Энтони Беркли - Суд и ошибка. Осторожно: яд! (сборник)

• Название: Суд и ошибка. Осторожно: яд! (сборник)
• Автор: Энтони Беркли
• Жанр: Классический детектив
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-08451

Можно ли пойти на убийство ради высшей справедливости? Да, решает мистер Тодхантер, узнав, что ему самому жить осталось каких-то пару месяцев. Разработав план «идеального» преступления, он приступает к его осуществлению. Но… внезапно все идет не так, и под подозрением оказывается невиновный…

Тихое, спокойное течение жизни в английской глубинке неожиданно нарушает смерть главы добропорядочного семейства Джона Уотерхауса. Казалось бы, это роковая случайность, мистер Уотерхаус просто «съел что-то не то». Поначалу именно такое заключение дает и местный доктор. Однако Дуглас Сьюэлл, друг и сосед несчастного, не сомневается: Джон Уотерхаус был убит кем-то из самого ближайшего окружения. И он берется это доказать во что бы то ни стало.

Перевод: Л. Мордухович, Эвелина Меленевская

---

Энтони Беркли Суд и ошибка. Осторожно: яд! (сборник)

Суд и ошибка

Посвящается П.Г. Вудхаузу

Пролог Симпозиум

– «Святость человеческой жизни сильно преувеличена», – процитировал Феррерс. – Только подумать, какое мужество требуется, чтобы произнести такое перед сборищем убежденных сентименталистов, причем некоторые из них – сентименталисты профессиональные.

– И вы верите, что так и есть? – осведомился преподобный Джек Дэнни.

– Конечно, так и есть.

– А! Ну что ж, вы – журналист, а журналисту причитается быть циничным. – Священник улыбнулся и пригубил свой портвейн.

Феррерс, улыбнувшись учтиво, поправил элегантный узел своего черного галстука. Он был не журналист, – если, конечно, не считать журналистом литературного редактора одного из самых старых и самых почтенных литературных еженедельников в Лондоне; и он распознал колкость в риторическом приеме преуменьшения. Они с Джеком Дэнни были давние противники.

– Так же, Джек, как человеку вашей профессии причитается быть сентиментальным, – не без вызова парировал он.

– Пожалуй, пожалуй, – мирно отозвался священнослужитель.

Сидевшие напротив военный и чиновник, отслуживший свое в Индии, обсуждали Новую Молодежь.

Майор Баррингтон, высокий, привлекательный джентльмен с седыми усами щеточкой, вскоре после войны вышел в отставку из регулярной армии, чтобы принять дипломатическое назначение, и не так давно женился на одной из сравнительно Новых Молодых, так что, можно было надеяться, кое-что об этой биологической разновидности знал. Дейла, чиновника, который вернулся из колонии в довоенном состоянии ума, Новые Молодые ввергали в откровенное замешательство: они даже изъяснялись на наречии, разительно отличавшемся от языка Старых Молодых, к коим когда-то принадлежал он сам.

Уловив отголосок разговора на другом конце стола, Дейл воспользовался им, чтобы подкрепить собственные аргументы.

– «Святость человеческой жизни»! – хмыкнул он, взъерошив седую гриву, которая падала на лоб, делая его похожим на шотландскую овчарку. – Вот именно. Примета времени. Как раз то, о чем я говорил. Они теперь так высоко ставят свои бесценные шкуры, что по сравнению с этим все остальное не важно. Но разумеется, приходится прикрываться велеречивой фразой вроде «святости человеческой жизни».

– Справедливости ради скажу, что они осмотрительны и тогда, когда дело касается чужих шкур, – вступился майор. – Нет, не думаю, что все упирается в эгоизм.

Мистер Тодхантер, как положено доброму хозяину, не упустил шанса сделать разговор общим. Вытянув вперед свою маленькую лысую голову, которая венчала его костлявое тело, как картофелина, не поместившаяся в мешок, сквозь стекла очков он уперся взглядом в чиновника.

– Значит, вы согласны с Феррерсом, Дейл, что человеческой жизни придается слишком большое значение? – спросил он.

– Ну, я выразился не вполне так.

– Но имели в виду именно это, – указал Феррерс. – Признайтесь, будьте мужчиной!

– Ну хорошо. Пожалуй.

– Разумеется. Всякий здравомыслящий человек так думает. Только сентименталисты вроде нашего Джека делают вид, что верят, будто жизнь всякого болвана священна. А, майор?

– Думаю, надо уточнить предмет спора, – заметил тот. – За или против обычной глупости я бы свидетельствовать не стал; но если вы скажете, что подразумеваете ту глупость, которая представляет собой угрозу, я целиком с вами.

– Вот видите, Джек! – Феррерс улыбнулся своей позапрошлого века улыбкой и изобразил легкий поклон. Феррерс был воплощенный восемнадцатый век. – Майор – смелый человек, как, впрочем, и полагается воину. Смелость нужна, чтобы высказать напрямую то, о чем мы все думаем, а именно: лучшее, что могло произойти с этим идиотом-автомобилистом, к примеру, – это что он погибнет как можно скорей, врезавшись в телеграфный столб, нам всем на благо. Или вы настаиваете на том, что его жизнь, которую он расходует нам во вред, священна?

