Виктор Пушкин - Самая крупная победа

• Название: Самая крупная победа
• Автор: Виктор Пушкин
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1965

Повесть о том, как осуществилась мечта мальчика стать боксером, о роли спорта в воспитании воли, настойчивости, в становлении характера.

---

Так прямо и писать? А вдруг Сева увидит? Я же ему наврал. Ничего, спрячу подальше — вот и все! И я стал честно все записывать. А когда кончил и сунул тетрадь на самое донышко чемодана, в дверь вдруг застучали. Открыл — Сева; их, оказывается, после второго урока отпустили.

— Вообще-то я домашние задания делаю, — хмуро сказал я, не зная, пускать его или не пускать.

— Да я не буду мешать! — по-свойски входя, заверил он и спросил: — Ты сегодня на тренировку-то поедешь?

— Так тебе же говорили, что через день! — недовольно возразил я.

— А-а… а уж я думал — поедешь, покажешь мне что-нибудь дальше. И мы завтра набьем Митьке… — разочарованно вздохнул Сева.

«Что бы ему такое дать, чтоб он сидел тихо? — озабоченно подумал я. — А, вот что!» Взял с письменного стола «Огонек», карандаш и протянул ему:

— На-ка вот, реши кроссворд.

— У, это я люблю! — обрадовался он. — Знаешь, мы с папой какие решаем? Никто не может, а мы… — И он сразу же стал, шевеля губами, считать карандашом клеточки на кроссворде.

Вздохнув, я поставил локти на стол, удобно устроил на раскрытых ладонях подбородок и уперся глазами в книгу. Но не прочел и двух страниц, как вдруг вспомнил про утреннее умывание, какое это впечатление произвело на мать и дядю Владю, и мне очень захотелось похвалиться перед Севой. И поэтому, отталкивая учебник и вставая, я сказал небрежно:

— У-уф, устал. Отдохну немного… — Я походил по комнате, будто и впрямь разминая замлевшую спину и ноги, и, как бы между прочим, спросил Севу: — Да, а как ты умываешься по утрам?

— Как это — как? — удивился он. — Очень просто: открываю кран, подставляю под воду паль… то есть все руки. Потом провожу ими по лицу.

— Эх, ты! — презрительно оглядел я его. — Так только одни девчонки умываются. Надо знаешь как? — И я как только мог красочно расписал свое утреннее умывание. — Дядя Владя от удивления даже запрыгал!

— Надо бы и тебе так мыться.

— Ладно, — поджимая губы, ответил Сева.

— И потом, еще нужно учиться через скакалку прыгать.

Сева удивился:

— Как девчонки?

Я пояснил, что нет, по-боксерски. Сева сказал, что ладно, потом он возьмет прыгалки у своей сестренки Лидки.

Но мне это показалось оскорбительным, и я посоветовал лучше достать какую-нибудь другую, настоящую веревку.

Севу позвали ужинать, а я снова засел за уроки. За окном было черно, в стекла нудно колотил дождь, а по мокрому тротуару противно шлепала падавшая с крыши вода.

Заткнув уши, чтобы не слышать этих тоскливых звуков, я заставил себя читать. Но ни с того ни с сего вдруг вспомнил, что просил вчера мать выстирать тренировочные трусы, майку и носки — все насквозь пропотело! А вот не проверил, как она это сделала.

Отодвинув тетрадь, бросился на кухню. На веревочке аккуратно висело все мое тренировочное хозяйство. Успокоившись, снова занялся уроками, но не сделал и половины, как пришла мать с новеньким чемоданом.

Он был маленький, аккуратненький. И на нем сияли запоры и уголки — не как у Мишки ржавые.

— Это мне, да? — с грохотом выскакивая из-за стола, радостно воскликнул я. — Ой, мамочка, миленькая, спасибо!

Я подскочил к матери, у которой отчего-то навернулись на глаза слезы, и звонко поцеловал ее в обе щеки. Потом схватил чемодан и, не зная, куда его поставить, заметался с ним по комнате, сбегал на кухню за тренировочной формой и стал примеряться, как буду класть ее в чемодан.

— Но ведь я же еще не погладила, — сказала мать.

— Да ничего! Я только посмотреть — влезет или нет. Но в чемодан не только все влезло, но еще и осталось много свободного места.

— Как здорово! — закрывая его и подходя с ним к зеркалу, кричал я. — Да, мам?

9

На следующее утро я первым делом посмотрел, на месте ли чемодан. Он оказался на месте — преспокойненько стоял себе на стуле, густо чернел своими боками и сверкал уголками и запорами. Взяв его в руки, я собрался было опять посмотреть на себя в зеркало, да вспомнил, что нужно еще делать зарядку, умываться и завтракать.

Мышцы уже совсем не болели. Я, взобравшись на стул, распахнул форточку и начал зарядку.

В школе опять почти ничего не слушал, а только и делал, что думал о чемодане.

После уроков староста и председатель совета отряда, встав у двери, объявили, что никто домой не пойдет, а все останутся готовить стенную газету: одни будут рисовать, другие — вырезать и клеить, третьи — писать заметки, так как ящик для заметок пуст. Я попытался было отказаться, убедить, что мне срочно нужно в одно очень важное место, но из этого ничего не вышло.

