Дэвид Митчелл - Блэк Свон Грин

• Название: Блэк Свон Грин
• Автор: Дэвид Митчелл
• Жанр: Современная проза

Митчелл вновь удивляет читателя. «Блэк Свон Грин» отличается от всех его романов. Эта книга наполнена аллюзиями на все значительные произведения мировой литературы и все же стоит особняком.

И прежде всего потому, что главный герой, Джейсон Тейлор, мальчик, тайком пишущий стихи и борющийся с заиканием, хотя и напоминает нам героев Сэлинджера, Брэдбери, Харпер Ли, но в то же время не похож ни на одного из них.

Тринадцать глав романа ведут нас от одного события в жизни Тейлора к другому.

Тринадцать месяцев — от одного январского дня рождения до другого — понадобилось Джейсону Тейлору, чтобы повзрослеть и из мечущегося, неуверенного в себе подростка стать взрослым человеком. Из утенка превратиться в лебедя.

---

– Но… нам не врут.

– Именно так сейчас говорят аргентинцы. – Сказала Джулия.

Это вывело меня из себя. Сейчас, пока я окунаю свою перьевую ручку в чернильницу, где-то над Южной Георгией вдребезги разбивается вертолет. (*Южная Георгия – остров в Атлантическом океане, рядом с Фолклендскими островами, так же ставший частью конфликта между Британией и Аргентиной*). Пока я рисую в своей тетрадке окружность с помощью циркуля, крылатая ракета врезается в истребитель. И когда окружность будет закончена, валлийский гвардеец получит пулю в глаз.

Как люди вообще могут жить, зная, что где-то там происходит все это?

Я как раз вернулся из школы и зашел к себе в комнату, чтобы снять школьную форму, когда в окно увидел, как на Кингфишер Медоус появился роскошный серебристый «Лэндкрузер». Он заехал к нам во двор и начал парковаться прямо под моим окном. На улице весь день моросило, и, выйдя из машины, Эван накинул капюшон – так что я не мог толком разглядеть парня своей сестры. Я, честно говоря, предполагал, что он будет похож на принца Эдварда, но я ошибся – он был огненно рыжий, лицо покрыто брызгами веснушек, походка пружинистая, как у баскетболиста. На нем: рубашка персикового цвета и сверху джемпер цвета индиго, широкие штаны, такие, знаете, висящие на бедрах, с ремнем с огромной пряжкой, и остроносые ботинки с белыми носками. В общем, одет он был по последней моде – сейчас все так ходят. Я крикнул: «Джулия! Эван приехал!» Наверху раздался грохот – Джулия уронила один из своих пузырьков. «Черт!» (я никогда не понимал, чем все девчонки занимаются у себя в комнатах прежде, чем выйти на люди… Джулия может сидеть за запертой дверью часами. Дин Моран говорит, что его сестра такая же). Потом она крикнула:

– Ма-а-ам! Впусти его!

Мама уже спускалась. Я, как снайпер, занял позицию наверху – глядя на них сквозь балюстраду лестницы.

– Эван, я полагаю. – Сказала мама голосом, которым обычно пугают детей. – Рада, наконец, познакомиться с тобой.

Но Эван совсем не выглядел напуганным.

– Я тоже рад, миссис Тейлор. – Его голос звучал серьезно и вполне естественно.

– Джулия много рассказывала о тебе.

– Ой. – Он неловко улыбнулся. – Это плохо.

– Нет-нет-нет, – мамин смех был похож на брошенные в воздух конфетти. – Только хорошее.

– Про вас она мне тоже много чего рассказывала.

– Хорошо, хорошо. Что ж, я думаю, тебе лучше зайти и подождать внутри, пока Джул заканчивает свои… дела.

– Спасибо.

Мама закрыла дверь.

– Джулия говорила, что ты учишься в частной Соборной школе? Одиннадцатый класс?

– Точно. На одни пятерки, как и Джул.

– Угу, и тебе, ну, нравится?

– Что именно – моя школа или учиться на пятерки?

– Эм… – Мама пожала плечами, – школа.

– Там все очень строго. Но я не жалуюсь.

– Ну, знаешь, традиции ведь тоже очень важны.

– Абсолютно согласен, миссис Тейлор.

– Что ж, – мама посмотрела на потолок, – пока Джулия собирается, я могу предложить тебе чаю или кофе.

– Это очень мило, спасибо. Но день рожденья моей матери всегда начинается вовремя, как военный парад. И если я опоздаю, меня казнят на рассвете.

– Ох, как я ее понимаю! Брат Джулии обычно спускается к ужину только когда все уже остыло. Это ужасно раздражает. Но я все же надеюсь, что ты как-нибудь составишь нам компанию за семейным ужином. Папа Джулии просто мечтает с тобой познакомиться.

(Вот это новость!)

– Я не хотел бы навязываться.

– Но что ты!

– Я, ну, я, знаете ли, вегетарианец.

– Тогда это прекрасный повод для меня достать все свои книги рецептов и приготовить что-нибудь интересное. Если только ты пообещаешь разделить с нами ужин как-нибудь.

(отец называет вегетарианцев – «котлетофобы»)

Эван вежливо улыбнулся, но так и не сказал «да».

– Что ж, вот и славно. Так, я сейчас схожу наверх, проверю, знает ли Джулия, что ты ждешь ее. Подожди еще пару минут, хорошо?

Эван разглядывал наши семейные фото над телефоном (среди которых – фото маленького Джейсона; я покрываюсь потом стыда каждый раз когда, смотрю на этот снимок, но родители не разрешают снять его). Я разглядывал Эвана – это загадочное создание, которое, вопреки здравому смыслу, предпочитает проводить свое свободное время с моей сестрой. Он даже тратит на нее деньги – покупает ожерелья, украшения и прочее барахло. Зачем?

