Евгений Лундберг - Кремень и кость

• Название: Кремень и кость
• Автор: Евгений Лундберг
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1931

---

Рядом набор мелких кремневых орудий для сглаживания камня и рога, для нанесения штриховки, для продалбливания отверстий в костяных иглах, в роговых трещотках, в принесенных издалека раковинах. Груды медвежьих зубов и когтей. Перья, беличьи пушистые хвосты, рысьи уши, желтые Мамонтовы бивни. Тут же полуотделанный кусок кости, из которой художник вырезает голову стремительно бегущего коня с расширенными ноздрями и сердито подобранной верхней губой.

Двое юношей у самого входа прикрепляли кремневые наконечники к прямым, тщательно просушенным дротикам. Когда дротик был кончен, его откладывали в сторону. Опытные мастера испробуют оружие и положат на него метку красною или желтою краской. По метке охотник всегда узнает свою стрелу. Затравленный зверь принадлежит всему племени, но слава меткого удара за охотником.

Старик, с лицом, изрезанным прямыми морщинами, с двумя крупными рубцами на щеке, вертит в руках тяжелый олений рог. Нужна тщательная обработка, чтобы дать гладкую поверхность. Рог редкостный по величине. Опытный глаз ощупывает извилины и выпуклости, чтобы примерить к ним замысел.

Худой пятидесятилетний охотник, с черной бородой, с длинными пальцами, мешает краски. Он — ненадежный резчик. Зато краски, положенные им, ярки, прочны и радостны. Часто бывает, что он, проведя два-три штриха, передает рог резчику. Через несколько месяцев обработанный рог возвращается к художнику: он кладет краски на выточенные по его плану поверхности.

Старик и чернобородый разом бросают работу. Слышны чьи-то торопливые шаги.

Чернобородый говорит:

— Будет охота. Идет Самый Высокий.

Старик тоже узнает шаги. Он спокойно сгребает в сторону новые дротики и гарпуны.

Вошедший на полторы головы выше старика и худого. На нем много украшений, мало одежды; на коленях, плечах и щеках темнобагровая краска. Он стремителен, глаза его точно закрыты пленками, на левой руке резко подчеркнутый белой краской надрез.

— Зубры, — сказал он громко и тотчас же ушел. Старик не шевельнулся. Чернобородый поспешил вслед за высоким. Старик с печальным, изрезанным морщинами лицом продолжал работать над рогом. Когда стемнело, он лег там же, где работал. На рассвете следующего дня уже слышалось пощелкивание его кремневых резцов.

Рано утром на третий день все население становища устремилось к северной тропе. Солнце заливало долину. Тропа терялась в камышах. За камышами начинался подъем к далеким холмам, а за холмами темнел лес, уходя на полночь, на восход и на полдень, до снежных гор и великих морей, о которых никто ничего не знал, но о которых говорили все.

В росистых камышах виднелись головы Самого Высокого и Чернобородого. Охотники возвращались с тем же спокойствием и с той же легкостью, с какими три дня тому назад ушли на ловитву. Старик встретил их у камышей. Чернобородый кивнул ему головой и рассмеялся.

— Два. Два зубра, — сказал он, смеясь безудержно, как смеются только дети.

Известие вызвало громкий хохот среди женщин. Женщины смеялись иначе, чем Чернобородый. Он радовался мастерски проведенной охоте, а они тому, что не будет уже страха за ушедших, что будет много мяса, что лесное пугало убито.

(примечание к рис.)

Убитых зубров рассекли на куски. Бережно снимали шкуры, подрезая связки заостренными ножичками из оленьих ребер. Вереницею шли к поселению мужчины и подростки, сгибаясь под тяжестью ноши.

Быстро выбежал вперед юноша с тугим, еще гибким хвостом зубра в руках. Он неистово кричал и размахивал хвостом над головою. Врезавшись в толпу встречных, опьянев от восторга и бега, он стал наносить удары, придавая им все большую и большую силу.

— Зубр! — кричали женщины. — Зубр!

И уже нельзя было понять: приветствуют ли они охотников, несущих через камышевые росы мясо, или удары хвоста воскресили в их воображении ужас опасности и убийства. Хотя голода не было, они выхватывали мясо у подходивших один за другим носильщиков, разрывали его руками и пожирали. Кровь окрасила руки, лица и груди. Кто-то древком копья отразил удар хвоста и нанес ответный удар. Кто-то раскачивался ритмически, стоя на месте. Кто-то подбирал сухие ветви и хлестал ими ближайших. Кто-то преследовал визжащего и вертящегося с хвостом в руке юношу. Быстрее вращались тела, сильнее удары, клочья мяса падали под ноги. Топча их, люди думали, что топчут живого зубра. И вдруг над камышами, над тропинкой, над головами пляшущих пронесли, подпирая дротиками и копьями, гигантскую шкуру зубра. Потом другую. Дальше шли люди, шкур больше не было, но людские обличья уже казались звериными толпе, точно стадо покорных владык степи подымалось из сияющих водяных окон камышевого болота, точно ни одного свободного или живого зубра не осталось на всем белом свете.

