Льюис Котлоу - Занзабуку

• Название: Занзабуку
• Автор: Льюис Котлоу
• Издательство: Армада-пресс
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2001
• ISBN: 5-309-00172-7

Льюис Котлоу, американский путешественник и кинорежиссер, член Английского географического общества, трижды обогнул земной шар и трижды побывал в тропиках Африки. Автор снимал львов в саванне, гориллу в тропическом лесу на склонах Лунных гор, бегемотов на речных отмелях... Окончив путешествие, Котлоу меняет киноаппарат на перо очеркиста, садится за стол и начинает увлекательный рассказ о своих африканских путешествиях...

Только в Африке можно «сидеть за чаем» вместе с антилопой куду, обезьяной, зеброй, гиеной и с привлекательной женщиной.

И кроме того, две белые совы будут наблюдать за вами и сопровождать чаепитие кисловатыми комментариями.

Но такое собрание в Африке возможно лишь в одном месте — на большой «звероловной ферме» Кэрра Хартли, раскинувшейся у подножия горы Кения…

Льюис Котлоу

---

«Если мы не зажжем огонь, чтобы заставить их повернуть, — сказал он, — они будут здесь через несколько минут. Тогда не думайте, что вас спасет грузовик. Они мигом опрокинут его».

Запылал сухой кустарник, но слоны продолжали медленно приближаться к грузовикам. Вот до них осталось восемьдесят, семьдесят, шестьдесят ярдов. Кто-то схватил ветку горящего кустарника и бросил ее в густую сухую траву, которая тотчас буйно, с треском запылала. Тогда слоны остановились, посмотрели на огонь, повернули назад и, наконец, направились к намеченному нами месту. Пеллегрини недоумевал, почему они так неохотно шли туда, — ведь такие места слоны любят.

Грузовики двинулись за стадом, и мы смогли заснять целиком сцену поимки слона.

В тот день никто из нас не ел, но мы получили удовлетворение от сознания, что засняли на цветную пленку интересное и необычное. А за этим мы и приехали в Африку.

Глава двенадцатая УПУЩЕННОЕ И ПОЧТИ УПУЩЕННОЕ

Каждый раз, вернувшись в Африку, я оставался там все дольше, забирался все глубже во внутренние районы и прилагал все больше усилий в погоне за хорошими и необычными кадрами. Но кое-что, находившееся неподалеку от крупных городов и дорог, мне никак не удавалось заснять. И в том числе Килиманджаро, высочайшую гору Африки, окруженную романтическим ореолом.

Путешествовать по Африке и не увидеть Килиманджаро — все равно что побывать в Пизе и не осмотреть падающую башню. Но снять величественную гору легко лишь на словах. Килиманджаро — застенчивая особа и обычно прячется в облаках. Исследователи, первыми увидевшие ее, не совсем верили своим глазам, так как на следующий день гора исчезала. Не было ли это видение лишь миражом? Трудно поверить, что около экватора лежат вечные снега. Когда в Европе услышали об этом, то решили, что путешественникам все просто померещилось во время горячки.

Килиманджаро овладевает человеческим воображением как немногие горы земного шара, но, чтобы взойти на нее, не нужно быть опытным альпинистом. От знойных равнин, окружающих массив, горные склоны плавно поднимаются почти до двадцати тысяч футов (пик Кибо). Вершина, окутанная снегом, кажется чем-то эфирным, бесконечно далеким от всего земного. Наверное, всем читателям знакомы снимки этой горы, на которых покрытые лесом или голые нижние склоны, сливающиеся с задним фоном, постепенно исчезают вдали, а белые блестящие вершины висят высоко в небе. Они кажутся волшебными горами из таинственного мира, гордо парящими над землей и ее обитателями.

Если вы видели Килиманджаро не только на снимках, значит, вы счастливчик. Во время путешествия 1937 года я тщетно ждал, когда же она появится из облаков. Наконец мы с Цезарем решили было взойти на вершину, но нас уверили, что это принесет нам горькое разочарование. Пока не минуете верхнюю границу леса на высоте десяти тысяч футов, кроме деревьев, ничего не видно, и даже когда вы взберетесь на вершину, гора не предстанет перед вами во всем своем величии.

«Хорошо, тогда мы облетим вокруг горы», — решил я и нанял небольшой самолет в городе Моши, раскинувшемся на сухой террасе близ подножия горы, среди обширных плантаций кофе и сизаля. На нижних склонах Килиманджаро тысячи чагга выращивают кофе, почти не уступающий по вкусу сорту, который мы пробовали на берегах Киву.

Поднявшись в воздух, мы увидели, как плантации кофе и сизаля с высотой сменяются насаждениями чайных кустов, а еще выше начинается лес. Затем мы вошли в полосу облаков, и все исчезло в молочном тумане. Самолет набирал высоту. Внезапно мы вынырнули из облаков. Воздух был изумительно чист и прозрачен; он даже как-то искрился в лучах солнца, и казалось, он насыщен сиянием бриллиантов совершеннейшей отделки. Совсем рядом простирались склоны массива. Выше лесной зоны тянулся пояс гигантских лобелий, senecio и древовидного вереска, а над ним зеленели горные луга альпийского типа с миллионами распустившихся цветов. Но мы не могли отвести взора от мерцающе-белого пика Кибо, маячившего над нами, хотя мы поднялись уже до высоты пятнадцати тысяч футов. Вершина как бы плыла, ни на что не опираясь в этом воздушном мире, который, казалось, не имел ничего общего с земным.

