Стивен Бакстер - Лучшая зарубежная научная фантастика

• Название: Лучшая зарубежная научная фантастика
• Автор: Стивен Бакстер
• Издательство: Фантастика
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-91878-096-1

Тридцать рассказов, представленных в ежегодной коллекции Гарднера Дозуа, несомненно, порадуют поклонников научной фантастики. Вот уже более трех десятилетий эти антологии собирают лучшие образцы жанра по всему англоязычному миру, и мы в свою очередь рады предложить вниманию читателей произведения как признанных мастеров, так и новые яркие таланты. Встречайте: Стивен Бакстер, Паоло Бачигалупи, Элизабет Бир, Джеймс Камбиас, Алиетт де Бодар, Грег Иган, Чарльз Коулмен Финли, Джеймс Алан Гарднер, Доминик Грин, Дэрил Грегори, Гвинет Джонс, Тед Косматка, Мэри Робинетт Коул, Нэнси Кресс, Джей Лейк, Пол Макоули, Йен Макдональд, Морин Макхью, Сара Монетт, Гарт Никс, Ханну Райаниеми, Роберт Рид, Аластер Рейнольдс, Мэри Розенблюм, Кристин Кэтрин Раш, Джефф Райман, Карл Шредер, Горд Селлар и Майкл Суэнвик.

Большинство представленных здесь произведений удостоились престижных литературных наград, включая знаменитые «Хьюго» и «Небьюла». Премией «Хьюго» были отмечены и заслуги составителя, Гарднера Дозуа, неоднократно признанного лучшим редактором года.

---

Моя крохотная искорка контента исчезла. Похоже, даже правительственные биологи озаботились судьбой ДиПи.

Когда мой отец не делал глупых ставок на революцию, то преподавал агрономию в Национальном университете Лаоса. Скорее всего, наши жизни сложились бы иначе, если бы он стал фермером на рисовой плантации где-нибудь в сельской местности, а не постоянно находился в окружении интеллектуалов и идей. Но такова его карма — удел исследователя и учителя, а потому, увеличивая производство лаосского риса на 30 %, он еще забивал себе голову фантазиями игроков: Торо, Ганди, Мартина Лютера Кинга, Сахарова, Манделы, Онг Сунг Кия. А они все были подлинными игроками. Отец говорил, что если белых южноафриканцев заставили устыдиться, то и монарх-самозванец сможет стать на путь истинный. Заявлял, что Торо вполне мог родиться в Лаосе, ведь философ всегда так вежливо протестовал.

По описаниям отца Торо казался лесным монахом, ушедшим в джунгли в поисках просвещения. Жить среди баньянов и плющей Массачусетса и медитировать о природе страдания. Отец верил, что в нем есть частичка этого человека, часто говорил о мистере Генри Дэвиде, и в моем воображении давно умерший фаранг стал таким же великим, как и мой родитель.

Когда под покровом темноты к нам приходили друзья отца — уже после переворота, контрпереворота и поддержанного китайскими войсками мятежа Кхамсинга — они часто говорили о мистере Генри Дэвиде. Папа сидел с друзьями и студентами, пил черный лаосский кофе, курил сигареты, а потом писал аккуратно составленные антиправительственные обвинения, которые его ученики копировали, оставляли в общественных местах, разбрасывали по улицам и ночью клеили на стены.

В своих партизанских воззваниях отец спрашивал, куда подевались его друзья, почему их семьи одни, почему китайские солдаты били по голове монахов, сидящих на голодной демонстрации вокруг дворца. Когда же он напивался, а крохотные ставки не удовлетворяли жаждущую риска натуру, то иногда слал статьи в газеты.

Ни одну из них не опубликовали, но папа был одержим каким-то духом, который заставлял его думать, что в печати изменят мнение. Что его статус реформатора сельского хозяйства Лаоса каким-то образом подвигнет редакторов совершить самоубийство и напечатать эти жалобы.

Все кончилось тем, что мать подавала кофе капитану тайной полиции, пока двое его подручных ожидали за дверью. Офицер оказался крайне вежливым: предложил отцу сигарету «555» — эта марка уже стала редкой и контрабандной — даже зажег одну для него. Потом освободил место, аккуратно отодвинув в сторону чашки и блюдца, и положил листовку на кофейный столик. Она выглядела помятой и рваной, заляпанной грязью. Множество обвинений против Кхамсинга. Ее сочинил отец. Тут сомнений ни у кого не было.

Папа и полицейский сидели, курили и молча разглядывали бумагу.

Наконец, офицер спросил:

— Вы остановитесь?

Отец затянулся, медленно выпустил дым, изучая листовку. Капитан продолжил:

— Мы все уважаем вас за то, что вы сделали для королевства Лаос. У меня самого семья, которая умела бы от голода, если бы не ваша работа в деревнях. — Он наклонился вперед. — Если вы пообещаете больше не писать листовки и жалобы, все можно забыть. Все.

Папа ничего не ответил. Только докурил, раздавил окурок в пепельнице:

— Будет трудновато дать такое обещание.

Капитан удивился:

— У вас есть друзья, которые замолвили за вас слово. Возможно, вы передумаете. Для их блага.

Отец еле заметно пожал плечами. Офицер разгладил листовку еще тщательнее. Прочитал ее.

— Эти воззвания ничего не делают. Династия Кхамсинга не рухнет из-за нескольких жалоб. Большинство листков срывают, даже не прочитав. Ничего не происходит. Ваши усилия бесполезны. — Он почти умолял, оглянулся и увидел меня, смотрящего на дверь. — Прекратите. Ради семьи, если не ради друзей.

