Герберт Аллен - Только не дворецкий. Золотой век британского детектива

• Название: Только не дворецкий. Золотой век британского детектива
• Автор: Герберт Аллен
• Издательство: Астрель, CORPUS
• Жанр: Детектив
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-38533-9

Золотой век британского детектива — это Г. К. Честертон, Агата Кристи, Дороти Л. Сэйерс; это автор «Винни-Пуха» А. А. Милн, поэт Сесил Дэй-Льюис, а также множество очень разных и оригинальных авторов, многие из которых совершенно неизвестны русскому читателю. Все они принадлежали к одному кругу, общались, дружили и превратили написание детективов в увлекательную интеллектуальную игру. Они создали Детективный клуб с целой системой правил и ритуалов, сочиняли коллективные опусы и пытались разгадывать реальные преступления. Все это легкомысленное, веселое творчество пришлось главным образом на двадцатые-тридцатые годы XX века — мирный промежуток между двумя страшными войнами. Тревожная, бесшабашная, ностальгическая эпоха застыла в детективных рассказах, словно муха в янтаре, — читателю остается лишь перевернуть страницу и погрузиться в этот интереснейший мир. Книга проиллюстрирована рисунками из журналов 1920-1930-х годов, снабжена предисловием, комментарием и глоссарием в картинках.

---

А нам с Паркером, представьте себе, предложила ехать поездом. Дом оказался в какой-то глухой деревне, и когда мы добрались, миссис Лейтон уже распорядилась, чтобы девчонка спала в гардеробной при ее спальне, а мне велела спать в комнате на другом конце дома, будто я простая горничная.

— Это слишком большая ответственность для Джойс, — возражала я. — Вдруг у вас ночью случится приступ?

— Вы спите всего в двух шагах отсюда, — ответила миссис Лейтон. — К тому же я приступам не подвержена.

Когда я приехала, они уже расположились, так что спорить было бесполезно. Я даже стала гадать, скоро ли хозяйка скажет, что сиделка ей больше не нужна, но когда я поделилась сомнениями с Паркером, он только рассмеялся.

— Нам не о чем беспокоиться после двенадцати лет службы, — ответил он. — И потом, эта девица, может, и не задержится у нас. Остальные ведь быстро уходили.

Тут он был прав. Миссис Лейтон обычно укоряла меня, что я не помогаю им освоиться, но дом вроде нашего — не место для молодых женщин. Я мысленно соглашалась с Паркером, но сил моих не было смотреть, как бессовестная девка веревки вьет из нашей хозяйки. Конечно же, любой человек в здравом уме сразу бы раскусил эту Джойс. Впрочем, как я уже сказала, свою роль она знала твердо.

— Скажите, вы не играли в театре? — спросила я ее как-то раз. — Или ваша тетушка была против?

Она тут же перевела разговор на что-то еще. Про тетю она говорить не желала, а однажды миссис Лейтон услышала, как я спрашиваю, и заметила: «Не надо беспокоить Джойс расспросами о ее прошлом. Живя в Эдинбурге, она много страдала, и я стараюсь помочь ей прийти в себя».

И правда, она старалась как могла. Обращалась с девчонкой так, как будто та ее дочка.

Чем больше я задумывалась обо всем этом, тем больше находила подозрительного, но вдруг вспомнила, что один мой кузен работает в Эдинбурге в газете, и написала ему, не может ли он сообщить мне что-нибудь о девушке по имени Джойс Харт. Ответа я ждала целых три недели, но когда он пришел, поняла, что ждать стоило. Похоже, ее тетя, мисс Бенсон, тоже была богатая женщина со странностями, а умерла она внезапно, от передозировки снотворного. Полиция взялась расследовать дело и, как писал мой кузен, «до суда не дошло только потому, что ее наверняка бы отпустили „за отсутствием доказательств“. По завещанию тетки девица ничего не получала, хотя и не могла доказать, что знала об этом заранее. В любом случае шума поднялось много, и она уехала из Эдинбурга сразу после похорон».

Как вы понимаете, это дало мне пищу для размышлений. Миссис Лейтон иногда принимала снотворное — такие крошечные белые таблетки, очень похожие на сахарин, который она клала в любую еду, даже в горячее молоко на ночь. Я, разумеется, могу их спрятать, но миссис, конечно, сразу же их и попросит: и я не удивлюсь, если она заявит, будто я хочу отравить ее, и тут же меня уволит. Да-да, она ведь уже совсем помешалась. Как бы то ни было, все знают, что преступники не прекращают просто так свои злодейства, поэтому я стала еще внимательнее.

Я никому ничего не рассказывала, только Паркеру, но когда Джойс и в самом деле убедила старушку изменить завещание, я подумала, что пора вмешаться. Про это я бы тоже не узнала, не встреться мне почтальон на следующее утро после того, как миссис Лейтон с девчонкой съездила в Рейвенстаун; это торговый городок, они туда наведывались два раза в неделю. Я намекала и даже разок прямо сказала, что хозяйке, возможно, будет приятно иногда для разнообразия ездить со мной, но ничего этим не добилась. Ну а письмо от адвоката узнать нетрудно, и хотя Паркер заметил, что это еще не обязательно завещание, мои подозрения все крепли. Я чувствовала себя ответственной за миссис Лейтон — ее разум явно слабел — и поэтому совершила неблаговидный поступок. Открыла письмо над паром и прочла перед тем, как отдавать хозяйке.

