Леонид Юзефович - Триумф Венеры. Знак семи звезд

• Название: Триумф Венеры. Знак семи звезд
• Автор: Леонид Юзефович
• Издательство: Урал- Пресс
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 1994
• ISBN: 5-86610-051-7

В этой книге собраны романы, посвященные знаменитому в свое время сыщику Ивану Дмитриевичу Путилину.

---

— Чтобы опять же не возникло сомнений в вашей правдивости, предлагаю: в той истории Ванечку назовем Иваном и вычеркнем про паровозик.

— Вообще-то не хотелось бы.

— А я как автор не хочу выглядеть в глазах моих читателей легковерным и легковесным болтуном. У меня есть пусть негромкое, но весомое литературное имя. Если вам ваше имя не дорого, то мне мое — отнюдь! Да и просто по-человечески я не хочу в книге представить вашего сына великовозрастным идиотом, который в восемнадцать лет забавляется детскими игрушками. Дался вам этот паровозик!

— Нет, все-таки не станем вычеркивать, — подумав, решил Иван Дмитриевич.

— Но почему?

— Так. Не хочется, да и все.

— Вы можете объяснить мне здраво? Почему?

— Я думаю, читатели поймут, что для отца единственный сын всегда останется ребенком.

Фыркнув, Сафонов собрался было не то возразить, не то еще о чем-то спросить, но, видимо, счел бесполезным. Он лишь покрутил головой и обреченно сказал:

— Как будет угодно. Продолжайте.

Дом, в котором жил тогда Иван Дмитриевич, стоял в стороне от шумных проспектов, хотя и не на самой окраине. Обычный доходный дом в четыре этажа, с двумя подъездами, он был построен лет пятнадцать назад, в те времена, когда подобной высоты здания в столице были еще не то что редкими, но, во всяком случае, заметными. Теперь, в годы начинавшейся строительной лихорадки, дом сильно потускнел, в смысле монументальности. К тому же он был непропорционально плоским, как поставленная на попа конфетная коробка, и квартиры в нем не имели той глубины и ветвящегося объема, какие богатым людям представляются житейской необходимостью. Коридоры были узкие, комнаты — тесные, зато печи — непомерно велики, так что жильцы побогаче постепенно переселялись отсюда в новые места. Из прежних оставались двое: Куколев и барон Нейгардт. Оба удачливые коммерсанты, они жили здесь давно и уезжать не хотели, жертвуя удобствами во имя воспоминаний молодости. Обоим было далеко за сорок, а в этом возрасте воспоминания и привычки трудно отделить друг от друга. Вдобавок на фоне остальных обитателей дома Куколев и Нейгардт чувствовали себя королями, что в этом возрасте тоже не последнее дело. Куколев, правда, и не прочь был переехать, но восставала Марфа Никитична.

Остальные были чиновничья мелкота, вроде Зайцева или самого Ивана Дмитриевича. Он поселился здесь два года назад и считал свое жилище просто роскошным. Жена, та даже всплакнула от счастья, впервые переступив порог этой квартиры, которая, в довершение ко всему, позволяла ежемесячно экономить четыре рубля из причитавшихся Ивану Дмитриевичу по службе квартирных денег. Впрочем, осенью и зимой большая часть сэкономленной таким образом суммы съедалась платой за дрова: печи, надо признать, были плохие.

Дом построили в те годы, когда по всей Европе, от Гибралтара до Петербурга, ощущались веяния близких перемен. Уже начали шататься троны, а вместе с ними — стихотворные размеры и архитектурные стили. Укорачивались дамские платья, сокращались расстояния, с корабельных мачт облетали паруса, уголь поднимался в цене, а пенька — падала, и поэты слышали рифму там, где раньше самое чуткое ухо не улавливало ни малейшего созвучия. Именно тогда этот дом, приютивший Ивана Дмитриевича с семьей, и вознесся в свои четыре этажа. Очевидно, архитектор был человеком средних лет. В эпоху смены художественных стилей все новое, должно быть, казалось ему пошлым, все старое — помпезным и скучным, поэтому он плюнул и обошелся без какого бы то ни было стиля вообще. Да и заказчик, по всей видимости, не ставил задачей прославить свое имя архитектурным шедевром. Он лишь хотел насовать сюда побольше жильцов и предпочел потратиться не на украшения, а на четвертый этаж. В итоге фасад у дома вышел плоский, крыша — ординарная, без башенок. Нигде никаких эркеров, барельефов, львиных морд с кольцами в ноздрях, головок с миртовыми венчиками. Некоторая прихотливость наблюдалась разве что в прорисовке чердачных окон. Да еще над обоими подъездами всажено было в стену нечто лепное, алебастровое, с лепесточками.