Староста каменно сказал:

— Всем нужно, и тоже в одно очень важное место! — и растопырился у двери, чтобы никто незаметно не выскользнул.

Закончили все в третьем часу. Как-то так получилось, что из школы мы вышли вместе с Лилей. Она в одной руке держала портфель, а в другой — папку для нот.

Мне ни с того ни с сего захотелось сделать что-нибудь необыкновенное: догнать и остановить, например, за задний буфер трамвай, перебежать перед самым носом у троллейбуса улицу или там еще что-нибудь подобное… И потом, все вокруг было почему-то очень смешное, и без конца хотелось смеяться. Я изредка взглядывал на Лилю, все время собирался сказать ей что-нибудь, но ничего путного придумать не мог. Выручила она сама. Она спросила:

— И ты… тоже на музыку, да?

— Да! — почему-то, как дурак, ответил я, спохватился — на какую музыку? — и поспешно поправился, ненавидя себя за неловкость: — То есть нет! — и был очень благодарен, что она уже спрашивала о другом: не нужен ли мне опять учебник.

Я ответил, что нет-нет, спасибо, и опять, как дурак, не мог ничего придумать, и поэтому до самого нашего дома мы шли молча. Только когда уже совсем подошли, она тихо сказала, даже не глядя в мою сторону:

— До свидания.

— До свидания! — чуть ли не во все горло гаркнул я.

Дома я сразу же проверил, поглажены ли трусы, майка, носки. Оказалось, что все в порядке. И стал укладывать их в чемодан.

Дождавшись, когда можно было ехать во дворец, взял чемодан и вышел на кухню, будто для того, чтобы проверить, не оставил ли чего на плите.

— Ишь ты какой важный! — покачал головой дядя Владя и спросил: — Это ты куда ж? В баню?

— Нет! — обиделся я, хотя знал, что он нарочно про баню, чтобы меня позлить.

Ехал во дворец и все боялся, придет ли Мишка. Но когда вошел в раздевалку, сразу же успокоился: Мишка сидел в уголке. Он сказал, чтобы я садился рядом с ним, специально для меня занял место.

Пришли и табачники, которых Вадим Вадимыч не допустил до тренировки в первый раз: крепкий парень с добрым лицом, Ерема и Верблюд. Они, переодеваясь, говорили, что теперь даже и не дотронутся до папирос.

Тому, с добрым лицом, я почему-то верил, а вот Верблюду с Еремой — нет. Уж очень подозрительно бегали у них глаза.

Мишка сразу же заметил чемодан, и мне даже показалось, что он позавидовал: у него-то был гораздо хуже. Он помрачнел, засопел, но потом, вдруг что-то вспомнив, посмотрел на Ерему и крикнул:

— Ну, пойдем гирю-то поднимать! Пойдем! — И шепотом мне: — Я уже пробовал. Знаешь, какая тяжелющая! — И снова Ереме: — Испугался, да?

— Чего мне пугаться-то! — огрызнулся Ерема. Мишка вскочил с места:

— Ну тогда пошли, пошли!

Ерема огляделся — деваться было некуда: на него смотрели со всех сторон — и со снисходительным видом шагнул вслед за Мишкой из раздевалки. Двинулись и мы все.

В гиревом зале никого не было. Покойно стояли на своих помостах сверкающие штанги; лоснились в уголке пузатые гири; блестели никелем на специальных полках грифы, и было отчего-то немного жутко.

Мишка даже на шепот перешел:

— Ну иди, поднимай!

Ерема насупился, крякнул и, пугая тишину, косолапо зашагал, а Мишка, торжествуя и грозя ему в спину пальцем, оглянулся на меня — дескать, сейчас кое-что увидишь.

Ерема подошел к гирям, воровато окинул их взглядом, выбирая полегче, но Мишка приглушенно крикнул:

— Эй-эй, вон ту бери! Тот дядя ею баловался!

Ерема недовольно нагнулся, осторожно взялся за дужку. Все увидели, как у него все напряглось на спине, но гиря лишь только слегка поколебалась.

Он потянул ее сильнее, весь наливаясь кровью, чуть приподнял, но тотчас же грохнул обратно на пол.

— Ну и как? — ехидно спросил Мишка. — Пустая, да? Пустая? Так вот: никогда больше заранее не хвались!

Начались занятия. Вадим Вадимыч объявил новичкам, что сегодня он проверит, как мы умеем двигаться, и покажет первый боксерский удар — прямой левый.

Курильщикам, которых Вадим Вадимыч допустил до тренировки со строгим предупреждением, еще предстояло шаги зубрить.

И вот, едва он подошел к нам и начал показывать, я окончательно потерял веру в то, что когда-нибудь стану настоящим боксером и освобожу двор от господства Митьки. С передвижениями и боевой стойкой мы еще как-то справились. Правда, и это опять повторяли целый час, но Вадиму Вадимычу все равно до конца ни у кого не понравилось. Он сказал: