Василий Воронков - Лидия

• Название: Лидия
• Автор: Василий Воронков
• Жанр: Космическая фантастика

Будущее. Человечество вышло в космос, управление космическими кораблями осуществляется через нейроинтерфейс, благодаря которому операторы могут принимать сложнейшие решения за микросекунды. Но из-за войны, разгоревшейся между Землёй и желающей получить независимость колонией на Венере, даже грузовые рейсы оказались под угрозой нападения.

Ахилл, обычная среднетонажная баржа, следует на Марс. Алексей, один из операторов, отвечающих за управление Ахиллом, впервые отправился в совместный полёт с девушкой, с которой был разлучён много лет. Однако происходит авария в маршевом двигателе, а на радарах появляется военный корабль сепаратистов. Перед нападением Алексей едва успевает подключиться к нейросети, а приходит в себя уже в тесном помещении, похожем то ли на медицинскую камеру, то ли на тюремную.

У Алексея нет амнезии, однако то, что он помнит, пугает его куда больше, чем потеря памяти.

---

— Я слушаю, — донеслось с потолка.

— Таис, — сказал я, — я тебе верю, я верю, что ты хочешь помочь. Я понимаю, что ты не можешь мне всё говорить, что ты, возможно, и не знаешь всего, но постарайся ответить на этот самый последний вопрос.

— Я слушаю, — повторила через модулятор невидимая Таис.

Я вздохнул.

— Скажи, среди пострадавших, тех, кто с Ахилла, есть девушка твоих лет?

Голос молчал.

— Да, — послышалось, наконец, с потолка, и этот единственный слог, произнесённый механическим басом, превратился в протяжный электрический гул, который ещё долго стоял у меня в ушах.

74

Прошёл уже почти месяц после нашего последнего свидания с Лидой в театре, но она по-прежнему избегала меня, придумывая всевозможные причины, чтобы отказаться от встречи. Сначала у неё неожиданно появились неотложные семейные дела, а к ближе к сессии она решили круглые сутки готовиться к несложным промежуточным зачётам.

Я смог поговорить с ней всего несколько раз, когда мы случайно встречались в коридоре у поточных или в институтской столовой. Она была приветлива, позволяла поцеловать себя в щёку и всё время куда-то спешила — на лекцию, непонятную встречу, домой. Прощаясь, Лида иногда долго смотрела на меня своими зелёными грустными глазами, чуть нахмурив брови и незаметно улыбаясь, как она умела, только уголками рта — как будто извинялась за что-то, о чём не могла или никак не решалась сказать.

— В планетарии пустили новую программу, — сказал я однажды, когда мы расходились по разным сторонам аллеи после совместного обеда. Она была вместе с Анной, которая уже нетерпеливо тянула её за рукав.

— Ты же знаешь, это не планетарий, — сказала Лида.

— В космическом театре, — поправился я.

— Нам вообще-то пора, — сказала Анна.

— Давай потом, — сказала Лида. — Я сейчас тороплюсь.

Узкая аллея, которую обступали развесистые зелёные ели, чёрные облетевшие деревья и серебристые столбы выключенных фонарей вела в одну сторону к электричкам, а в другую — к главному зданию, на последний семинар, куда как раз направлялся я.

— Звёзды и любовь! — крикнул я удаляющимся девушкам.

Лида остановилась.

— Что?

— Звёзды и любовь, — повторил я. — Так называется новая программа. Мне показалось, будет интересно.

Анна некрасиво скривилась, словно я сказал что-то пошлое. В действительности в фальшивом планетарии пустили голографический фильм о чёрных дырах и столкновении галактик. Я и сам не понимал, зачем решил соврать про звёзды и любовь — ведь требовалось лишь несколько секунд, чтобы улучить меня во лжи, просто открыв расписание сеансов театра в суазоре.

— Интересно, — сказала Лида. — Но как-нибудь потом, ладно?

— Ладно, — согласился я.

Девушки медленно пошли по аллее — слишком медленно для тех, кто совсем ещё недавно так торопился, что отказался от моего робкого предложения их проводить. Я вдруг почувствовал себя так, словно в тот самый момент, когда Лида отвернулась, я перестал существовать. Я помню, что тогда на аллее не было никого, кроме нас троих, хотя память наверняка обманывает меня — вечером, перед последними занятиями, в институтском городке всегда много студентов. Но я видел только Лиду и её невысокую некрасивую подругу, видел, как они неторопливо отдалялись, позабыв про мне.

Спустя пару дней я встретил Лиду снова — на сей раз у большой поточной, где Соколовский обычно читал свои снотворные лекции по истории колоний.

— Звёзды и любовь? — сказала вместо приветствия она.

Я даже вздрогнул от неожиданности.

— Да, — сказал я. — Если я ничего не перепутал.

Лида была одна, и я невольно осмотрелся по сторонам, ожидая увидеть её надоедливую подругу, которая вечно мешала нам нормально поговорить.

— Я пока не уверена, — сказала Лида, — но, может, на этих выходных у меня получится вырваться.

На ней было то самое светло-коричневое платье с кружевной юбкой, которое она надела на наше первое свидание в звёздном кафе, и короткое бордовое пальто, слишком лёгкое для почти уже зимней погоды. Впрочем, снега всё ещё не было, и широкие окна пустого гулкого коридора заливало слепящее вечернее солнце.

