно спасти? — спросила она.

— На все воля Божья, — ответил врач, — а я могу только сказать, что у него не задет ни один важный для жизни орган, но он потерял слишком много крови; к тому же мне не удалось извлечь пулю.

— Однако, — произнесла Марианна, — я слышала, что некоторые люди полностью выздоравливали и еще долго жили с пулей в теле.

— Вполне возможно, — ответил врач. — Так что вы собираетесь делать теперь?

— Я думаю отвезти беднягу в Сен-Фильбер и там спрятать, пока он не умрет или пока не выздоровеет.

— В настоящее время это невозможно, — возразил доктор. — Его спас сгусток крови, и теперь малейшее сотрясение может оказаться для него смертельным. К тому же, на постоялом дворе у вашей матери в Сен-Фильбере слишком много народа и вы не сможете долго держать в секрете, что он находится у вас.

— Боже мой! Неужели вы думаете, что его могут арестовать в таком тяжелом состоянии?

— Конечно, его сразу не повезут в тюрьму, но поместят в какое-нибудь лечебное заведение, откуда переведут в камеру до суда, приговор которого если и не будет смертным, то, по крайней мере, окажется позорным для него. Жан Уллье принадлежит к числу незаметных, но очень опасных своим влиянием на народные массы предводителей восстания, с которыми правительство безжалостно расправляется. Почему бы вам не открыться вашей невестке? Разве она не придерживается тех же взглядов, что и Жан Уллье?

— Вы слышали, что она сказала.

— Это верно… Я понимаю, что вы не можете рассчитывать на ее милосердие. Хотя сам Бог велит, чтобы она проявляла сочувствие к ближнему, ибо, если поймают ее мужа, его ожидает еще худшая участь.

— Да, я знаю, — произнесла суровым голосом вдова, — его казнят.

— Так вы могли бы спрятать Жана Уллье в этом доме? — спросил врач.

— В этом доме? Да, конечно. И он будет в большей безопасности, чем в любом другом месте, ибо все знают, что здесь никто не живет. Но кто же будет ухаживать за ним?

— Жан Уллье не изнеженная барышня, — ответил врач, — и не пройдет двух или трех дней, как утихнет жар, и он сможет обходиться без посторонней помощи в течение дня. Я же буду навещать его каждую ночь.

— Прекрасно, а я пробуду с ним столько времени, сколько смогу, чтобы не вызвать подозрений.

С помощью доктора Марианна перенесла раненого в коровник, находившийся рядом с ее комнатой, заперла за собой дверь, положила свой матрас на солому, а затем попрощалась с доктором до следующей ночи. Зная о том, что раненому, если он придет в себя, понадобится на первых порах лишь глоток воды, она присела рядом с ним на охапке соломы, чтобы не пропустить минуты, когда он очнется и то ли произнесет несколько слов, то ли просто вздохнет.

На следующее утро она сходила в Сен-Фильбер; когда же ее расспрашивали о Жане Уллье, она отвечала, что по совету невестки, опасавшейся преследований властей, она отвезла покойника в ланды.

Вдова вернулась якобы для наведения в доме порядка; когда солнце склонилось к закату, она с нарочитым видом закрыла на замок дверь и возвратилась в Сен-Фильбер еще засветло, чтобы все знали, что она не осталась ночевать в своем старом доме.

А ночью она вернулась к Жану Уллье.

Так Марианна провела три дня и три ночи; запершись в коровнике, она боялась лишний раз пошевелиться, чтобы никто не догадался, что она в доме; по прошествии трех суток, хотя Жан Уллье еще пребывал в том обморочном состоянии, какое наступает после тяжелого ранения, связанного с большой потерей крови, врач заставлял ее уходить днем домой, разрешив возвращаться к больному только ночью.

Жан Уллье был так тяжело ранен, что две недели находился между жизнью и смертью; лоскутки от одежды, занесенные пулей в рану, вызвали воспалительный процесс, с которым долго боролся здоровый организм, и лишь когда миновал кризис, врач смог поручиться, к огромной радости вдовы Пико, за жизнь вандейца.

Марианна с удвоенным усердием принялась ухаживать за раненым, когда у нее появилась надежда на его выздоровление; хотя шуан был еще очень слаб и с трудом мог выговорить несколько слов, он все же ухитрялся каким-то образом выказывать ей свою благодарность; это само по себе говорило о том, что его дела пошли на поправку, и вдова каждую ночь проводила у изголовья раненого, приняв все меры предосторожности, чтобы никому не попадаться на глаза.

После того как рана очистилась от гноя, Жан Уллье начал быстро выздоравливать; однако вместе с возвращавшимися силами к нему пришла тревога за близких ему людей, и он попросил вдову узнать о том, что произошло с маркизом де Суде, Бертой, Мари и даже Мишелем, которому удалось победить неприязнь вандейца и занять местечко в его сердце. Марианна навела справки у роялистов, останавливавшихся на постой у ее матери, и вскоре смогла сообщить Жану Уллье, что все его друзья были здоровы и на свободе; она дала ему знать, что маркиз де Суде скрывается в лесу Тувуа, а Берта с Мишелем находится у Куртена, в то время как Мари, по всей видимости, осталась в Нанте.

Не успела вдова произнести имя арендатора, как раненый изменился в лице; словно стараясь что-то вспомнить, он провел ладонью по лбу и впервые за все время болезни сел в постели.

Сначала он подумал о дорогих и близких ему людях, но затем в его мозгу, еще не совсем очнувшемся от длительного сна, пробудились воспоминания, вспыхнула старая ненависть, и с неистовой силой им овладела жажда мщения.

К своему ужасу, вдова Пико услышала от Жана Уллье те же слова, которые он произносил, когда был без сознания, и которые она принимала за бред: он обвинял Куртена в предательстве, трусости и убийстве, снова заговорил о крупной сумме денег, обещанной тому за предательство, и в состоянии крайнего возбуждения, с пылавшими гневом глазами, срывавшимся от волнения голосом стал умолять вдову пойти за Бертой и привести ее к нему.

Бедная женщина, решив, что шуан снова бредит, не знала, как ей поступить, ибо врач пообещал навестить раненого только в ночь на послезавтра.

Тем не менее она пообещала Жану Уллье сделать все, что он попросил.

Немного успокоившись, старый вандеец снова лег и, обессилев от пережитых волнений, забылся в беспокойном сне.

У разбитой усталостью вдовы, сидевшей на подстилке у постели больного, уже начали невольно слипаться глаза, как вдруг ей послышался непривычный шум, доносившийся со двора.

По булыжникам, проложенным по краю навоза, которым был обильно усыпан двор дома, кто-то шел.

Вскоре она услышала, как стукнула щеколда соседней двери и раздался голос ее деверя, который Марианна сразу узнала: «Сюда! Сюда!»

Она знала, что на половине Жозефа никто не жил, и назначенная им ночная встреча необычайно возбудила ее любопытство; не сомневаясь в том, что шуан, как всегда, обделывает свои темные делишки, она решила узнать, что он задумал.

Марианна бесшумно отодвинула доску, прикрывавшую отверстие, через которое коровы просовывали головы, чтобы получать причитавшийся им корм, пролезла через узкую щель в комнату, ловко вскарабкалась по лестнице, на которой был смертельно ранен граф де Бонвиль, на чердак, который, как мы помним, был общим на две половины дома, и прислушалась, находясь как раз над комнатой брата своего мужа.

Она успела лишь к середине разговора.

— А ты видел деньги? — спросил кто-то голосом, показавшимся ей знакомым, но который она не смогла сразу опознать.

— Как сейчас вижу вас, — ответил Жозеф Пико, — это были банкноты, но он потребовал, чтобы ему заплатили золотом.

— Тем лучше! Знаешь, банкноты меня не очень бы устраивали, так как в провинции их неохотно берут.

— Вот я и говорю вам, что будет золото.

— Хорошо! А где они должны встретиться?

— В Сен-Фильбере завтра вечером. У вас будет время предупредить ваших парней.

— Ты что, свихнулся? Моих парней! Ты сказал, сколько их будет?

— Всего двое: мой бандит и его приятель.

— Тогда двое на двое, и, как говорил славной памяти Жорж Кадудаль, война есть война.

— Но метр Жак, у вас только одна рука.

— Какая разница, если она крепкая? Беру на себя самого сильного.

— Постойте! Мы об этом не договаривались.

— Как это?

— Мэра оставьте мне.

— Ты слишком многого хочешь.

— О! Негодяй заплатит за все, что мне пришлось пережить по его вине.

— Если у них будут деньги, о которых ты говоришь, ты не будешь в обиде, несмотря на то что он продал тебя как негра… Поверь мне, дружище, ты не стоишь двадцати пяти тысяч франков.