Это и правда был черновик завещания, и по нему почти все отходило Джойс Харт, а нам с Паркером оставались жалкие гроши. Меня чуть удар не хватил. Подумать только, после двенадцати лет службы, после всего, что мы для нее сделали!

Тут я приняла окончательное решение. Надо показать хозяйке письмо моего кузена. Даже она не сможет закрыть глаза на такое. Понимаете, я не хотела никому зла, но надо же думать и о себе, да и мисс Харт пусть лучше отыщет какую-нибудь другую полоумную старушку и ее охмуряет. Но тем утром мне не представилось подходящей возможности — Джойс все время была при ней. И все же после ленча я сказала Джойс, что у нас кончился сахарин, а когда девчонка хотела возразить, я сразу поставила ее на место. Все складывалось хорошо: оказалось, ей и самой надо сходить в Рейвенстаун забрать авторучку из починки, а еще нужно было купить для нас пергамент и длинные конверты, так что девчонка уехала дневным автобусом, а я взяла вязанье и пошла к миссис Лейтон. Но старушке на месте не сиделось.

— Пойду в церковь, — заявила она. По-моему, из чистого упрямства, хотя я помнила, что в годовщину смерти мужа на нее иногда находит.

Я предложила сопроводить ее, но она вспыхнула, сказала, что шпионить за собой не позволит, и я отпустила ее одну. Впрочем, я удостоверилась, что хозяйка пошла в церковь, и никуда больше, а сама затем поспешила домой и накрыла стол к чаю как раз перед ее возвращением.

— Вы могли бы дождаться Джойс, — укорила она меня. Что бы я теперь ни делала, для нее все было не так.

— Вы же не знаете, когда она вернется, — возразила я.

— Она обещала приехать четырехчасовым автобусом.

— Мне нужно вам кое-что сказать, — продолжала я.

— Если про Джойс, то не желаю ничего слушать. Вы ревнуете к ней с первого дня.

— Вы не знаете, какая опасность вам грозит, — предупредила я, но это не помогло. Миссис не слушала. Не успела я заикнуться о письме, как вошла эта девчонка. Видите ли, не хотела нас оставлять надолго. Сразу видно, что у нее совесть нечиста.

Она сказала, что все купила, и села посплетничать с хозяйкой, как будто она ей родня, а не компаньонка на содержании. Да еще принесла в подарок белые розы. Да уж, ничего не упустит, чтобы выслужиться.

— Белый — цвет невесты, — сказала миссис Лейтон. Говорю же, помешалась. И потом, белые цветы еще на похоронах бывают, правда ведь? Кому, как не девчонке, это знать, а?

После ужина мы играли в карты, но рано закончили: старушка сказала, что назавтра собирается в Рейвенстаун.

— Вы ведь никогда туда не ездите по четвергам, — сказала я. — Магазины рано закрываются.

— А мы не в магазин, — отрезала она. — Джойс, милая, за мной шесть пенсов, твой выигрыш.

Что ж, я сдержала себя и поднялась наверх прибраться в комнате миссис Лейтон, как обычно, а Джойс пошла в кухню подогреть ей молока. Знаете, хозяйка, как мне кажется, вообще бы запретила мне входить к ней в комнату, если бы могла, но я дала ей понять, что есть некоторые пределы, дальше которых даже ей не зайти.

Конечно же, я догадалась, зачем ей понадобилось в Рейвенстаун, и вся кипела от гнева. Но я ни словом на этот счет не обмолвилась и только пожелала ей спокойной ночи, как всегда: потом девчонка подоткнула ей одеяло, та поцеловала ее — в общем, все как всегда, самый обычный вечер.

Вот только в полседьмого утра девчонка застучала в мою дверь: лицо у нее было бледное как мел.

— Пойдемте скорее, Хендерсон, — умоляла она. Ага, как только что-то стряслось, прибежала ко мне как миленькая. — Мне кажется, у миссис Лейтон ночью случился приступ.

— А вы ничего не слышали? — спросила я.

— Ни звука.

— Кажется, она говорила, что приступам не подвержена. — Я не могла удержаться от насмешки. Но когда я вошла в комнату, стало понятно: сегодня миссис Лейтон не поедет в Рейвенстаун и вообще уже больше никуда никогда не поедет. — Разбудите-ка Паркера и пошлите его за врачом, — велела я. В доме не было телефона. Она убежала, оставив меня в комнате одну.

Когда она вернулась через пару минут, я уже знала, как ее встретить.

— К чему вы это скрываете? — спросила я ее прямо. — Или скажете, что не видели? — Я взяла со стола листок бумаги и показала ей.

— Что это? — спросила она потрясенно.

— Сами прочтите.

Она взяла листок, на котором было написано три строчки синими чернилами. Почерк был тонкий и мелкий. Я всегда говорила: любой, кто разбирается в почерках, сразу поймет, что миссис Лейтон не в себе. Вот что она писала:

Четверг.

Все напрасно. Я так больше не могу. С того самого ужасного дня он все зовет меня, и теперь мне пора к нему. Я слышу его голос днем и ночью, днем и ночью…

Потом все обрывалось и стояла только разлапистая незаконченная подпись.

— Что это значит? — прошептала девчонка.

— А зачем меня спрашивать? — отозвалась я. — Вы и сами знаете, не правда ли?

— Что знаю?