Николай Алексеев - Зимовка на «Торосе»

• Название: Зимовка на «Торосе»
• Автор: Николай Алексеев
• Издательство: Издательство Главсевморпути
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1939

---

В самом узком месте Таймырского пролива мы остановились для проведения наблюдений на суточной станции. Тепло позволяло нам расположить палатку вне проруби для наблюдений, что имело свои большие преимущества: удобно было и работать на просторе и отдыхать в свободной палатке. Огромное удивление вызвала у нас толщина льда — здесь его мощность была значительно ниже, чем мощность льда во всем архипелаге.

В полученной проруби все время кружился небольшой водоворот от стремительного течения, идущего через узость пролива. Это течение и было причиной резкого уменьшения толщины льда.

Вертушка Экмана-Мерца была уже опущена в воду, когда к острову добрался весь мокрый от пота Петр Петрович.

— Держи, «химия», краники! — протянул он небольшой сверток Сергею Александровичу. — Так бы и избил тебя за ротозейство, душа выскакивает — отмахать по такой дороге без отдыха двадцать километров!

Гидрохимик молча начал налаживать походную лабораторию для производства анализа воды на содержание в ней солености.

Одиннадцать человек из состава отряда пошли на корабль, а четверо приступили к наблюдениям. Работа спорилась. Богатый опыт, приобретенный нами при работах на морозах и в темноте, превращал настоящие наблюдения в сущую «забаву». Руки не мерзли, все было видно, вместо тесной палатки к нашим услугам была вся ширь Таймырского пролива. Было только сыро. Снег на льду так подтаивал, что ложиться на него уже было нельзя.

Свои постели мы устроили на двух нартах, и все было бы хорошо, если бы не мокрые ноги. С валенками мы уже распростились давно и сейчас работали в сапогах, но они протекали, и, хотя было относительно тепло, ноги наши были как бы во льду.

Режим течений в проливе ничем не отличался от того, который мы наблюдали здесь зимой, за исключением их скорости. Она значительно возросла.

Соленость воды почти не изменилась в течение всего цикла наблюдений, температура держалась на —1°,2.

13 июня наблюдения были закончены. Палатки и спальные мешки мы оставили на мысе Лагерном острова Таймыра для топографов, которые должны были подойти сюда в ближайшие дни. Вертушки и походную гидрохимическую лабораторию мы водрузили на двое нарт и потащили к кораблю с тем, чтобы через сутки выйти для наблюдений в проливе Матисена. Дорогой Петр Петрович нет-нет да и напоминал гидрохимику о его забывчивости, и только исключительное спокойствие Сергея Александровича предотвратило превращение ликвидированного уже инцидента в ссору.

— Да что вы, Петр Петрович, пилите Сергея Александровича? Смотрите, совсем заели нашу «химию», — остановил я П. П. Рахманова.

— Заешь его, как же! Только очень уж обидно за ротозеев делается. Добро бы забыл хлеб, а то, ведь, нет — забывает то, с чем работать надо.

— Ну, что же делать — бывает. Надо иногда и снисходительным быть. Поторопился химик, ну и забыл краники.

К вечеру мы пришли на корабль. Все было на месте, и в то же время чувствовалось, что в наше отсутствие что-то произошло. Встретили нас как-то необычно.

— Что у вас тут случилось? — спросил я вахтенного штурмана.

— Чуть не сгорели мы, Николай Николаевич, со всем кораблем.

— Как так?

— Да не знаю, что и сказать, вот пусть лучше Петр Петрович расскажет.

Мы были в полном недоумении. П. П. Рахманов хлопал глазами, ничего не понимая.

— Иди-ка, Петя, посмотри на свою карту, а потом и доложи о случившемся, — предложил штурман.

Гидролог бросился к себе.

— Так в чем же, собственно, дело? — настаивали мы, заинтересованные словами штурмана.

— Глупо все ужасно вышло. Рахманов прибежал от вас на корабль за какими-то забытыми химиком краниками. Каюта у нас темная, без иллюминаторов. Зажег он свечу на столе, нашел сверток, закрыл дверь за собой и бегом за вами вдогонку. Ну, убежал, и ладно. В соседней с его каютой спал только что вернувшийся с наблюдений Цыганюк. Прошло немного времени. Мы все работали на палубе. Вдруг из столовой команды вылетел в одном белье Цыганюк с криком: «Пожар, горим!» Ударили тревогу, бросились вниз, а там у Рахманова в каюте вся переборка уже в огне. Еще бы минут десять — и прощай «Торос», да и Цыганюк вместе с ним, так как он спал рядом с горящей каютой. Оказывается, Рахманов забыл потушить свечу на столе; она догорела до дерева, растаяла, и огонь пошел хозяйничать. Цыганюк проснулся, задыхаясь в дыму, ну поднял тревогу, мы пожар и забили огнетушителями…

— Вот тебе и «раззява»! — только и мог произнести гидрохимик.