— Я был бы очень рад, — сказал я. — Мы так давно уже никуда не выходили.

Лида улыбнулась — её губы едва заметно вздрогнули, — и тут же принялась взволнованно приглаживать волосы, смутившись собственной улыбки.

— Слушай, — начал я, — если… если я…

Прозвучал раздражённый звонок — громкий и надрывный, — и Лида, деланно вздохнув, взглянула на маленькие ювелирные часики на своей руке.

— Пора, — сказала она. — Извини. Лучше не опаздывать. Потом поговорим, — и убрала чёлку со лба.

Истошный дребезг извещавшего о начале лекции звонка ещё долго стоял у меня в ушах.

Однако она согласилась! Я был счастлив целых два дня, пока она сама не позвонила мне вечером. Очередные неотложные дела. Я промычал в трубку что-то нечленораздельное и с силой надавил на горящую красную кнопку "Отбой", едва не порвав экран.

Потом, уже незадолго до начала сессии, я встретился с Лидой после лекции, специально подождав её в коридоре рядом с аудиторией. Она снова была одна, без подруги, и это добавило мне решительности. Увидев меня, Лида совсем не удивилась, как если бы знала, что я её жду.

— Привет, — только и смог выдавить я из себя, тут же растеряв всю свою смелость.

Лида улыбнулась в ответ, и я вдруг понял, что нам совершенно не о чем говорить — заводить разговор о фальшивом планетарии уже не имело смысла, а обсуждать приближающуюся сессию так, словно мы едва знакомы, мне не хотелось.

— Ждёшь кого-то? — спросила Лида.

На ней был тёплый свитер с высоким воротником, а на плече висела привычная уже сумочка, похожая на небольшой портфель, и Лида как-то нетерпеливо дёргала её за тонкую кожаную лямку.

— Виктора, — зачем-то сказал я, хотя знал, что его не было на лекции.

— А, ну ладно, — Лида нахмурилась. — Я пойду.

Она прижала к себе болтавшуюся на плече сумку и прошла мимо меня, опустив голову и стараясь не смотреть в мою сторону.

— Погоди! — Я схватил её за руку и тут же отпустил, испугавшись.

Лида остановилась.

— Я не жду Виктора, — сказал я. — Я ждал тебя. Нам надо поговорить.

— О чём? — спросила она.

Я и сам не понимал. Я мог предложить ей сходить куда-нибудь, но был уверен, что уже заранее знаю ответ. Мог извиниться за тот поцелуй, так неожиданно изменивший всё между нами. Но я не хотел извиняться за поцелуй. Я хотел снова её поцеловать.

— Так о чём же ты хотел поговорить?

Лида, наконец, оставила в покое свою сумочку.

— О нас, — сказал я так тихо, как если бы в действительности не хотел, чтобы она меня услышала.

— Что? — спросила Лида и тут же качнула головой. — Здесь шумно. Может… Знаешь, вообще сейчас перемена небольшая, а я…

— Ты торопишься, — подсказал я.

— Да, но… — Лида вновь схватилась за лямку сумочки. — Мне кажется, я где-то оставила свой проектор голограмм. Ну, знаешь, куб такой. Может, в столовой или предыдущей поточной.

Я оживился.

— Сходить с тобой? — предложил я.

— Да, — ответила Лида. — То есть нет, — она рассмеялась. — И туда, и туда мы сходить не успеем. В столовую я сама схожу, а ты посмотри в поточке, где была предыдущая лекция, хорошо? Если найдешь, позвони мне. Перед следующей лекцией или после пересечёмся.

— Проектор голограмм, — повторил я.

— Да, — сказала Лида. — Ты его помнишь.

Мы вместе спустились на лифте, и Лида, взмахнув на прощание рукой — так, словно мы расставались на несколько дней — вышла в промёрзлый осенний сквер.

В поточной никого не было.

Поднимающиеся друг на другом, как в амфитеатре, ряды уныло-серых пластиковых парт выглядели так, как будто всех студентов срочно эвакуировали посреди лекции, выгнали из здания из-за сработавшей пожарной тревоги, и только теперь истерическая сирена замолкла, обнажив давящую тишину вокруг. На партах стояли банки из-под газировки, валялись смятые целлофановые пакеты, кто-то даже забыл на втором ряду свою сумку. Я прошёлся мимо учительского стола, окружённого четырьмя колоннами проекторов, и суазор в моём кармане встревоженно завибрировал, предупреждая о чём-то.

"Третий или четвёртый ряд сверху", — написала Лида. — "Ближе к окну".

Я улыбнулся. Четвёртый ряд, второе место от окна. Лида тогда сидела одна, в окружении пустых стульев. Я смотрел на неё всю лекцию и хотел подождать в перерыве, но она вышла раньше меня и тут же исчезла, сгинула в нетерпеливой толпе студентов, которая так упорно ломилась к выходу из здания, как если бы от этого зависела их жизнь.

Я поднялся на четвёртый ряд. До начала следующей лекции оставалось ещё минут пятнадцать, обычно в это время в аудиториях уже собирались студенты, раскладывали вещи, читали сообщения в сети, но тогда я был совершенно один — не слышалось даже голосов из коридора. Я вдруг почувствовал, что лежащий в кармане суазор — единственное, что ещё как-то связывает меня с окружающим миром.