Олег Гриневский - Перелом. От Брежнева к Горбачеву

• Название: Перелом. От Брежнева к Горбачеву
• Автор: Олег Гриневский
• Издательство: Олма-Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 978-5-94849-616-0

Восьмидесятые годы ХХ века стали переломными в новой истории и судьбе России. Автор книги – непосредственный участник описываемых событий, в те годы посол по особым поручениям, руководитель делегации СССР на Стокгольмской конференции по разоружению в Европе, рассказывает о том, как менялась внешняя политика Советского Союза в переходный период от Брежнева к Горбачеву и какие изменения начались в МИДе с приходом нового министра Э. Шеварднадзе. Вы узнаете, ценой каких усилий и противоборств формировалась новая политика СССР и США в области международной безопасности и что же на самом деле происходило тогда, в 1983-1987 годах, за кремлевскими стенами…

---

Вот передо мной текст директив, которые мы сейчас утверждаем (Горбачев поднял со стола толстую кипу бумаг), — смотришь на позиции и видишь такие тупики, которые сами насоздавали, что не объяснишь никому — ни партнерам по переговорам, ни друзьям, ни нашему обществу. Сами видим, что аргументов у нас уже нет, а всё упираемся. И западная пропаганда спекулирует на этом, говорит: русские поторгуются— поторгуются, а потом уступят. В общем, делайте выводы.

Горбачев замолчал и испытующе обвел взглядом примолкший зал. Глаза его недобро сверкали.

— Есть возражения? Замечания? Соображения? Значит, все согласны? Приоритет в переговорном процессе должен быть за политикой. К ним переговорщики должны приспособляться, а не наоборот.   Если у кого— то есть сомнения — пусть выскажется. Неважно, что поначалу мнения разные. Это даже хорошо. Но хорошо, пока обсуждаем. А уж когда решили, то — всё! А то получается, что вроде бы договорились, а потом по углам шептаться, начинают — это не так, то не эдак. Прошли те времена: надо честно и открыто вести дело!

По— видимому, это были отголоски каких— то неведомых баталий. Политбюро безмолвствовало.

— Хорошо, — сказал Горбачев, смягчаясь. — На этом закончим и отпустим Гриневского — ему надо прямо в Стокгольм лететь. Пусть там добьется соглашения.

Я поднялся и поблагодарил Политбюро. Подобного откровенного разговора мне в этих стенах слышать не приходилось — я был действительно потрясен. В дверях услышал слова Горбачева:

— Глядите, а Гриневский уходит довольным, — и в голосе у него слышалось удовлетворение. Все— таки великий актер был Михаил Сергеевич: умел увлекать зрителей и сам был доволен, когда это удавалось.

ВМЕСТЕ С ЧЕРНОБЫЛЬСКИМ ОБЛАКОМ

Два дня спустя, сам не зная того, я прилетел в Стокгольм вместе с чернобыльским облаком. На следующий день мне позвонил посол Панкин и спросил:

— Ты не слышал в Москве — у нас там ничего не случилось?

— Нет, — ответил я, — вроде бы все нормально. А что?

— Да вот шведы жалуются, что у них радиация повысилась.

Как потом нам рассказали, шведы обнаружили резкое повышение радиоактивности и обратилась к американцам посмотреть со спутника, не происходит ли что— либо подозрительное на советских атомных электростанциях в Европе. Как ни странно, Чернобыль на первых порах исключили, хотя над ним вился подозрительный дымок. Но рядом, в нескольких километрах, спокойно играли в футбол. Нет, там ничего страшного быть не может, — посчитали специалисты. Бедные шведы. Они не знали, что умом Россию не понять.

На переговорах, однако, все было без перемен — шла мелкая, но очень упорная борьба. Стороны глубоко зарылись в окопы официально заявленных позиций и оттуда обстреливали друг друга, время от времени проводя разведку боем, стараясь выведать слабые места в обороне противника, т.е. где и в чем он может уступить. Все это сопровождалось громогласными обвинениями в саботаже и стенаниями, что времени осталось в обрез — 19 сентября Конференция завершится, не достигнув результата по вине другой стороны.

Внешне обстановка выглядела ужасно — полный тупик. Но на самом деле положение нормальное: на переговорах, прежде чем начать размен, идет прощупывание позиций. Нечто вроде игры в «гляделки» — кто первый моргнет. Французы определяют это более элегантно: «тьма сгущается перед рассветом». Хотя всегда остается серьезный элемент неопределенности — а вдруг противная сторона и вправду решилась блокировать соглашение? Гарантии нет.

Направлением главного удара с обеих сторон были избраны уведомления, как бы подчеркивая, что если удастся разрубить этот узел, то все остальные узелки развязать будет уже нетрудно.

