Галина Артемьева - Волчицы

• Название: Волчицы
• Автор: Галина Артемьева
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-55505-5

Рассказы Галины Артемьевой – мудрые, тонкие и честные. Все они – о нас, обычных людях, живущих своей привычной жизнью. Это истории о радости и печали, об искушениях и тех обыденных чудесах, которые порой спасают нас в самые тяжелые моменты, о равнодушии и безграничной любви.

«Волчицы» – рассказ из сборника Галины Артемьевой «Чудо в перьях».

---

Галина Артемьева Волчицы

Волчица родила в последний раз. Ее предыдущие дети жили своими стаями в дальних лесах. Они редко встречались с матерью, но всегда узнавали родной дух, если случалось быть поблизости. И радовались воспоминаниям детства, материнским ласкам и строгостям. Волчица происходила от крепких, заботливых и хитрых родителей и сумела перенять все, что может продлить существование даже в невыносимых условиях. Она владела мудростью рода, любила жизнь и готова была сражаться за нее всей мощью интеллекта и силы.

Сейчас, с этими тремя последними, оберегаемыми особенно тщательно и ревностно, она испытывала постоянную тревогу: хватит ли сил. За девочку она еще была спокойна – та жизнелюбием и терпением пошла в мать, но мальчишки, пока не вырастут во взрослых грозных добытчиков, ребячатся, ведут себя глупее глупого и могут стать легкой добычей для любого, кто пожелает. Их легче подманить, пока они еще не опасаются неизведанного и любопытны без меры.

Девочка подражала матери и воспитывала братьев, рычала на них, если слишком заигрывались. Она загоняла их в логово, к матери, к молоку, и те слушались ее детского рыка, улавливая нешуточные материнские нотки.

Она и у сосцов была терпеливой: долго старательно сосала, не оставляя надежду на насыщение, в отличие от парней, которых было не обмануть: молоко матери кончалось слишком быстро. Они скулили, тявкали и подвывали. Покусывали мать. Просили еще. Волчица старалась недостаток пищи возместить проявлением огромной, последней своей любви. Она вылизывала детей, целовала их носы и глупые молочно-синие глаза, урчала сонные песни, и те покорялись, засыпали, насыщались ее теплом.

Материнство, всегда нелегкое, было сейчас для нее особенной мукой: силы ее исчерпывались с каждым днем, а пропитание добывалось непосильным трудом.

Человек от рождения знал, что он самый умный и все живое давно покорено его предками. Он рос с уверенностью, что все будет, как он хочет, и что только у него есть мысли и право. Все, что колет, режет, стреляет, взрывается, причиняет боль, было у него в услужении. Иногда он был способен на ласку и любовь, если это его развлекало или возвышало в собственных глазах. Но он боялся жизни и слишком любил наслаждения, поэтому умел совокупляться, не заводя детей, чтобы отдаваться целиком любви к самому себе и исполнять свои желания. Главное же для него было – эти желания иметь. Он владел женщинами, когда в этом нуждался. Деньги легко шли к нему в руки. Он видел разные страны. Повсюду покорялись силе денег и желаний. Он стал уставать от противоестественных впечатлений, доступных богатым. Он захотел природу и покой. Ему построили большой дом у леса, завели простое хозяйство. Теперь в свободное время он намеревался постигать смысл жизни.

Волчица решилась на последнее, другого выхода не было. Она отведет дочь к человеку, чтобы тот выкормил ее. Даже самые свирепые звери снисходительны к маленьким – это вечный закон у всего живого.

План был такой: сытая дочь станет делиться несъеденной едой со своей бедствующей семьей. Мать найдет лазейку у забора, дочери останется устремляться на родной запах с гостинцами для братьев.

Маленькая дочка боялась самостоятельности и новых условий, но куда деваться. Мать страдала из-за грядущей разлуки, из-за нехватки собственных сил и страха за сыновей. Они вчетвером выли в последнюю совместную ночь так, что все живое в округе, способное слышать, содрогалось от ужаса перед последней чертой, обещаемой волчьей тоской.

Утром человек проснулся от лая собак. Лаяли они необычно: срывались на сип, теряли голос, но потом, движимые жутью и долгом, вновь заходились сигнальным кашлем.

Человек в валенках на босу ногу вышел снисходительно пожурить трусливых псов, не давших досмотреть сон про море и разноцветных рыб, певших низкими женскими голосами португальские песни фадо.

–  Пора девушку сюда завезти, – с улыбкой решал человек, ведомый взволнованными собаками к калитке, возле которой мать-волчица оставила дочь, вверившись произволу судьбы.

Дочь крепко стояла на четырех негнущихся лапах, глядя в сторону леса, откуда поблескивали материнские глаза, призывавшие следовать намеченной цели.

–  Ух, ё! – сказал человек. – Волчок! Вот так «баю-баюшки-баю, не ложися на краю»!

Оказывается, сон про певучих рыб был к волкам, кто бы мог подумать!