Эван не выглядел удивленным, когда заметил, как я спускаюсь по лестнице.

– Ты Джейсон, верно?

– Нет. Я – «Оно».

– Да брось! Она называет тебя так только когда злится.

– То есть каждую минуту, каждого часа, каждого дня.

– Неправда. Это совсем не так. И, – Господи! – ты бы слышал, как она назвала меня, когда я однажды умудрился не заметить ее новую прическу. – Он состроил весело-виноватую гримасу. – А ведь она весь день провела в парикмахерской.

– И как же?

– Если я скажу это вслух, – он понизил голос, – штукатурка начнет осыпаться с потолка, а обои отклеятся от стен. Я не хотел бы превратить ваш дом в руины с помощью этого «заклинания», твоим родителям это вряд ли понравится. Прости, есть вещи, которые должны оставаться неназванными.

Это, наверно, клево – быть Эваном. Быть остроумным. Говорить длинными предложениями. Что ж, пожалуй, Эван – это не самый худший вариант зятя.

– Можно я посижу в твоем «Лэндкрузере»?

Эван посмотрел на свои часы «Sekonda» (толстые, с металлическим ремешком).

– Конечно, почему нет?

– Ну, и как тебе?

Руль, обтянутый замшей. Салон, отделанный красной кожей и темным деревом, с хромовыми вставками. Моя ладонь легла на теплый рычаг коробки передач. Сиденье мягкое, с боковой поддержкой и подогревом, словно обнимало меня. Приборная панель зажглась призрачным светом, когда Эван вставил ключ в зажигание. Иглы-стрелки тахометра и прочих датчиков ожили и задвигались. Облако смолистого дыма вырвалось из выхлопной трубы, и потянулось вдоль улицы, сдуваемое ветром. Из спрятанных в дверях колонок и сабвуферов заиграла невероятная музыка («Heaven», – гордо сказал Эван, – «Talking heads». Дэвид Бёрн гений». Я просто кивнул, наслаждаясь чистотой звука). На зеркале висел освежитель воздуха, с цитрусовым запахом. На приборной панели – наклейка: пацифистский знак.

Господи! Да если б у меня была такая тачка, я бы сбежал из Блэк Свон Грин быстрее, чем сверхзвуковой истребитель «Супер-Этендард». Подальше от двух- трех- четыре- и пятизвездочной родительской ругани. Подальше от школы и Росса Уилкокса и Гарри Дрэйка и Нила Броуса и мистера Карвера. Я бы наверно, взял с собой Дафну Маддэн – но только ее, и никого больше. Я бы летел на полной скорости и перепрыгнул бы через Ла-Манш, использовав белые скалы Дувра в качестве трамплина, – я взлетел бы к небу, как Ивил Книвил, и устремился бы в сторону заката (*Ивил Книвил – американский трюкач, получивший мировую известность благодаря смертельно-опасным трюкам на мотоцикле*). Мы с Дафной приземлились бы на побережье Нормандии, и устремились бы на юг, – и уже там я подделал бы документы, соврал бы насчет своего возраста и устроился работать на винограднике или на лыжном курорте. Мои стихи купило бы издательство «Faber and Faber», и на обложку моей книги я бы поместил свой портрет, нарисованный знаменитым художником. И каждый модный фотограф в Европе мечтал бы устроить фотосессию с Дафной. И все учителя моей школы хвастались бы тем, что я учился в Блэк Свон Грин, и даже поместили бы памятную табличку на фасаде, с моим именем, но я бы никогда, никогда, никогда не вернулся назад в Ворчестершир.

– А давай меняться, – сказал я, – я тебе – свой Биг-Трак, а ты мне – свой «Лэндкрузер». Мой Биг-Трак можно запрограммировать – там больше двадцати функций.

Эван сделал вид, что борется с соблазном сказать «да».

– Я бы с радостью, но у вас в Ворчестере везде одностороннее движение, так что даже твой Биг-Трак с его двадцатью функциями вряд ли разберется. Извини. – От него пахло мятным Тик-Таком и «Олд-спайсом».

Джулия постучала ногтем по окну с моей стороны – она смотрела на меня с веселым недоумением. И я вдруг понял, что моя надоедливая сестра – самая настоящая девушка: темная губная помада, и ожерелье голубого жемчуга на шее, подаренное бабушкой. Я опустил окно. Джулия посмотрела на меня, потом на Эвана, потом на меня.

– Ты опоздал.

– Я опоздал? – Эван сделал музыку потише.

И они улыбнулись друг другу.

Интересно, а мои мама с папой тоже когда-то так же нежно улыбались друг другу?

Наша столовая тихо вибрировала, так, словно где-то сейчас взорвалась беззвучная бомба. Я, мама и Джулия – мы слушали радио, задержав дыхание. Диктор сообщал об очередном подбитом корабле. Крейсер «Ковентри» был пришвартован в северном порту Пэддл-айлэнда вместе с фрегатом «Броадсворд». Два вражеских истребителя внезапно возникли на радаре на 14 часов. «Ковентри» выпустил по ним несколько крылатых ракет, но промахнулся, и истребители успели сбросить свои 1000-фунтовые бомбы. Одна из них просто утонула, другие три пробили обшивку корабля и взорвались где-то внутри, в самом корпусе, вырубив все электронные системы на борту. Пожарных нарядов не хватало, и в течение нескольких минут «Ковентри» уже был охвачен огнем. Из Сан-Карлоса вылетели вертолеты, чтобы помочь эвакуировать команду, и спасти от смерти барахтающихся в ледяной воде матросов. Уцелевшие были доставлены во временный палаточный лагерь. Раненых сразу переправляли в плавучий госпиталь.