Мы облетели вокруг Килиманджаро, жадно пожирая ее глазами, затем вновь пробили облака и приземлились. Полет не совсем удовлетворил меня, так как с самолета я видел лишь часть горы, возвышавшуюся над облаками, а мне хотелось увидеть сразу всю Килиманджаро, во всем ее великолепии, от подножия до снежной вершины. Мне захотелось смотреть на гору, твердо упираясь в нее ногами, захотелось собственными подошвами ощутить все ее извивы, поднимаясь на вершину. С самолета же она казалась не совсем реальной.

В 1946 году я провел несколько недель у подножия Килиманджаро, но так ни разу и не увидел ее и не сделал ни одного снимка. Наконец в 1954 году судьба сжалилась надо мной, и, когда я был в Амбосели, Килиманджаро очистилась от облаков. Целых три дня гора жила без паранджи, и за это время я часто ловил себя на том, что, забыв о слонах и носорогах, я любуюсь Килиманджаро или думаю о ней. И когда в конце тяжелого трудового дня мои мысли обращались к ней, это, как ни странно, приносило моей душе успокоение и освобождало ее от усталости.

И еще из африканских достопримечательностей неуловимыми для моего аппарата оставались фламинго. Я видел тысячи этих птиц, но мне ни разу не удавалось заснять их. Огромные стаи фламинго обитают на берегах трех солоноватых восточноафриканских озер — Накура, Элментейта и Ханнингтона. В их водах растворены вещества, способствующие развитию водяных растений, на которых любят отдыхать фламинго, и, кроме того, эти озера мелководны, и длинноногие птицы могут бродить в их прибрежной полосе.

Приближаясь к озеру, вы думаете, что у берега раскинулся огромный, в тысячи квадратных метров, ковер, усыпанный водяными лилиями, ибо вы видите лишь сплошную ярко-розовую и слегка колеблющуюся массу. Подойдя поближе, вы начинаете различать отдельных птиц у краев «ковра». Им не нравится ваше приближение, и они хотят улететь подальше от вас. Но фламинго, да и большинству крупных птиц, для взлета требуется дорожка почти столь же длинная, как для тяжелых бомбардировщиков. Поэтому птицы не могут подняться в воздух сразу. Сначала с громким шумом, разбрызгивая воду, приходят в движение края розовой массы. За ними, подобно огромной, медленно катящейся волне, следует основная часть стаи. Когда она поднимается в воздух, кажется, что смотришь кадры замедленной съемки. Взлетевшая стая занимает огромную площадь. Розовое облако кружит над озером и затмевает солнце.

Особенно мне хотелось заснять фламинго в 1937 году, так как это были первые цветные натурные съемки в Африке, а цветные кадры с фламинго были бы изумительно прекрасными. Три дня я провел на берегах озера Накура, где в то время обитала крупнейшая колония фламинго. Но небо все время было затянуто темными тучами, и мне пришлось уехать ни с чем. Поэтому в плане съемок путешествия 1946 года фламинго стояли на первом месте.

Узнав, что за последние годы колония фламинго на Накура значительно уменьшилась, мы отправились на озеро Элментейта, где нашли крупнейшие стаи розовых фламинго из когда-либо попадавшихся мне на глаза. Со мной был оператор-профессионал, и, поместив его в идеальное для съемки место, где освещение было превосходным, я поручил фотографирование фламинго ему. Затем я вспугнул птиц. Все получилось, как я и ожидал, если не считать одного исключения: на следующий день, когда мы были уже далеко от озера, оператор сказал мне, что его аппарат оказался в неисправности и все кадры с фламинго испорчены.

В 1954 году мы наконец засняли достаточно кадров с тысячами взлетающих фламинго. Шум бесчисленных крыльев напоминал отдаленный рокот водопада.

Если вы не фотограф-натуралист, специализировавшийся на съемках птиц, вам придется ограничиться лишь фотографированием крупных птиц, собирающихся в большие стаи. Легко снимать стервятников. Множество их собирается у падали, и, пожирая ее, они наглеют до такой степени, что не обращают на вас внимания, даже если вы подойдете к ним совсем близко. Нередко стервятников сопровождают аисты марабу. Странно, почему эти птицы стали пожирателями падали — ведь их большие клювы не приспособлены для разрывания мяса. Если бы стервятники исчезли, марабу, чтобы не умереть с голоду, пришлось бы изменить диету. Аист ждет, когда стервятник оторвет кусок побольше, и старается отнять его. Если марабу удается ухватиться за кусок, тот мгновенно исчезает в огромном клюве аиста, и стервятнику приходится возвращаться к падали за новым куском.

Удобно снимать также пеликанов. Особенно большое удовольствие мне доставили съемки стаи охотящихся птиц в 1954 году в парке имени королевы Елизаветы в Уганде. Птицы кружили в десяти — пятнадцати футах над водой, высматривая рыбу, и, наметив добычу, пикировали и ныряли, напоминая одновременно и штурмовики, и глубинные бомбы. Такое зрелище всегда интересно уже само по себе. Здесь же пеликаны пикировали к тому же в строгом строю. Десяток птиц, летевших цепочкой, устремлялись вниз как по команде — одновременно и под одним и тем же углом. Такие кадры не могут не доставить глубокого наслаждения любому оператору и зрителю.