Галина Артемьева - Мне всегда везет! Мемуары счастливой женщины

• Название: Мне всегда везет! Мемуары счастливой женщины
• Автор: Галина Артемьева
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-271-45797-5

Перед вами книга одного из лучших современных авторов, слогом которого восхищаются критики, сюжеты которого обожают сотни тысяч читателей, чей блог получил статус звездного буквально через несколько дней после открытия.

Эта книга — не автобиография, это удивительный детектив, мелодрама, комедия, героем которого выступает Эпоха, откуда родом каждый из нас.

---

И вот мы в Парке. Заходим. Красота! Газоны с цветами, деревья, люди нарядные. И музыка, музыка из громкоговорителей. Песня льется. Я все песни знаю. И эту тоже. Это — странная песня. Там дядька поет, а потом хор. Потом снова дядька. Когда хор поет, я всегда с трудом разбираю слова. Но из принципа стараюсь понять. А как пойму — оказывается: выучилась песня. Сама собой.

Слова меня удивляют. Смущают чем-то.

…Ленин всегда живой, Ленин всегда с тобой,
В горе, надежде и радости,
Ленин в твоей весне, в каждом счастливом дне,
Ленин в тебе и во мне!

Я прекрасно знаю, что Ленин умер. Знаю, что если б он был жив, все у нас давно было бы хорошо — лучше не придумаешь. Так тети говорят. Случается что-то плохое, и они вздыхают: «Был бы Ленин жив, он бы не допустил…» Жаль, что он умер. Но — умер! Лежит в Мавзолее. Очереди к нему стоят — не пробьешься.

А тут хор орет: «Ленин всегда живой»…

Вранье какое-то… Зачем?

Но самое непонятное — это последняя строчка. «Ленин в тебе и во мне!»

Как это? Вот — как это?

Например, Танюся строго следит, чтобы я мыла руки. Несколько раз в день приходится мыть руки с мылом! Потому что иначе можно грязными руками занести в себя микроб во время еды. Это я понимаю. Занесешь микроб, станешь болеть. Живот заболит, горло, ухо, нос… Микробы — это такие невидимые твари, которые залезают в тебя при каждом удобном случае, чтобы принести вред организму.

Но Ленин же не микроб! Как это — он во мне?

Я Ленина с детского сада люблю. Мы книжки про него читали…

Но мне не хочется, чтоб он был во мне. Это меня тревожит.

Женька и Элка тем временем находят для меня аттракцион — карусели какие-то.

— Хочешь?

Аттракцион — ничего особенного. Ну ладно, пусть для начала. Залезаю в люльку — поехали.

Мои красавицы садятся на лавочку и наконец-то в покое обсуждают что-то свое. Смеются… А у меня в голове все орет хор: «В каждом счастливом сне… В тебе и во мне!»

Не постигаю!

Меня слегка укачало (такое случается). Иду к своим на нетвердых ногах.

— Что такое — Ленин в тебе и во мне? — спрашиваю у Женьки.

— Идем на качели, хочешь на качели? — зовет она.

Ясное дело — они не договорили, им поскорей бы от меня отвязаться.

— Что такое — Ленин в тебе и во мне? — настаиваю я.

— А вот на эту штуку хочешь?

— Что такое — Ленин в тебе и во мне?

И тут мы подходим к действительно интересному аттракциону.

Там самолет. Садишься в него и взмываешь в воздух. Он летит, потом перекувыркивается… Снова взмываешь…

Это же тоже тренировка героизма! Называется — петля Нестерова. Был такой знамениты летчик, делал в воздухе на своем самолете такой кувырок…

— Сюда хочу!

— Сюда? А не страшно?

— Сюда!

— Уверена?

— Сюда!

Женечка покупает мне билетик. Сами они остаются опять же на скамеечке.

— Мы будем тебе рукой махать, когда ты взлетишь, — обещают мои красавицы.

Я переполняюсь гордостью.

Сажусь в самолет. На заднем сиденье парень. Постарше меня. Лет тринадцать ему будет. Подходит дядька и очень сильно перетягивает меня ремнями крест-накрест.

— Зачем? — не понимаю я.

— А чтоб не вывалилась, когда вниз головой висеть будешь.

Что-то мне уже не хочется этой петли Нестерова. Но назад дороги нет. Сама напросилась. Женечка же спрашивала, спрашивала.

…Самолет взмыл в воздух. Потом перевернулся. Мы повисли вниз головами. Самолет в таком положении застыл.

— Аааааа! — орет парень за моей спиной.

А у меня и сил орать нет. Я в таком ужасе, что онемела. Со мной так всегда бывает в самые страшные моменты. Я вишу и думаю: лучше бы ремни расстегнулись, я б упала и все.

Самолет медленно двигается и достигает земли. Можно выходить?

Нет! Аттракцион — три оборота! Три петли!

Трижды приходится висеть вниз головой. Все мысли выпадают. Наверное, я вернусь на землю круглой дурочкой.

Все когда-то кончается. И «петля Нестерова» кончилась тоже. Я еле разжимаю пальцы — так судорожно вцеплялась в поручни. Идти в первые секунды вообще не могу.

