Майкл Боккачино - Шарлотта Маркхэм и Дом-Сумеречье

• Название: Шарлотта Маркхэм и Дом-Сумеречье
• Автор: Майкл Боккачино
• Издательство: Аст
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-083854-7

Дом-Сумеречье. Дом, где воскресают мертвые — и разбиваются сердца живых. Здесь остановилось время. Здесь хозяин поместья — таинственный собиратель диковинок мистер Уотли, коллекционирующий в разноцветных флакончиках человеческие смерти. Сюда есть доступ лишь тем, кому ведомо незримое — или тем, кто недавно пережил утрату близкого человека. Однажды завеса непознанного приоткрывается для двух маленьких мальчиков, похоронивших любимую мать, и их молодой гувернантки, обладающей даром видеть рядом с умирающими загадочного «человека в черном». Так просто войти в Дом-Сумеречье. Но есть ли способ вернуться?..

---

Лили увлекла нас из гостиной, провела по подъемному мосту между двумя благоухающими лавандой водопадами, через комнату, где шел снег (мне пришлось развести мальчиков в разные стороны, а то они уже начали кидаться друг в дружку снежками), и, наконец, в пустую банкетную залу, что вполне могла попасть сюда из какого-нибудь средневекового замка, — потолок поддерживали грубо обтесанные деревянные балки, а стены были из крошащегося пористого камня. В одном конце залы обнаружилась мрачная дверь из черного кованого железа, что еще и вилось вдоль дверного полотна как плющ, и с серебряным молоточком в центре.

Лили подошла к двери.

— Итак, скажите мне, что вы видите.

— Это дверь, — отозвался Джеймс.

— Да, но какая?

— Тяжелая, из дубовой древесины, — откликнулся Пол. — С металлическими заклепками.

Маленький Джеймс бросил на него типичный для братьев взгляд, сочетание удивления и жалости: дескать, неужели он и впрямь в родстве с таким олухом?

— Но это ж не все. А как же горгульи? — И Джеймс указал на верхнюю часть двери, где я не различала ничего, кроме черных металлических петель вроде вьющихся лоз.

Лили встала между сыновьями.

— Эта дверь для каждого выглядит по-своему. Одним показывает то, в чем они больше всего нуждаются, другим — тот вариант жизни, которую им не довелось прожить. Говорят, она даже будущее умеет предсказывать. Хотите посмотреть, что нас ждет?

Я собиралась было запротестовать — ведь есть вещи, о которых детям знать рано, — но Лили уже открыла дверь. По ту сторону порога царила тьма — она хлынула в каменную залу и обступила нас. Мы словно бы парили в пустоте. Я по-прежнему видела миссис Дэрроу и мальчиков: вокруг них кружились с десяток светящихся точек, принимая формы оправленных в раму картин.

На первой была изображена Лили — на одре болезни в Эвертоне, одна рука поднесена ко лбу, смятые атласные простыни эффектно драпируют постель, точно в студии художника-романтика; врач щупает у нее пульс. Внезапно картина ожила — мы четверо так и вздрогнули, когда в бездне эхом отозвался голос доктора, далекий и гулкий:

— Мадам, я готов поручиться: вы выздоравливаете!

Видение погасло; мать и дети перешли к следующей подвижной раме. На этой картине изображалось Рождество в Эвертоне. Дом был украшен так заботливо, с таким вниманием к деталям, о каком я и мечтать не могла. Лили сидела у очага и любовалась на свою семью. Повзрослевший Пол прижимал к груди малыша; молодая женщина, по-видимому, его жена, держала за руку малютку-девочку; они помогали детям выбрать себе игрушки с роскошной рождественской елки. В другом конце комнаты подросший Джеймс, поймав юную хохотушку под омелой, дерзко целовал ее в щеку. Мистер Дэрроу присел рядом с женой у очага и взял ее руку в свою. Я покраснела. То были домашние, такие интимные моменты, и все-таки им не суждено было случиться наяву.

Я чувствовала себя не в своей тарелке и не скрывала этого, и неловкость грозила перерасти в нечто большее. Накатил гнев, да такой, что словами не выразишь. Меня обманули, предали. Детям следовало попрощаться с матерью. Вот зачем я их привела. Но вместо того Лили позволяет им упиваться своей потерей, одержимо мечтать о том, что никогда не сбудется, о жизнях, которые им не суждено прожить. Но если на то пошло, разве я не такова же? Разве я каждую ночь не вижу во сне Джонатана, мать и отца? Гнев мой обратился против меня же самой. То, что мы делаем, таит в себе опасность.

Я отступила назад и попыталась выйти из комнаты. Невдалеке светилась еще одна точка; я направилась к ней, надеясь, что там выход, но нет: это оказалась еще одна парящая в пустоте рама. И тут я поняла, что ошиблась. В стекле отражалась я сама, дробясь на миллионы различных образов. Нет, это не картины; это зеркала; а в этом одного кусочка недостает. Даже в расколотом зеркале я видела, как в глазах моих блеснула догадка, лицо исказилось от отвращения, а затем от гнева.