Чувствовалось, что в отношении ВВС лед действительно тронулся. Глава делегации США Ричард Берри держался неприступно. А вот его заместитель Линн Хансен нет — нет да и обронит фразу — лично он — де считает, что для учений ВВС, функционально связанных с деятельностью сухопутных войск, может быть установлен отдельный подуровень. Это может быть 50, 100, 200 самолето — вылетов. Но ведь такие люди, как посол Хансен, зря слов на ветер не бросают.

Куда сложнее обстояло дело с сухопутными войсками. Но и там обозначился еле заметный «размыв» позиций Запада. Натовские делегаты стали поговаривать, что вместо внегарнизонной деятельности можно пользоваться понятием «вне мест постоянной дислокации». Пока это были больше изменения в словах, но они свидетельствовали, что «процесс пошел». Теперь надо было выждать время. Крепла уверенность, что внегарнизонную деятельность нам в конце концов удастся отбить.

К тому же посол Хансен предложил четкий размен, который позволял решить очень важный для Советского Союза вопрос о перебросках войск. Суть его состояла в том, что Запад пойдет на уведомления о перебросках, если из них будут исключены транзит и ротация войск.

Транзит был больным местом в американской позиции. США не хотели уведомлять о транзитных перебросках через Европу, т.е. когда войска и техника прибывают на аэродром или базу и из нее не выходят.А ротация была ахиллесовой пятой в советской позиции. Два раза в год происходили крупные замены войск в западной группировке, когда эшелоны с солдатами шли с запада на восток и обратно. Наши военные очень не хотели уведомлять об этом. Теперь Хансен предлагал компромисс. Он был нам явно выгоден.

Меньше всего проблем, как ни странно, вызывал теперь перенос ВМС. Все были согласны, что нужно найти какое— то взаимопонимание на этот счет, и в кулуарах Конференции ходили три возможных варианта. В общем, этот вопрос казался наиболее близким к разрешению.

Однако в целом картина была зыбкой и неопределенной. Ее очень хорошо обрисовал французский посол Гашиньяр:

— Если по вопросам уведомления вырисовываются контуры возможного сближения позиций, по вопросам наблюдения имеется почва для поиска приемлемого соглашения, по проблеме неприменения силы может быть найдена устраивающая всех формула, то вопросы проверки в ближайшем будущем видимо окажутся в фокусе наиболее жгучих противоречий.

Что же докладывать в Москву — возможно соглашение или нет? Да и можно ли вообще в таких ситуациях давать однозначные оценки? Для этого нужно точно знать, на что может пойти не только противная сторона, но и свое собственное правительство. А последнее заседание Политбюро показало, как глубоки расхождения в позициях «заинтересованных ведомств». Удастся ли Горбачеву сломать их сопротивление?

Между тем Москва требовала не только ответа, но и предложений, которые привели бы Стокгольм к успеху. 23 мая, в конце сессии, делегация направила в Москву следующую оценку:

«В целом обстановка на конференции сохраняет объективные предпосылки для достижения позитивных результатов в Стокгольме. Однако она не позволяет однозначно ответить на вопрос, пойдут ли США и страны НАТО на договоренность до завершения работы конференции в сентябре, если даже будут найдены общеприемлемые развязки нерешенных вопросов. Это, очевидно, вызвано не столько отношением американцев к самой конференции, сколько их общим подходом к европейским делам и общеевропейскому процессу, стремлением создать такую ситуацию, которая помешала бы Венской встрече СБСЕ поставить в центр внимания работы стокгольмской конференции вопросы разоружения... В расчет следует принимать и то, что практически разработанная договоренность может быть блокирована в последние дни и передана затем на Венскую встречу с тем, чтобы «сбалансировать» продвижение по всем направлениям общеевропейского процесса.»

Это была хотя и осторожная, но честная оценка. А вот предложений по развязке делегация тогда выработать не смогла — сказались межведомственные разногласия.

Разумеется, я мог послать собственные предложения, но не стал этого делать: всеми силами старался сохранить единство внутри делегации. Это в Москве мы могли выступать с позиций собственных ведомств. А на переговорах мы должны были проводить согласованную линию на основе данных нам директив, какими хорошими или плохими они не были. Поэтому каждое утро делегация встречалась и намечала тактику поведения в каждой группе и на каждой встрече. А вечером собирались вновь, отчитывались друг перед другом и подготавливали совместную информацию в Центр.

Конечно, это была громоздкая процедура, занимающая много времени и требующая огромного терпения. Зато была уверенность — проводится единая линия и никто не занимается самодеятельностью.

В отличие от классической советской делегации на переговорах ОСВ— 1, которая являла собой как бы ареопаг старейшин: сами члены делегации переговоры не вели, а только наблюдали за ними «сверху», — удалось направить их непосредственно в рабочие группы. Каждый член делегации отвечал теперь за определенное направление — уведомления, наблюдения, контроль, неприменение силы и т.д. Он вел переговоры в рабочей группе, выступал на ее заседаниях и согласовывал текст соглашения.