— Понравилось? — спрашивает дядька.

— Нет, — отвечаю честно.

Плетусь к своим.

— Мы тебе махали, махали, а ты такая важная сидела, даже на нас и не взглянула ни разу, — говорит Женечка.

Она, наверное, замечает, что я выгляжу как-то не так.

— Что-то ты бледная какая. Укачало?

Я киваю. Выгляжу, наверное, непривычно жалко. Добрые подружки стараются сделать для меня что-то особенно приятное.

— Пойдем на лодочке покатаемся?

Я отрицательно верчу головой.

— А в комнату смеха?

Мы идем. Тут Женька вспоминает:

— Ты меня о чем спрашивала? Что-то не поняла?

— Что такое — Ленин в тебе и во мне?

Подружки переглядываются. Не пойму — им что? Смешно? Или показалось?

А мы уже у комнаты смеха. Вход — пятачок, а счастья…

Там зеркала меняют людей до неузнаваемости. Вот я толстый карлик, а Женька с Элкой кубышки на очень тонких, как прутья, ногах. Смешно невыносимо. Каждое зеркало — свой смех.

Хохочу до слез, до икоты. Там все хохочут…

Выходим довольные, продолжая хохотать…

— Что такое — Ленин в тебе и во мне? — вспоминаю я…

— Это… Ну это… Это он в душе у тебя. У меня. У всех нас в душе.

Я задумываюсь. Проверяю свою душу. Ищу.

Ленина там нет. И не было. Там бывает страх. Бывает любовь — очень сильная — к тетечкам, к Женечке. Бывает — там сидит боль, если что-то грустное читаешь. Еще там — папа. И иногда мама.

Ленина нет.

— А у тебя внутри есть Ленин? — спрашиваю Женьку шепотом.

— Давай я потом поищу, — предлагает сестричка миролюбиво. — Пойдем мороженое есть?

— Ура!!!

Перед едой я тщательно мою руки. Чтоб ни один микроб не забрался… Да и Ленин… Кто его знает, как он внутрь залезает…

Перепись населения. (Зима 1959)

Я учусь в первом классе. Только что закончились школьные зимние каникулы. Стало быть, это январь 1959 года. К нам, в нашу «квартиру» 60-а приходит серьезная тетя: она делает перепись населения. Мне очень интересно, что это такое и зачем.

— Чтобы точно знать, сколько человек живет в СССР, чем эти люди занимаются, сколько детей, сколько пенсионеров, сколько работающих, — так объяснила мне Танюся.

Женщина раскладывает на столе свои бумаги и записывает все про Танюсю: фамилия, имя, отчество, дата рождения, место рождения… Потом спрашивает о национальности.

— Раньше такого вопроса не было, — говорит Танюся,

— Это новый вопрос, — равнодушно отвечает переписчица.

Я национальным вопросом очень интересуюсь после Фестиваля. Из-за национальности люди выглядят совсем разными. А я мечтаю о путешествиях, хочу выучить все языки мира, чтобы всех людей понимать.

…— Еврейка, — отвечает Танюся.

Наконец все про нее записали. Приходит моя очередь. Я радуюсь: я сама сейчас отвечу на все вопросы. Наконец-то меня не гонят от взрослых, а слушают, что я говорю.

Фамилия, имя, отчество…

Доходит дело до нового вопроса, про национальность.

Я смотрю на Танюсю:

— Еврейка? — жду я ее подтверждения.

Но происходит заминка. Танюся вытаскивает зеленую бумагу из своей сумки с документами и говорит:

— Вот, смотрите: отец еврей, мать русская… Что писать? По отцу?

Я ничего не понимаю. Я, оказывается, человек с непонятной национальностью. Я хочу быть как все мои… Хотя — в чем разница?

— На выбор гражданина, — отвечает переписчица.

— Вырастет, выберет, — соглашается Танюся. — А сейчас что писать?

— Давайте по матери, — предлагает наша гостья.

— Давайте, — вздыхает Танюся.

Чего она вздыхает? Тоже, как и я, понимает, что несправедливо это? Я маму давно-давно не видела… Она не приезжает… Я ее помню. Но она не приезжает… Мне становится грустно. Тоска на сердце, как в самые первые дни моей жизни в Москве много лет тому назад…

Больно мне от национального вопроса… Боль эта запомнилась на всю жизнь. Но, может, и хорошо, что тогда ощутился этот укол… Как прививка. Потому что вопросу этому суждено было всплывать в разных формах и видах опять же — на протяжении всей моей жизни.

Ни в детском саду, ни в первом классе я ни разу не столкнулась с этой темой… Вот разве что — перепись.

Но потом мы переехали на новую квартиру. Наш двор был полон детьми, мы играли целыми днями вместе… Мальчишки, девчонки… Вот тут-то и началось. Сколько раз в случае моих побед в играх я слышала мальчишечью ругань: «Жидовка!» (Только сейчас удивилась — почему-то ругались именно мальчишки. От досады, от азарта, наверное.) Я даже не успевала обидеться. Поначалу из-за непонимания смысла слова, потом — от презрения к глупости человеческой… Однажды все же спросила дома, что мне отвечать, если меня во дворе обзывают.