– Конечно, настаиваю, – откинувшись на спинку стула, спокойно откликнулся маленький пухлый священник и улыбнулся соседу с той ласковой уверенностью в своей правоте вопреки всем доказательствам и всякой логике, которая так раздражает всякого, кто имеет глупость ввязаться в спор с духовенством.

Майор Баррингтон повертел в пальцах ножку бокала.

– Я-то даже не об этом бестолковом автомобилисте. А вот возьмите, к примеру, какого-нибудь государственного деятеля, который собирается ввергнуть страну в войну. Предположим, он один способен ее предотвратить и не делает этого. Он может стать причиной гибели сотен тысяч жизней, священных или нет, уж как вам угодно. И предположим, является некий патриотически настроенный убийца и из лучших побуждений стирает его с лица земли. Скажете вы тогда, что это деяние гнусное? Будете вы по-прежнему думать, что жизнь этого политика священна сама по себе, независимо от того, как он ею воспользовался?

– Добрая старая армия, – любезно пробормотал Феррерс. – Он поймал вас, Джек.

– «И не делать ли нам зло, чтобы вышло добро?» [1] , – произнес священник, глядя сквозь свой бокал. – Что ж, это весьма старая проблема, не так ли?

– Несомненно, – кивнул Феррерс. – Но давайте послушаем, что вы о ней думаете.

– Вот я, знаете ли, часто думал, что это и впрямь лучший способ предотвратить войну, – раздался неуверенный голос с другого конца стола. – Пригрозить одному-двум ведущим политикам, что их убьют, если они объявят ее. Но разумеется, надо сделать так, чтобы они в угрозу поверили.

– Похоже, вы невысокого мнения о политиках, – улыбнулся священник.

– Сдается мне, мы все теперь этого мнения, не так ли? – так же робко отозвался мистер Эмброуз Читтервик.

– Да, – сказал мистер Тодхантер, – но я склонен согласиться с вами, майор, в том, что скорее тот способ, каким мы используем жизнь, нежели чем сам факт существования, вводит в силу представление о святости жизни. Но отсюда следует любопытный вопрос. Каким именно способом лучше всего истратить свою жизнь?

Его вежливо выслушали, как положено слушать хозяина, но общее мнение, очевидно, заключалось в том, что поставленный вопрос в силу своей очевидности не делает чести мистеру Тодхантеру.

– Уж конечно, – вступил священник, – на этот счет не может быть никаких сомнений.

– Вы хотите сказать, служа человечеству?

– Разумеется.

– Да, конечно. Но служа в каком именно направлении? Ведь в наличии, как вы понимаете, два, широко говоря, позитивный и негативный. Распространение блага и уничтожение зла. И что лучше: взять за цель благо всего человечества или значительной его части, к примеру, нации, причем риск здесь велик, ибо неведомо, попадешь или промахнешься, – или же сосредоточиться на значительно меньшем числе людей и соответственно повысить вероятность добиться желаемого?

– Боже, да вы поднимаете вопросы заведомо неподъемные!

– Но довольно-таки отвлеченные, не так ли? – уронил Феррерс. Судя по остальным, все до одного понимали, о каких вопросах идет речь.

– Отвлеченные? – переспросил мистер Тодхантер. – Отнюдь. Если сумею, приведу конкретный пример. Погодите-ка. Да вот… Возьмем человека, которому врач сообщает, что жить ему осталось всего несколько месяцев. Он…

– О, я с таким зачином уже сталкивался! – рассмеялся Феррерс. – И скажу вам точно, что будет дальше! Взбудораженный известием о близкой смерти, человек, в обычных обстоятельствах вялый, нерешительный, подкаблучник, внезапно открывает в себе силы, доселе ему неведомые, вступает в отчаянную борьбу с ужасным злодеем, голыми руками справляется с бандой, в которой тот верховодит, влюбляется в непостижимо прекрасную девушку, которую поначалу принимает за бандитскую соучастницу, а затем обнаруживает прикованной к стене подземелья по шею в воде и не может позволить себе жениться на ней ввиду своей надвигающейся кончины, – но в последнюю минуту обнаруживается, что врач ошибся. Вы это имели в виду?

– Да, подобная ситуация частенько используется в романах, – вежливо улыбнувшись, согласился мистер Тодхантер. – Но в жизни она случается еще чаще. В конце концов, на свете столько неизлечимых болезней! И давайте допустим в рамках примера, который я привел, что подобный человек существует, и в последние месяцы своей жизни он желает сделать что-то полезное для своих ближних, желает, можно сказать, посвятить остаток дней тому, чтобы оказать им некую значительную услугу. Как, по вашему мнению, ему наилучшим образом поступить?

Поскольку мистер Тодхантер адресовал свой вопрос не кому-то отдельно, а компании в целом, ответствовал ему, с допустимой расторопностью, каждый.

– Застрелить Муссолини, – не раздумывая сказал майор Баррингтон. – Человек он, по моему убеждению, великий, но представляет опасность для всего мира.

– Нет, Гитлера, – поправил его индийский чиновник. – Гитлер – вот настоящее зло. И потом, я всегда считал евреев очень приличными людьми. Хотя еще лучше было бы истребить всех лидеров милитаристской партии в Японии. Наши собственные политики слишком мелки, чтобы мараться.