Мне бы так хотелось сказать, что отец сказал ему нечто великое. Что-то достойное борца с тиранией. Воззвал к своим идолам. Онг Сунг Кию или Сахарову, или мистеру Генри Дэвиду с его склонностью к мирному протесту. Но он ничего не ответил. Просто сидел, положив руки на колени, и смотрел на порванную листовку. Теперь мне кажется, он испугался тогда. До появления капитана слова всегда приходили к нему легко. Вместо этого он просто повторил:

— Это будет нелегко.

Офицер ждал. Когда стало ясно, что отцу нечего сказать, он поставил кофейную чашку и дал знак своим людям войти. Все были очень вежливыми. Кажется, полицейский даже извинился перед матерью, когда папу вывели на улицу.

У нас уже третий день царит изобилие Дабла ДиПи, ярко светит зеленое солнце, купая людей в успокаивающем сиянии достатка. Я корплю над новым репортажем, включив наушники «Фронтал Лоуб» и отключившись от всего, кроме своей темы. Всегда немного трудно писать на не своем языке, но любимая певица и соотечественница Кулаап шепчет мне на ухо, что «Любовь — это птица», и работа спорится. Когда я слушаю звуки родной речи, то даже вновь чувствую себя дома.

Кто-то хлопает меня по плечу. Вытаскиваю наушники и оглядываюсь. Рядом стоит Джэнис.

— Онг, мне надо с тобой поговорить. — Она делает знак следовать за ней.

В своем кабинете главный редактор закрывает дверь и подходит к столу:

— Присаживайся, Онг. — Берет наладонник, просматривает данные. — Как у тебя дела?

— Очень хорошо. Спасибо. — Я не уверен, может, Джэнис ждет от меня иного ответа, но, по всей видимости, босс скажет, чего хочет. Американцы не оставляют слишком много на откуп догадкам.

— Над чем ты сейчас работаешь?

Я улыбаюсь. Мне нравится эта история, напоминает об отце. С успокаивающим голосом Кулаап в ушах я уже практически закончил поиски. Василек, цветок, ставший таким знаменитым из-за дневников мистера Генри Дэвида Торо, расцвел слишком рано для опыления. Пчелы, похоже, его просто не нашли. Ученые, у которых я взял интервью, винят глобальное потепление, и теперь растение на грани вымирания. Я уже поговорил с биологами и местными натуралистами, а теперь хотел бы отправиться в паломничество на Уолденский пруд, ведь василек легко может скоро оказаться в пробирке федеральной резервной лаборатории с ее техниками в чистых халатах и пылесосами криминалистов.

Когда я закончил рассказывать о новой статье, Джэнис взглянула на меня, как на сумасшедшего. Она явно считала меня безумцем, это было написано у нее на лице. Ну, еще она мне это сказала:

— Да ты вконец спятил!

Американцы — люди очень прямые. Трудно сохранить лицо, когда на тебя кричат. Иногда мне кажется, что я привык к этой стране. Все-таки пять лет прошло, с тех пор как я прибыл из Таиланда по стипендии, но в моменты, вроде этого, могу только улыбаться и стараться не кривиться, когда они теряют лицо, кричат и орут. Отцу как-то один чиновник швырнул в лицо ботинок, но он и тогда не показал гнева. А вот Джэнис — американка, и сейчас она очень зла.

— Я ни за что не дам разрешения на такие излишества!

Стараюсь сохранить лицо, преодолеть ее гнев, но потом вспоминаю — американцы не воспринимают извиняющуюся улыбку так, как лаосцы. Прекращаю улыбаться, стараюсь выглядеть… как-то иначе. Серьезным, надеюсь.

— Эта история очень важна. Экосистема неправильно адаптируется к изменяющемуся климату. Вместо этого она теряет… — Ищу слово. — Синхронию. Ученые считают, что цветок можно спасти, но только если завезти сюда пчел, живущих в Турции. Они думают, это поможет заменить функцию местных пчелиных популяций, а последствия не будут слишком разрушительны.

— Цветы и турецкие пчелы.

— Да. Это важный сюжет. Позволят ли они цветку вымереть? Или же сохранят его, но изменят окружающую среду Уолденского пруда. Мне кажется, наши читатели найдут его интересным.

— Более интересным, чем вот это? — Она указала через стеклянную стену на водоворот, пульсирующее зеленое солнце Дабла ДиПи, который сейчас забаррикадировался в отеле и взял в заложники парочку фэнов.

— Ты знаешь, сколько кликов мы сейчас получаем? — спросила Джэнис. — У нас эксклюзив. Марти вошел к Даблу в доверие и отправляется завтра брать у него интервью, если только мексиканский спецназ не ворвется в отель раньше. У нас тут каждую минуту новый запрос, люди заходят на блог Марти просто посмотреть, как он готовится к поездке.

Сияющая сфера не просто висит в центре водоворота, она затмила собой все. Если мы сейчас посмотрим на биржевые сводки, то у всякого, кто находится не под защитой зонтика нашей корпорации, глаза выпадут от удивления. Даже новость о «Фронтал Лоуб/Оукли» исчезла. Три дня полного доминирования в водовороте оказались для «Майлстоун» чрезвычайно прибыльными. Сейчас Марти показывает зрителям, как наденет бронежилет на случай, если мексиканские спецназовцы пойдут на штурм во время того, как он будет обсуждать с Даблом природу истинной любви. К тому же у Мэкли наготове еще один пост — интервью с матерью. Синди редактировала репортаж и сказала нам, как же ей отвратительна вся эта история. Женщина явно сама направила собственную дочь в особняк ДиПи на ночную вечеринку у бассейна, одну.