(примечание к рис.)

Поток человеческих чувств вошел в берега и обрел цель. Шкуру распяли на кустах и установили против места, где производилось оружие. Вышли вперед невозмутимые старейшины, за ними зрелые охотники, дальше — толпа ждущих совершеннолетия юношей. Они не смели прикасаться к новому оружию. Его подали охотники — мастера. Осмотрели его, подняв к солнцу, старейшины. И они тут же метнули оружие в распяленную на кольях шкуру. Так было освящено новое оружие.

Убийство зубра приобрело особый смысл для племени. Казалось, что он убит дважды: один раз вдали от селения кучкой опытных охотников, в другой раз — всем племенем. И, конечно, окончательное убиение было второе: после него страх отлетел от самых робких сердец.

В течение многих месяцев трудился Чернобородый в глубине пещеры, нанося на выглаженную кремнями стену очертания зубра. Зубр был изображен смертельно раненым. В брюхе его торчали мастерски сделанные дротики.

Отныне новое оружие перед употреблением складывалось у ног нарисованного на стене зубра. Оно уже не нуждалось в испытании. Пробитую дротиками шкуру взял на одежду Самый Высокий. Он долго прилаживал шкуру так, чтобы у плеча, рядом с головою развевалась густая звериная грива.

XVII. Спор из-за добычи

Из поколения в поколение улучшались копья и дротики. Древко то удлинялось, то укорачивалось. Менялись формы зубцов. Северные олени встречались все реже. Их вытесняли легконогие олени с рыхлою сердцевиною рогов. Пришлось еще осмотрительнее работать над оружием и устраивать дальние экспедиции за материалом.

Чем легче и надежнее был материал для копья, тем оно становилось длиннее. Откинувшись назад и стремительным движением перегнув тело, охотник с силою кидал его в цель. Спустя ряд веков копья стали вкладывать в длинный продолбленный и сглаженный жолоб из оленьего рога. Тупым концом копье упиралось в перегородку. Размахом руки охотник выбрасывал копье из жолоба, и оно приобретало несравнимую меткость.

Богаче становились узоры, выведенные на теле, сложнее орнаменты на оружии…

Охотники поставили в лесу западню. К пруту был привязан кусок мяса, а сверху на него надавливала доска с тяжелым камнем.

На следующий день они пришли к западне. Мясо исчезло. Доска лежала на земле. Трава вокруг была примята. Кто-то нашел добычу и присвоил ее.

Охотники задумались над западнею.

— Добыча не мне и не тебе, а племени. Двуногий шакал взял ее, — выразил свое мнение о похитителе тот, кто поставил западню.

— Мы видели твою западню, она была пустая, — хором ответили товарищи.

— Западню видели, а шакала не видели. Все равно! — возразил охотник.

Положение казалось безвыходным. Тогда к западне подошел охотник-рисовальщик. Он сказал коротко и убедительно:

— Надо взять доску домой.

Доску отнесли в пещеру. Около двух месяцев работал над нею художник. Это было не важно. Время ценилось мало. На доске было вырезано три рисунка: охотник ставит западню; охотник находит западню пустою, а добычу уносит существо о двух ногах, с шакальей мордой. Шакал, унесший добычу, лежит без головы.

Западню установили на старом месте и заложили приманку под доску. Добыча больше не пропадала. Любитель чужой добычи понял смысл предостережения или может быть не понял, но очертания, выбитые человеческой рукою на западне, внушили ему суеверный страх. Все, что непонятно, опасно. Фигурки на доске представлялись таинственными хранителями западни.

XVIII. Предвестники перемен

Не равны люди силою, не равны и удачею. Неодинаково кормит их земля, и неравна их добыча. А мастерство еще больше отличало их друг от друга. Отдельные роды разрастались неравномерно.

(примечание к рис.)

Это неравенство смягчалось тем, что человек не имел прочной семьи. Жены переходили из дома в дом, и лишь немногие из них, жены старейшин и отборных людей, боялись потерять то, чем владели благодаря мужчинам. Еще случались порою в отмену обычая тесные дружбы между особо подходящими друг к другу мужчинами и женщинами, продолжавшиеся иногда годы.