Владимир Баграмов - Страна убитых птиц

• Название: Страна убитых птиц
• Автор: Владимир Баграмов
• Издательство: Звезда востока
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1991

И не считай года, Читатель, 2119 — это произвольная дата. Я знаю точную, ОН сказал мне ее, но вправе ли я проводить черту, отделяя НАСТОЯЩЕЕ ОТ ОЖИДАЕМОГО? Я не люблю слово «будущее», равно как и слово «диктатура», даже в приложении к «пролетариату». Диктат — это смерть всему духовному, нравственному, а значит, смерть всему прекрасному, что заложено в сути человеческой.

---

На сером небе прогалина неожиданно открылась, звезды высветились. Иу рот раскрыл — давно такого не видел. Небо над Свалкой всегда одно и то же, серое, свинцом налитое, оттуда кислотные дожди идут, а то хлопья черные валятся, от них можно запросто ослепнуть. А тут, на-ка, звезды, да крупные!

Иу даже песню без слов замурлыкал от удовольствия.

Неподалеку хлопок раздался, словно бы в ладоши кто хлопнул играючи. Иу резко обернулся. Из СВАЛКИ оранжевый родник забил, яркое пятно быстро расплывается, слой верхний впитывать не успевает. А сколько их, слоев этих? Даже отец Иу не знал, а он один из пионеров СВАЛКИ. Пытались, говорят, до чистой земли добраться, шахту рыли, но метров на пятьдесят всего и углубились, потом оттуда жижа затхлая хлынула, рывшие чуть не задохнулись. И бросили.

Иу покосился на звезды, дрожа от холода, попрыгал на одном месте. Пятки приятно ощутили тепло СВАЛКИ. Она всегда теплая, здесь не замерзнешь. Даже в самые лютые морозы только прижмись всем телом к верхнему слою, сразу ощутишь тепло. Вечное гниение. Иногда и пожары бывают. Но уж тут Красивые всегда на высоте. Их звероподобные машины и черта усмирят. Как шуранут сверху такой жидкостью, она как корка черная огонь накрывает, он вглубь идет, а там не страшно, еще теплее даже. Вот если колодцы открываются — это беда. Сверху корка тонкая, а внутри на глубине топка раскаленная. И отец, и мать, и сестра Иу в таком колодце погибли. Рухнули разом, только искры огненные фонтаном взлетели. А Иу тогда далеко был, он через пролом в стене на Красивых смотрел, как они свою еду красивую на машины грузят. Таскают ящики из комбината своего и грузят, и грузят. А пройти к ним, как пройдешь? Проволока под током, спирали эти дьявольские, в них ногой попади — пропал. Сюрпризы огненные кругом понатыканы. Ахнет так, от хая только брызги во все стороны.

В ГОРОД ходу нет. Красивые сами по себе, народ хау сам по себе.

Хай Красивого понять может, если тот мудрить не будет, слишком много слов непонятных у Красивых, ну а если по-простому, то ничего, объясниться можно.

Только с некоторых пор Красивые убивать стали народ хау. Как кто из них завидит хая, так и грохочет из штуковин, ПОКОЙ ДЕЛАЮЩИХ. Много ухлопали. И хау теперь в долгу не остаются. Раз машина Красивых у КЛОАКИ села. Семь Красивых у края встали, лопочут, намордники свои поправляют, видно, обсуждают клоаку, пальцами тычут, спорят. И чего она им сделала, КЛОАКА? Бурлит и бурлит, возле нее улитки самые вкусные.

Хау на Красивых Дьяла спустили. Дьял — он и есть Дьял. Силища у него непомерная, а мозга и вовсе нет. Ему только объясни на пальцах, мол, убей, он и убьет, а потом жрать сядет. Так вот, Дьял на лапищи свои поплевал, бревно перехватил, да как побежит! И всех Красивых этим бревном, как жуков-трупоедов, в КЛОАКУ смел. Никто и пикнуть не успел — сварились. Потом хау всем скопом и машину в КЛОАКУ спихнули, только булькнуло. КЛОАКА все сожрет, у нее дна нет. Если, к примеру, подлинней прут металлический в нее сунуть, так через пару минут он втрое тоньше станет. А с виду ничего. Прут как прут. Только ударь его обо что-нибудь, так сразу труха посыплется.

Иу осторожно погасил факел о дно ржавого бака, подошел ко входу в логово Сины, что есть сил треснул пяткой в крышку люка, металл глухо загудел.

— Хай? — послышался сонный голос.

— Хай-хай. — Иу засмеялся, представив заспанное лицо Сины, ее вывернутые большие губы и выпученные спросонок глаза. — Иди!

— Ты не умер?

Иу приятно удивился. Обычно Сина не баловала его ночным приветствием, молча вылезала, подолгу чесалась, глядя в темноту сонными глазами. Так же молча брела с Иу к Великой Тропе, что вела к площадке с новыми баками. Там они, опять же молча, обследовали мягкие баки, отыскивая съедобное месиво посвежее, выскребали, ели, а поев, брели к клоаке искать улиток. Иногда попадались в баках целые куски ноздреватой аппетитной массы хлебного муга, это был уже праздник. А если еще недоеденная банка консервов — тогда жизнь была прекрасна.

— Я живой, я хайду бил-бил огнем! Я ее съем! И мы наедимся, так?

Крышка люка дрогнула, видно, Сина вытаскивала стальной стержень, которым замыкалась изнутри, потом крышка упала.

