Вернер Зомбарт - Избранные работы

• Название: Избранные работы
• Автор: Вернер Зомбарт
• Жанр: Философия
• Год: 2005
• ISBN: 5-7333-0180-5

Вернер Зомбарт принадлежит к основоположникам современной социологии, хотя на протяжении всей своей академической карьеры он был профессором экономики, а его труды сегодня привлекают прежде всего историков. Все основатели современной социологии были знатоками и философии, и права, и экономики, и истории – они создавали новую дисциплину именно потому, что подходы уже существующих наук к социальной реальности казались им недостаточными и односторонними. Сама действительность не делится по факультетам, о чем иной раз забывают их наследники, избравшие узкую специализацию. Многообразие интересов Зомбарта удивительно даже на фоне таких его немецких современников, как М. Вебер, Г. Зиммель или Ф. Тённис, но эта широта иной раз препятствовала Зомбарту в разработке собственной теории. Он был в первую очередь историком, а принадлежность к этому цеху мешает выработке всеобъемлющей социологической доктрины – эмпирический материал историка не вмещается в неизбежно схематичную социологическую теорию, препятствует выработке универсальной методологии, пригодной для всякого общества любой эпохи. Однако достоинства такой позиции оборачиваются недостатками в обосновании собственных исторических исследований; поздние труды Зомбарта по социологической и экономической методологии остались явно несовершенными набросками, уступающими его трудам по истории капитализма.

---

И тогда проблема действительной, материальной социальной политики получит следующую формулировку:

Если известные стремления человечества будут признаны правомерными, то какова должна быть социальная политика? Такими правомерными стремлениями я считаю: сохранение и умножение наших современных культурных благ, сохранение и упрочение нашего национального могущества, по крайней мере, против низших восточно-европейских и азиатских народов, естественное возрастание населения, расширение благ культуры на все более широкие слои населения, возможное улучшение материального существования, т. е. самое широкое господство над силами природы, и возможно большее освобождение людей от хозяйственной деятельности. Лишь тому, кто согласен со мною в этих «конечных целях», – в действительности они признаются подавляющим большинством европейско-американского культурного человечества, – я могу научным образом доказать необходимость достижения определенных ближайших целей, посредством социальной политики, как conditio sine qua non осуществления названных «конечных целей». Это значит – выбор определенного социально-политического идеала, в конце концов, зависит от общего мировоззрения и жизнепонимания данной личности, и необходимость его может быть обоснована лишь как средства к цели. Мне могут возразить, что этим я, наконец, все-таки уничтожаю самостоятельность социально-политического идеала и подчиняю социальную политику чуждым точкам зрения. Совсем нет. Я уже раньше предостерегал от заблуждения, что организация хозяйственной жизни может когда-нибудь сделаться «абсолютной конечной целью» человеческого существования, никогда не отрицая характера социально-политического идеала, как одной из целей. Но я отрицал господство в социальной политике чуждых точек зрения. Социальная политика должна, по-моему, руководствоваться исключительно социально-политической точкой зрения. Я хочу построить социальную политику, достигнуть единства и ясности системы на почве ее собственного идеала: это называю я самостоятельностью социально-политического идеала, а не объявление абсолютными социально-политических целей.

Теперь, я думаю, не представит более трудности ответ на наш вопрос о наиболее целесообразной социальной политике. Он должен быть таков:

Здоровая социальная политика должна иметь своей задачей возможную поддержку того социального класса, который является носителем экономического прогресса, потому что лишь таким путем может быть осуществлен ее идеал: высшее развитие производительных сил, достижение которого необходимо требуется в интересах культурного прогресса.

Это может быть формулировано и таким образом:

Идеал социальной политики есть экономически совершенное, которое представляется для каждого данного времени высшей по развитию хозяйственной системой, т. е. системой хозяйства высшей производительности.

Дальнейшее обоснование этих положений не составляет задачи настоящего исследования, предназначенного лишь для выяснения основной точки зрения. Иначе понадобилось бы систематическое изложение целей современной социальной политики, а для этого необходимы еще пока обширные предварительные работы, из которых некоторые уже сделаны мной.

Теперь мне хотелось бы лишь еще раз пробудить и укрепить в читателе верное понимание принципиальной своеобразности отстаиваемой мной точки зрения, чтобы, по крайней мере, по поводу руководящих положений моего взгляда не могло возникнуть недоразумений.

Прежде всего мои положения не заключают.

1) Мнения, что вся хозяйственная жизнь необходимо должна быть построена на одной схеме, что одна и та же система хозяйства неизбежно должна господствовать равномерно во всех сферах хозяйственной деятельности. Под влиянием известных условий, мелкое крестьянство может существовать наряду с крупной сельскохозяйственной промышленностью, так же, как местное ремесло и промышленный капитализм могут существовать в данной стране одновременно, и эти различные формы будут соответствовать для известного момента идеалу социальной политики.

2) Идеал высшей производительности не должен быть смешиваем с идеалом возможно большого производства, выставлявшимся старой школой, еще менее с идеалом наибольшего «чистого дохода», т. е. предпринимательской прибыли, как известно также иногда выставлявшимся в сочинениях прежних политикоэкономов.

Считаю уместным сказать еще несколько слов для пояснения вышеизложенного.

Мой идеал социальной политики действительно есть «производственный идеал» и этим примыкает к давно известным традициям, но лишь в том смысле, что он исполняется в зависимости от успешности производства, но он совершенно не исключает «воздействия на распределение». Эта зависимость от успеха производства неизбежна, потому что лишь она вносит в экономическую политику единство и определенность целей.

Так называемая «распределительная политика» представляет вполне бессистемную путаницу отдельных мероприятий; она не может иметь ясных и устойчивых точек зрения; она всегда является лишь политикой зашивания прорех и «штопания мужицкой сермяги». Попытайтесь, например, сделать руководящим принципом экономической политики стремление увеличить долю участия неимущих в плодах «стоящих готовыми на столе жизни», и вы сразу увидите невозможность обосновать на таком принципе хоть несколько осмысленную и цельную систему социальной политики. Наоборот, социальная политика вполне может быть и очень часто бывает «политикой распределения», если, например, достигается повышение заработной платы для предупреждения кризисов или поддержка безработным, чтобы воспрепятствовать понижению заработной платы, а тем самым и понижению технического уровня методов производства и т. д.

Ставя успешность производства в зависимость от хозяйственной организации, т. е. системы хозяйства, и выставляя идеалом хозяйственную систему наивысшей производительности, я выделяю понятие производительности из чисто технической сферы и придаю ему социальный характер. А именно: выставляя целью наивысшую успешность производства, я имею в виду не наиболее совершенный технически способ производства или транспорта, а возможно лучшую организацию общественной работы, которая воспользуется всеми успехами техники. Таким образом, ясно поставленная цель социальной политики есть всегда построение или применение социального порядка, регулирующего хозяйственную жизнь.

Наконец, как упомянуто выше, я совершенно не отождествляю промышленного успеха с количеством произведенных богатств. Этим я возвращаю опять на ноги поставленное старой школой на голову отношение между человеком и вещами, причем я не делаю первого средством, вторые – целью, а, наоборот, хочу видеть человека целью, а вещи – средством.

Высшая возможность производства означает высшую производительность. Понятие «производительность», одно из кардинальных понятий всего учения политической экономии, принадлежит к самым неясным в нашей коллекции запутанных понятий. В нашей монументальной энциклопедии государственных наук отсутствует и этот заголовок! Я не могу представить себе большей муки ада для погрешившего на своем веку политикоэконома, чем, если он будет присужден в царстве теней ежедневно прочитывать главу о «производительности» из наших ходячих учебников, хотя бы, например, соответствующие места в так называемой «Системе» Рошера.

Виной ужасной неясности здесь, как и во многих других вопросах, является недостаточная внимательность к тому, что слово «производительность» имеет много значений. Насколько я вижу, им обозначаются следующие три различных понятия: 1) то, что можно бы назвать общественной полезностью: судья «производителен», так как он «производит» разбор правонарушений, значит исполняет необходимую в жизни общества функцию; 2) то, что может быть названо частнохозяйственной «выгодностью»: затраченный капитал «производителен», т. е. он приносит выгоду; сюда относится учение физиократов о прибавочной стоимости, как produit net.; 3) то, что можно бы назвать технической «производительностью», если бы это выражение не давало повода к недоразумениям: плодотворность или производительность человеческого труда. Лишь в этом

последнем смысле понятие производительности важно для политической экономии, что здесь не место доказывать.

Во всяком случае только в этом смысле оно ясно, потому что поддается количественному выражению через установление отношения между суммой продукта к выражаемой во времени сумме труда. И только в этом смысле я употребляю здесь слово «производительность». Выставляя целью социальной политики хозяйственную систему наивысшей производительности, я тем самым ставлю целью достижение такой организации экономической жизни, при которой получается наивысшая плодотворность общественной работы, следовательно, создается для общества возможность мало работать или много производить.