Дом принадлежал одному ревельскому промышленнику, который сдавал его в аренду московскому купцу Жигунову, а тот, в свою очередь, — петербургскому дельцу южных кровей по фамилии Караев-Бек, чьи законные интересы опять же представлял какой-то еврей, крестившийся ради права проживания в столицах. Ни того, ни другого, ни третьего, ни четвертого Иван Дмитриевич и в глаза не видывал. Это были фигуры почти мифические. Впрочем, ходили слухи, что и на еврее дело не кончалось, у него были свои доверенные лица. Да и над промышленником из Ревеля тоже еще кто-то был. Дом вроде бы принадлежал ему только на бумаге, настоящим же хозяином являлся его кредитор, некий британский подданный, уехавший в Индию и чуть ли не оттуда спускавший по всем ступеням подробные указания относительно дворницкого жалованья. Словом, оба конца этой лестницы безнадежно терялись в тумане, из которого раз в месяц выходил шустрый молодец чисто рязанского обличья и требовал деньги за квартиру. Он был суров, но охотно давал отсрочку из расчета десяти процентов помесячно в пользу всех бесчисленных домовладельцев и еще десяти — в его собственную. Лишь Нейгардт и Куколев дел с ним не имели. Эти двое выкупили свои квартиры в незапамятные времена.

Неудивительно, что при таком сложном способе владения дом понемногу приходил в ветхость: ржавели и крошились водосточные трубы, засорялись дымоходы, с крыши текло прямо на фасад и по стенам змеились безобразные разводы. Местами начала отслаиваться штукатурка. Дом давно требовал ремонта, но, как видно, из Индии никаких распоряжений не поступало, а может, они терялись где-то по дороге.

Иван Дмитриевич в очередной раз подумал об этом, когда воскресная прогулка в лесу благополучно завершилась, и они с Ванечкой на извозчике подкатили к родному подъезду. По дороге Ванечка заснул, его с трудом удалось поставить на ноги. Теперь он был сонный, теплый и послушный. Иван Дмитриевич велел ему бежать к маменьке, а сам вошел в соседний подъезд, поднялся на четвертый этаж и позвонил. Здесь проживал латинист женской гимназии Зеленский, знаток всех мертвых языков и всех написанных на этих языках священных книг. Однажды он уже помог соседу: перевел с древнееврейского переписку двух фальшивомонетчиков, которые наречие своих пращуров использовали как недоступную полиции тайнопись.

Открыла кухарка, сказавшая, что барина нет дома. Иван Дмитриевич попросил у нее листок бумаги и оставил Зеленскому записку такого содержания:

Многоуважаемый

Сергей Богданович!

Покорнейше прошу как возможно скорее найти случай известить меня, имеется ли в книгах Священного писания, в Ветхом или в Новом завете, нижеследующая фраза: ЗНАК СЕМИ ЗВЕЗД ОТКРОЕТ ВРАТА, и если да, то указать книгу, из коей она взята, главу и номер стиха.

При сем остаюсь Ваш преданный слуга и сосед

Путилин Иван Дмитриевич. 5

Едва утром в понедельник Иван Дмитриевич явился на службу, к нему подошел Федя Шитковский, тоже сыскной агент, причем из лучших. Одно время они соперничали за славу самого лучшего, по Шитковский не совладал. Против Ивана Дмитриевича кишка у него оказалась тонка. Пару лет он продержался на вторых ролях, а теперь, как бывает после неудачи с людьми самолюбивыми, все дальше уходил в тень безвестности и чуть ли не отшельничества, если это можно сказать о полицейском агенте. Но Иван Дмитриевич знал, что Шитковский ревниво следит за его успехами и при случае не упустит возможности подгадить счастливому сопернику.

— Спишь долго, Ваня, — сказал тот. — Начальство тебя ищет.

— Ничего, обождут, — отвечал Иван Дмитриевич, гадая, кто первым успел ему напакостить, сам Яков Семенович или его сноха.

— Слух прошел, богатое дельце для тебя припасли. Не возьмешь меня в напарники? По старой дружбе. А, Ваня?

Скажи это кто-нибудь другой, Иван Дмитриевич отнесся бы как к чему-то само собой разумеющемуся. Но говорил Шитковский, следовательно, ничего хорошего ждать не приходилось. Издевается, не иначе.

— Шел бы ты! — сказал Иван Дмитриевич.

Тут подскочил другой агент, по фамилии Гайпель, и с тем же известием: ищут, мол.

Это был заполошный человек из бывших студентов, тощий и бестолковый. В полицию его пристроили родственники. Они помогли с маху перескочить нижние ступени служебной лестницы, так что, прослужив без году неделю, он по рангу стоял вровень с Иваном Дмитриевичем, которому никто никогда не помогал. Правда, сам Гайпель признавал эту несправедливость. Он почитал Ивана Дмитриевича за старшего, не стеснялся принародно обратиться к нему за советом и всегда при нем подчеркивал, даже преувеличивал свою неопытность и плохое знание жизни. В его обязанности входило наблюдение за проститутками. Преступления, где замешаны были девицы, промышляющие горизонтальным ремеслом, поступали на дознание к Гайпелю, и, действительно, в этой сфере помощь Ивана Дмитриевича не имела цены. Тут он неизменно руководствовался древним правилом: когда мужчина стреляет, женщина заряжает ему ружье. Это правило допускало различные толкования, от скабрезного до буквального.