На Сине, как и на Иу, была только повязка из куска грязной синтетической ткани. Сина тоже была худой и высокой. А кто из народа хау был коротким и толстым? Таких не было. Кроме, пожалуй, Дьяла, но и он не был коротким. Он был высокий и могучий, на то он и Дьял. Безмозглый великан и силач, способный на убийство сразу нескольких Красивых, если они проморгают и подпустят его ближе чем на два шага.

Длинные пепельные волосы Сины вставали от затылка горбом, наползая на толстое кольцо, надетое на шею — от зубов проклятых хайду. Иу с неудовольствием кашлянул, протянул руку, тронул кольцо.

— Дай, сними.

— Хай? — удивилась Сина, расширяя и без того большие желтые глаза. — Зачем? Мне не надо умирать.

— Дай! — повысил голос Иу и показал сначала факел, потом большой сверкающий клинок, заткнутый сзади за пояс повязки. — Смерть хайду, ты идешь в мою хи, так?

Тема перехода Сины в логово Иу была давнишней, наболевшей, и Иу сказал последние слова скорее по инерции. Тем большее испытал он потрясение, когда на секунду замершее лицо Сины вдруг озарила улыбка.

— Звезды! — она смотрела на небо, потом опустила голову, глянула прямо в лицо Иу. — Хай, Иу, когда звезды, я так, я иду в твое хи, я рожу тебе маленького хая.

— Да, так. Ты идешь, ты родишь.

Ничем не выдав своего потрясения и нежданной радости, Иу нахмурился и вытащил клинок из-за пояса. Это был хороший нож, такого не было даже у Мурга, вождя народа хау. Вождь не однажды многозначительно посматривал на нож Иу и шевелил рыжими бровями. Но разве Мург прыгал в КЛОАКУ за тем Красивым, что тонул вместе с этим ножом? Нет, прыгал Иу, это у него потом ломило от клоаки кости и суставы и совсем вылезли ресницы. Иу двинулся вокруг кургана из банок, зная, что Сина идет за ним. Она теперь было его хая, до ПОКОЯ обреченная ходить за ним тенью, слушаться и повиноваться. Конечно, как гордый и порядочный хай, он отдаст ей лучший кусок и никогда не положит на слой СВАЛКИ без подстилки из бурых водорослей. Есть такие хау, глупые и безмозглые, не понимающие, что без подруг народ вымрет и стечет зловонной жижей в основание великой СВАЛКИ. Нет, Иу не даст теперь Сину в обиду, она его, она даст ему продолжение, точную копию, которая, в свою очередь, повторит себя… И так — вечно.

Летчик заложил крутой вираж, и Матвеев наклонил голову, сглатывая подступившую тошноту. Сидевший рядом громила-лейтенант Надзора, заметив движение Матвеева, сунул руку в карман комбинезона, достал трубочку «Аэролиса», протянул. Матвеев с досадой отвернулся.

Хотелось курить, но эти хмыри вертолетчики еще перед вылетом несколько раз напомнили о бочке с горючим, стоявшей рядом с двумя пассажирскими сиденьями. Остальные сиденья были сняты.

Матвеев стал смотреть в иллюминатор. Подлетали к Ясногорску.

Город переливался разноцветными огнями — это было красиво. Словно кто-то высыпал груду драгоценных камней посреди мрака и серого, клубящегося тумана. Белоснежно сверкала громада здания лаборатории Института космических исследований. Даже отсюда, сверху, было видно, как оно велико. Вышка гигантского локатора, расцвеченная огнями, как шея невиданного дракона, протянутая в пустоту космоса, к немигающим звездам.

— Тут свалка! — проорал в самое ухо Матвеева громила-лейтенант. — Там эти, мутанты живут! Шкодят, собаки!

Матвеев повернул к нему лицо.

— Шкодят, говорю! — громила старался переорать грохот двигателей, прямо надсаживался. — Города закрыли, по периметру электрозаграждения, мины, ловушки, а они, падлы, все равно лазают! На северо-западе две теплицы разгромили! Пожрали все, даже зелень и кору на плодовых объели. Во, суки! Нагадили и смылись. Их тут по подсчетам, тысячи три! Кислоту пьют и не сдыхают!

— Что пьют? — не понял Матвеев.

— Кислоту, падлы! Хоть какую, и серную давай — им плевать.

Матвеев машинально полез за сигаретами, но спохватился, зло плюнул на переборку впереди.

— Ничего! Слышишь? Давай кури, я тоже дерну. В очередь.

Громила достал сигарету, прикурил, покосившись на дверь кабины летчиков, сильно затянулся, передал Матвееву. Тот жадно принял сигарету, благодарно улыбнулся.

— Тебя как зовут? — Матвеев передал громиле сигарету.

— Сева. — Громила жадно докуривал, искоса поглядывая на Матвеева. — Сверчок! Кликуха такая.

— Это что ж такое — «сверчок»? — изумился Матвеев.

— Не знаю, — пожал плечами громила. — Отца тоже так звали, он в «спецназе» всю жизнь отдолбил, мне по наследству досталось.

Машина резко пошла на снижение.

— Порядок! Слышь, Пижон, падаем, говорю!

Громила захохотал, откинувшись на сиденье. Матвеев покосился — из-под кожаной куртки (и почему они, проклятые, все в коже?!) у громилы высунулась ребристая ручка «АП-8». Матвееву только раз и довелось подержать в руках этот мощный, скорострельный и удобный автомат. Короткий, с объемистым магазином, с откидным прикладом и мощным оптическим прицелом — это было грозное оружие. Изобретен совсем недавно, а гляди ж ты, мясников из президентского Надзора, официантов клятых, уже вооружили.