Петр Петрович с неделю ходил как в воду опущенный. Его ротозейство превзошло все допустимое, но что сделано — то сделано, и сетованием происшествия исправить было нельзя. Сергей Александрович понимал переживания своего товарища и ни разу не возобновил разговора о ротозействе. Постепенно волнения улеглись, но забыть происшествие мы долго не могли.

15 июня последний гидрологический отряд вышел на работу в проливах Матисена и Свердрупа. Под снегом на льду уже выступила местами вода. Наша обувь превратилась в нечто бесформенное, что совершенно не могло предохранить ног от сырости. Мы еще делали сначала робкие попытки выбирать места посуше, но потом махнули на все рукой и побрели напрямик к островам Скалистым.

У мыса Веги на острове Таймыре над берегом поднялась громадная стая гусей-казарок. Охотничий пыл обуял моих гидрологов, и они, забыв всю тяжесть перехода по мокрому снегу, бросились на берег в погоне за «свежинкой». Увы, гуси заставили долго бегать за собой по тундре и, наконец, перелетев через горы, скрылись от охотников в Таймырском проливе.

Как раз по середине пролива, отделяющего острова Скалистые от Таймыра, мы начали готовить прорубь для наблюдений.

Лед здесь оказался совсем не таким податливым, как в бухте Ледяной или Таймырском проливе. Пешни со звоном ударялись в его голубоватую поверхность, почти не оставляя на ней следов. Это был настоящий арктический лед, о который не раз разбивали свои форштевни наши самые мощные и крепкие ледоколы. Снег на льду был пропитан водой как губка, но самый лед еще не имел абсолютно никаких следов таяния. Пробивание майны сильно затруднялось не только крепостью льда, но также и тем, что талая снеговая вода сейчас же стекала в образовавшуюся во льду яму и не позволяла становиться в нее ногами.

Для того чтобы сделать прорубь площадью в один квадратный метр, пришлось затратить четырем человекам не менее трех с половиной часов.

Однако «сила солому ломит», « первая суточная гидрологическая станция в проливе Матисена началась. Наблюдения шли совершенно нормально, и через 25 часов мы потащили свой лагерь к мысу Скотт-Гансена на острове Нансена. Здесь с таким же трудом была вырублена прорубь, и мы, сделав передышку на пару часов, начали новую серию наблюдений. Над палаткой часто пролетали одиночные чайки. Уже не весна, а лето входило в свои права. Пробуждение природы сказывалось во всем и особенно на нас самих. Исключительно трудные переходы по мокрому и вязкому снегу утомляли наши ноги, но руки и голова жаждали деятельности. Мне приходилось слышать разговоры о том, что незаходящее солнце вызывает у людей какой-то психоз, утомление, чуть ли не нервное расстройство. Уверяю вас, что это не так. Нескончаемый день отгонял прочь сон. Мы все стали спать гораздо меньше, чем в период полярной ночи, но это ни с какой стороны не отзывалось на нашем общем состоянии и трудоспособности. Наоборот, люди чувствовали особенный прилив бодрости и выполняли быстро такую работу, над которой в иное время пришлось бы немало подумать.

Таяние снега в бухте Ледяной.

Наши переходы были почти «сверхвозможными». Мокрые сапоги уподобились тяжелым кандалам на ногах, и мы их сменили на обыкновенные ботинки. Шагая по снегу, имевшему в толщину более полуметра, наши ноги выше колен постоянно оставались вымоченными в ледяной воде, и все же переходы продолжались изо дня в день.

Хороши летние полярные «ночи»! Выйдешь из палатки, и грудь глубоко-глубоко вдохнет в себя чистый, приятный воздух. Вокруг тихо, и лишь изредка крикнет какая-нибудь птица или прошуршит сорвавшийся с высокого сугроба подтаявший комок снега. Все как будто бы спит, но это не больше чем сладкая дремота. Хорошо, сказочно хорошо в летнюю полярную «ночь»!

Я только что опустил вертушку в воду и вышел из палатки, как меня позвал Сергей Александрович, с которым мы вдвоем несли вахту.

— Сядьте тихо и посмотрите в прорубь, что там делается, — проговорил гидрохимик.

Я ничего не видел, кроме зеленоватой воды, в которой иногда проплывали крошечные живые существа, напоминавшие миниатюрных медуз.

— Там ничего нет.

— Тише, подождите!

Через несколько времени что-то большое и темное заслонило на миг пучину моря, и вдруг на меня уставилась из проруби усатая физиономия с выпученными немигающими глазами. Я даже вздрогнул от неожиданности.