Он тут же гордо решил, что вот даже волки чуют в нем брата. Он внутри часто сравнивал себя именно с волком: умным, смелым, решительным, одиноким, хищным.

Он, не раздумывая, взял в дом этот законный (ему!) подарок природы. Таким образом произошла естественная подвижка в расстановке сил, на которую рассчитывала мать и о которой человек и не подозревал. А именно: охранные собаки, не имевшие доступа в дом, совсем сбились с толку: от хозяина теперь несло таким вражьим духом, что непонятно было, кого от кого защищать. Они теперь дыбили шерсть и лаяли на человека и его приемыша. Их призывами к бдительности пренебрегали с насмешкой. Теперь старая волчица могла спокойно подходить к забору: пусть себе брешут, жалкие рабы.

–  Чевой-то ты, Львович, удумал чудное – волка в доме держать, – пыталась предостеречь хозяина деревенская молочница.

–  Вырастет верным другом, – снисходительно объяснял глупой тетке городской человек. – На охоту будем ходить. На кабана. У нее нюх – ни с одной собакой не сравнится.

–  Это-то да. А говорят ведь: сколько волка ни корми, он все в лес смотрит…

–  Я ее потом с хорошим псом скрещу, щенкам цены не будет, – мечтал о своем хозяин.

Что ему поговорки с пословицами. Свою голову надо иметь.

У дочери была задача: помогать семье, расти и ждать воли.

Она была любимицей и пользовалась полной свободой. Собак держали на цепи, пока она гуляла по двору хозяйкой. Они тяжело переживали нарушение сложившихся тысячелетиями отношений между их служивым родом и господами-людьми. Они ненавидели опасную фаворитку, несмотря на ее детское бессилие, и даже когда обязаны были молчать, чтобы не сердить хозяина, показывали ей клыки: memento mori!

Дикая девочка, поев, брала в зубы кость с ошметками мяса и бежала к забору.

–  На черный день закапывает, вот умница какая! – лебезиво восхищалась молочница Нина, с первой минуты возненавидевшая волчонка за противозаконное самозванство. Хотя ей-то что за дело? Но она в душе оплакивала каждую капельку молока своей Буренки, вылаканную приблудной тварью.

Волчица-дочь явственно чувствовала волны ненависти и страха, расходящиеся от молочницы Нины. Человек же радовался, что его гордую любовь разделяет добрая женщина. Он любил слушать ее искренние народные слова об уме и обаянии его приемыша. Он повысил ей плату за молоко и награждал всякими сувенирами. Ради этого стоило простить неприкаянному лесному зверю его происхождение, но земные человеческие женщины, как никто на свете, умеют закапывать зло в своем сердце и ни за что не желают с ним расставаться.

Человек, конечно, не мешал наголодавшейся малышке уносить самые лучшие куски в дальний угол своих владений. Он искренне восхищался ее умом, силой врожденного инстинкта, четким расчетом маршрута. Она проносила свои запасы в нескольких сантиметрах от оскаленных морд цепных псов, обзывавших ее на чем свет стоит. Это было потешное зрелище: независимая, спокойная, вышагивающая с добычей одним и тем же ежедневным путем волчица-подросток и беснующиеся с неиссякаемой энергией бесхитростные служивые собаки.

Ради этого стоило подкладывать ей побольше, обязательно чтобы оставалось лишнее, и представление продолжалось. Он думал, что это все игра ее малышачья. В действительности же бешеный лай, клацанье зубами в почти смертельной, но недосягаемой близости, хрип и пена из пастей собак были просто необходимы: со стороны леса в это же время к заветному углу кралась мать, чьего запаха одурманенные наглостью самозванки псы не должны были учуять. Люди же в случае чего не обратили бы внимания на нюансы поведения своих очумевших слуг. Именно так удавалось дочери помогать своей бедствующей семье.

Некоторое время все шло хорошо и устраивалось как надлежало. Девочка росла, здоровела, от нее пахло силой и юностью. В глухом урочище крепли братья. Совсем бы немного – и можно было бы возвращаться на желанную свободу, храня в сердце память о добре человека.

Но человек изначально предполагал более серьезные и глубокие отношения. Он намеревался учить своим наукам волчицу-дочь. Как будто мало ему было покорных собак в хозяйстве. Потом он собирался выдать ее замуж за самого могучего своего раба – ее же злейшего врага. А почему бы и нет? Ему и не такое удавалось – горы с пути сворачивал.

Он был уверен, что они уже подружились. Спали в одном доме: он доверял ей и ее памяти на сделанное им добро. Он и не догадывался, что она никогда не спала ночами. Сидела в углу, вжавшись спиной в дерево стены, и прислушивалась к шорохам-вздохам бревен, печки, к подпольному копошению мышей. Если бы человек хоть раз увидел ночные ее светящиеся глаза, если бы ощутил напряжение каждого ее мускула – вряд ли он смог спать так самоуверенно-спокойно.