Мне вспомнились окровавленные руки Сюзанны и пронзительный крик няни Прам, прозвеневший в ночи много недель назад. Но еще отчетливее мне вспомнился человек в черном: фантом моей юности, что преследовал меня сквозь годы, уничтожая всех, кого я любила.

Кто-то караулит вас. Караулит и ждет.

Неужели призраки из моего прошлого и этот, нынешний — одно и то же? Как диковина из Сумеречья попала в подвал церкви Святого Михаила и почему была использована против Сюзанны?

Усилием воли я заставила себя выбраться из этой тьмы: пошарила вокруг в поисках твердой стены, пока не ощутила под рукой края двери, и выскользнула обратно в пустую каменную залу. Там меня уже ждал Дункан с запиской на пергаменте: мистер Уотли изъявлял желание побеседовать со мною наедине.

Юноша повел меня в самые недра особняка, вниз по бессчетным лестницам, в комнату, что очень напоминала турецкие бани. Невзирая на густые завесы пара, что растекались в воздухе, я различала мистера Уотли в противоположном конце помещения: он был наполовину погружен в мутную минеральную ванну. Вот он запрокинул голову; концы волос легли на воду. Бассейн был огромен; вот всколыхнулась рябь — там, куда хозяин никак не мог дотянуться. Я заметила, как под водой скользнуло что-то вроде угря или змеи, и меня осенило: это же щупальце! С полдюжины щупалец отходили от тела мистера Уотли, неспешно и томно выныривали и вновь погружались на дно. Однако ж лицо его оставалось человеческим — таким же топорным и диким, как в нашу первую встречу.

— А, миссис Маркхэм. — Он самодовольно ухмыльнулся, видя, как я смутилась, став свидетельницей сцены настолько интимной.

— Мистер Уотли, — резко бросила я. Вдохнула поглубже, пытаясь взять себя в руки. Жестом руки, что все еще напоминала человеческую, хозяин пригласил меня присесть на мраморную скамеечку у кромки воды. Я знала, что при виде подобного создания, тем более в обстановке столь домашней, мне полагалось прийти в ужас, но места для страха не осталось — такой гнев владел мною. Он запылал в тот самый миг, как я обнаружила разбитое зеркало и проассоциировала призрак человека в черном с Домом-Сумеречьем. У кого, кроме коллекционера вроде мистера Уотли, окажется в распоряжении такая редкость, как загадочная, непрестанно меняющаяся дверь?

— Я знаю, я должен извиниться за то, что принимаю вас в таком виде: в вашей культуре это, по-видимому, считается неприличным. Должен — но не стану.

— Вы рассчитываете произвести на меня впечатление своей грубостью?

— Вероятно. Я всего лишь разделяю интерес моей дочери к людским обычаям — иногда, под настроение. Во всех других случаях я остаюсь самим собою.

— Ваше счастье. Могу ли я полюбопытствовать о цели этой встречи?

— Не часто случается, чтобы Лили и дети были заняты одновременно. Как вам их занятная игра?

— Я нахожу ее менее занятной, нежели вашу.

— В самом деле? — На миг отвлекшись, он игриво плеснул водой. Сощурившись, я глядела на него.

— Мне представляется маловероятным, что такой коллекционер, как вы, позволит использовать какие-либо экспонаты без своего ведома.

— Уж не считаете ли вы, что мои сокровища используются во зло? — осведомился он, криво усмехнувшись.

— В Блэкфилде происходит нечто такое, что объяснению не поддается, — или, может быть, разгадкой могли бы послужить наши недавние визиты в Дом-Сумеречье. Выбор времени наводит на подозрения.

— Возможно, это просто совпадение?

— Или, как я уже сказала, кто-то ведет свою игру?

Хозяин, на краткий миг задумавшись, склонил голову набок.

— В этом отношении я вынужден с вами не согласиться: играть в игру одному невозможно. Игроков должно быть двое. — Он поглядел на меня через весь бассейн: в глазах его читалось нечто алчное, добавляя словам веса, превращая их в своеобразное приглашение, что повисало в воздухе на клубах пара, остужая жар моего гнева и самоуверенности, пока меня не пробила дрожь. Я скрестила руки на груди, пытаясь скрыть нервозность. К подобной дерзости я готова не была — но и позволить запугать себя отказывалась. Я вспомнила о Сюзанне, выпрямилась и ответствовала:

— Уж не предлагаете ли вы делать ставки?

— Разумеется. Если вы сумеете доказать, что между Сумеречьем и Блэкфилдом существует связь, обещаю вам, что непонятные события, уж в чем бы они ни заключались, прекратятся.

— А если не сумею? — ровным голосом спросила я.

— Мне не нравится, когда меня обвиняют в вероломстве под моим же собственным кровом. — Лицо его внезапно помрачнело, а гладь воды застыла неподвижно, словно отзываясь на смену хозяйского настроения. — А если не сумеете, я заберу у вас что-нибудь по своему выбору и добавлю в свою коллекцию. Вы достаточно уверены в себе, чтобы рискнуть?