Анна Леонидова - Прежде чем сдохнуть

• Название: Прежде чем сдохнуть
• Автор: Анна Леонидова
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2013

Действие происходит в 2039 году в Подмосковном пансионе для стариков, куда прибыли проживать "вторую молодость" пятеро 60-летних бывших москвичек. Каждой из них "повезло" донести до старости парочку неразрешенных эмоциональных проблем. Они понимают, что другого времени справиться с жизненными задачами, которые они всегда осознавали, но откладывали "на потом", на другие "более подходящие времена", не будет. Все нужно делать сейчас. И они предпринимают подчас довольно отчаянные попытки успеть все то, что не успели. Поскольку они полны панической решимости, то им как-то ничего уже больше не совестно. И почти не страшно.

Героини не были прежде знакомы. Но скоро женщины понимают, что их встреча в этом пансионе совсем не случайна. Они серьезно повлияли на судьбы друг друга.Они узнают правду о себе и собственном прошлом. Раскрывают свои и чужие тайны. Вообще, это текст - попытка представить, какими мы (я и мои ровесники) доживем до старости. За что нам будет стыдно, чем мы будем гордиться лет эдак через тридцать, и о чем жалеть. Попытка переоценить собственную жизнь уже сейчас, не дожидаясь, пока перед тобой распахнутся ворота "дома стариков". Это текст о творчестве, о страхах, любви, материнстве, бессилии и жажде жизни.

---

— И что это был за мужчина? – мне стало реально любопытно.

— Ты его знаешь, но ты не знаешь, что я говорю именно о нем, – таинственно прищурилась Наташка. – Как‑нибудь расскажу. Но это не такая интересная история, как твоя.

Мы обе замолчали, осмысливая все услышанное.

— Делаа–а! Поразительно! – наконец протянула Натка. – Катя оказалась не Женькиной дочерью…

— Ну, конечно, нет! – мне стало как‑то обидно, что именно эта деталь больше всего поразила Соколову во всей моей истории.

Почему‑то для нее в центре сюжета оказались Женя и Катя, когда главные героини этого анекдота – я и Танька. Наташка как будто специально нивелировала мой триумф «носительницы занимательного жизненного опыта и яркого сюжета». Я не зря опасалась: против моего червового туза Натка неожиданно вытащила из рукава козырного валета. Козыри оказались пиковой масти.

Думаю, она не выболтала бы эту историю, если б не уловила нотки хвастовства и бахвальства в моем голосе, когда я повествовала о своих злоключениях. Все‑таки она тоже была в достаточной степени демонстративным человеком и проживала свою жизнь как спектакль, как пьесу, которую она и сочиняла сама для себя на ходу. Надо отдать ей должное: ее пьеса и вправду оказалась посильнее моей.

— Для меня, уж прости, действительно самая главная новость в твоем рассказе, что Катя – не Женькина дочь. Ведь мы с ним были весьма тесно знакомы…

:::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::

Началось все в далеком 2003–м, когда Наташа Соколова была свежа, как зелень в горшочке от «Белой дачи», и невинна, как тюлень–белек. Хорошая дочка примерной одинокой инженерши, выпускница литинститута, она писала авангардные минипьесы, которые пользовались ажиотажным успехом у ее 80 ЖЖ–френдов и которые почему‑то не хотели покупать ни одно издательство и ни один театр. И диплом литинститута ничуть не помогал ей убедить алчных издателей, что она самая что ни на есть настоящая и многообещающая писательница. Это не повергало Натку в отчаяние: она, как могла, улучшала свою карму при помощи креативного пирсинга и малых татуировок и верила в грядущий неизбежный позитив. Через год по–сле окончания вуза маменька все‑таки «догнала», что такими темпами на теле дочурки скоро не останется живого места, а карма будет все там же – у мусоропровода, куда родительница по утрам выносила из Наткиной комнаты горы пустых пивных бутылок. Мать Наташи была бесконечно добра, но старомодна:

она хотела, чтобы Натусик зарабатывала. С ее легкой руки и тяжелого подзатыльника Натка прошла сомнительного качества курсы сценаристов, за которые ее приземленная родительница заплатила полторы тысячи долларов. С этого момента она перестала давать Натке карманные деньги, оставив открытым лишь доступ к семейному холодильнику. Все‑таки она хотела ей добра, а не голодной смерти.

От безысходности Наташка прорвалась диалогистом в сценарную группу едва народившейся на свет кинокомпании Рафаэля Оганесяна и отчаянно взялась делать карьеру. Адреналин испуга оказался очень действенным стимулятором креативности, и вскоре Натке уже даже доверяли даже писать поэпизодники.

Прописывать в деталях чужие истории быстро приелось.

И Натка «заболела» идеей стать Главным автором и протолкнуть совершенно свой, личный сериал – из жизни психотерапевтов. Как сценарист начинающий, она хотела вывалить на экран «правду–матку» и писать «с натуры». И отправилась знакомиться с живыми психотерапевтами. Идеологические наследники кинолога–любителя Павлова заворожили ее. Еще бы, ни в одной другой профессии нет такого количества людей с клоповниками в башке, как среди мозговедов. Тогда Натка еще принимала всякое отклонение за «фишку» и признак «избранности». Так что у нее прямо глаза разбежались: персонажи оказались один чудаковатее и занимательнее другого.

Ей с ними было ужасно интересно. Они относились к ней как к большой и много спрашивали. Она еще не знала, что это профессиональная привычка психотерапевтов – много спрашивать, а самим не отвечать ни на какие вопросы. Не давать никаких жизненных советов и не «озвучивать» стройных мировоззренческих концепций. Так их обязывает общаться с клиентами профессиональная этика. Многие и после работы не могут отключить «внутреннего доктора» и живут «в образе».

Так вот, Натка очень прониклась ощущением собственной значимости: много вещала, делала далеко идущие выводы из ничтожных посылок, научилась убедительно постукивать кулачком по столу в конце каждого предложения, таким образом мысленно чеканя в нем точку. Натка и до этого казалась себе ужасно умной и опытной, намного круче матери и ее подружек. Непризнанный литератор измеряла уровень опытности количеством выпитых в ОГИ и «Билингве» пива и водки. А уж по этому показателю мамусик ей явно уступала. К тому же девочка даже пробовала курить травку. То есть знала об этой жизни почти все.

С психотерапевтами «про умное» разговаривали они примерно так:

— А что, – закидывая ногу на ногу и прикуривая вторую от первой, спрашивала Натка особо благоволившего к ней доктора Женю, промышлявшего терапией рублевских жен и имевшего даже рекламный плакат на главной трассе страны. – Какие самые распространенные психологические проблемы у нашего населения? С чем к вам чаще всего обращаются?

— А ты как думаешь? – прищурившись, отвечал специалист.

— Ну, я думаю, ни от чего люди не страдают так массово, как от любви. В постелях и в электронной почте происходят сегодня самые разрушительные и беспощадные в отношении психики битвы.

— И кем ты ощущаешь себя в этой тотальной бойне? – спрашивал Женя.

— Я, пожалуй, дважды контуженый боец, который списан в военные хроникеры и наблюдает за схваткой из блиндажа, – интересничала Натка.

— А видишь ли ты из своего блиндажа, как изменилась тактика боя в наши дни?

— В наши дни психический бой, так же как и банальная война, конечно же, изменился из‑за появления новых видов вооружений. Так же как обычная война, психатаки теперь ведутся на расстоянии. Чтобы уничтожить вражеские телеса, из одного земного полушария в другое посылаются управляемые электроникой ракеты и бомбы, и противники даже не смотрят в глаза друг другу. То же самое и в любовных войнах: самые жестокие и разрушительные удары наносятся дистанционно благодаря новейшей технике: интернету, мобильникам и прочей лабуде. Отправил одну смс–ку: «Лохушка, я тебя никогда на самом деле не любил, ха–ха», – и отключил телефон. Все!

Жертва в ауте пьет «Ново–пассит» и бежит в лазарет залечивать душевные травмы. Ведь она не может даже по роже треснуть в отместку, выплеснуть ответную агрессию!

Такие разговоры могли продолжаться до утра. Каждая ее фраза казалась Натке достойной быть выбитой на мраморе ТаджМахала. Как будто вся мудрость мира сосредоточилась в ее черепной коробке. Но все‑таки Натка пока еще оставалась милым пушистым 22–летним бельком. А вид беззащитного белька, как известно, в первую очередь будит в человеке инстинкт хищни‑ка. Вызывает желание со всей дури огреть его багром по розовому носу до кровавых сопелек. (Обязательно по носу – чтобы не портить меха.) А потом освежевать тушку и повесить нежноснежную шкурку над камином.

И пока Натка блаженствовала, развалившись в кожаных креслах эргономичной формы, и умничала, тучи над нею сгущались.

Тогда Натка, конечно, не понимала, что своей непроходимой наивностью сама провоцировала непреодолимое желание щелкнуть ее по носу. Человек, особенно наш, по природе своей деструктивен: на девственно–чистой перине сугроба его сразу тянет поваляться, натопать, а в довершение еще и фигурно выссать «Здесь был Вася». Упаковочная пленка с пупырышками тоже вызывает у человеков неодолимое желание давить эти пупырышки, выпуская из них воздух. Новорожденных котят принято кидать всем пометом в ведро с водой и топить. А того, который отчаяннее всех сопротивляется, царапается и визжит, с уважением из ведра вытягивают: «Ишь ты, этот какой ушлый да наглый. Пущай живет!»

Натка же тонула с удовольствием и азартом, счастливо зажмурившись. Проснувшись однажды поутру на кожаной психотерапевтической кушетке голышом, она сочла себя победительницей. Она почему‑то была уверена, что уже давно завоевала душу психотерапевта Жени, а теперь он отдался ей и телом.

Литераторша полагала, что раз уж они столько часов проговорили о любви, о душе, о вечном, о людях, о личном, о ней, то, конечно же, между ними глубокая и настоящая связь. Ведь со случайными людьми так «качественно» не общаются. Она как‑то не заметила, что все эти долгие часы говорила в основном она и что она вообще мало что знает про Женю, кроме того что он умеет грамотно формулировать «открытые» вопросы.

Она даже нисколько не удивилась и не испугалась, когда тест на беременность показал две полоски. Скорее обрадовалась и начала прислушиваться к себе в поисках перемен и нового ощущения себя. Насторожилась она только тогда, когда в ответ на новость о беременности Женя вместо ожидаемых ею восторгов и безумств эйфории снова довольно сухо задал такой привычный для него «открытый» вопрос: