Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6472 ( № 29 2014)

• Название: Литературная Газета 6472 ( № 29 2014)
• Автор: Литературка Литературная Газета
• Жанр: Публицистика

"Литературная газета" общественно-политический еженедельник Главный редактор "Литературной газеты" Поляков Юрий Михайлович http://www.lgz.ru/

---

Убедились четыре ватника,

Что небесная ткань чиста.

На лоскутья она не делится,

А поделится – вмиг сошьют.

Только шёлковой зыбью стелется,

Как спасательный парашют.

Нет у междоусобий линии,

Смерть минувшего не вернёт,

Плащаницею этой синею

Тело жёсткое обернёт.

Как здесь танки понаворочали –

И куда лежать головой?

Кровью мокнет по Новороссии

Чернозём её даровой.

Над донецкою степью пуганой

Кропивянка поёт судьбу.

Ватник пылью пропитан угольной –

Не смывается и в гробу.

Кровь пробьёт покрова холстистые,

Запечётся – не разорвут.

Это русскою реконкистою

СМИ речистые назовут.

Всеволод ЕМЕЛИН

ПОХОДНАЯ ПЕСНЯ

Собирались ополченцы

В православные полки,

Осетины и чеченцы

И донские казаки.

Поднимались добровольцы,

Никому не ведом страх.

Пусть трепещет Коломойский,

Украинский олигарх.

На иконе образ Спаса,

Вьётся множество знамён,

Провожают из Донбасса

В бой ударный батальон.

Шаг чеканила пехота,

На плечах своих несла

РПГ и пулемёты,

И ПЗРК «Игла».

Чтоб ответить западенцам

На прозападный их курс,

Чтобы степи под Донецком

Не топтал Кончита Вурст.

И пока колонной длинной

Шли по городу войска,

Чернобровая дивчина

Обнимала паренька.

Умоляла: «Сделай милость,

Береги себя, мой свет».

И слеза её скатилась

На его бронежилет.

Уходили не по-детски

В бой простые пацаны,

Это было под Донецком

В грозном зареве войны.

Будем помнить эти годы,

Цвет Георгиевских лент,

С нами братские народы

И российский президент.

И когда-нибудь потомству

Сложат песню старики –

Про бои у Краматорска,

Про славянские деньки.

Теги: Украина , майдан , поэзия

Гришковня

Евгений Гришковец. Боль: Повесть и два рассказа. - М.: Махаон, Азбука-Аттикус, 2014. – 304 с. – 25 000 экз.

Псевдопопулярность Гришковца вполне понятна. Она сродни популярности еды из Макдоналдса: быстро, дешево и вредно. Быстро и легко читается, дешево и безвкувсно по художественному исполнению, вредно для восприятия и эстетически, и этически. Некая стилистическая немощь со скудным языком и банальными образами и сравнениями.

Вот, например, повесть "Непойманный".

Сюжет такой. Один бизнесмен, менее успешный, собирается попросить у более успешного денег взаймы, чтобы спасти от разорения свой ресторан. Но попросить всё никак не удаётся. Друзья без конца ругаются. А поругавшись, посылают друг друга. Как уж тут попросишь. А ещё у более успешного сын наркоман, и менее успешный всё пытается вразумить своего друга, что, дескать, нужно спасать сына, а не только заниматься бизнесом... Прямо так и видишь, как читает книгу Гришковца какая-нибудь усталая провинциальная тётенька с крохотной зарплатой и ворохом семейных проблем и изо всех сил сочувствует бизнесмену, у которого – шутка ли – ресторан прогорает! Да что там её провинция! Подумаешь – пьянство и нищета, подумаешь – работы нет, подумаешь – ежегодно исчезают с лица земли десятки деревень и сёл в России, – это разве проблемы! Проблемы настоящие они вот где, в Москве, у крутых бизнесменов.

Иногда на уроках литературы учителя зачитывают отрывки из сочинений, чтобы предостеречь класс: так писать нельзя! Проза Гришковца местами напоминает такие же беспомощные и смешные сочинения. «Сколько лет они дружили, столько и ругались, если выпивали без свидетелей и компании. А тут Вадиму необходимо было поговорить без свидетелей. Поговорить правильно и деликатно. Деликатно потому, что поговорить нужно было о деньгах. И ещё потому, что у Бори деньги были, и много. Очень много! Давно. А у Вадима они то были, то не были. А в этот раз их не было вовсе. Их отчаянно, абсолютно, ужасно не было. И они так же отчаянно и ужасно были необходимы». В этом небольшом отрывке слово «были» употребляется аж восемь раз. И три раза слово «поговорить». Не допускать подобные ляпы учат в старших классах средней школы. А вот как выразительно Гришковец пишет о любви отца к сыну: «Однако Боря любил Митю. Сильно. Своих чувств он старался прилюдно не показывать, но Вадим знал эту любовь. Она проявлялась во многих ситуациях. А ещё Вадим не раз видел, как Боря смотрит на сына. Только Боря, очевидно, не знал, что с этой любовью делать».

Два друга-бизнесмена Боря и Вадим несколько раз на протяжении повести выпивают и ругаются, ругаются и выпивают. Эти сцены «особенно удаются» Евгению Гришковцу. Уж здесь он может развернуться во всю ширь своего изобразительного дара. На нескольких страницах звучат примерно такие диалоги: « – Вадим, боже упаси! – искренне и пьяно сказал Боря. И дальше, на другой странице: « – Вадим, что стряслось? – совершенно трезвым голосом спросил Боря и пьяно моргнул». Или: « – Что стряслось? – прищурившись и испытующе уставившись прямо в глаза Боре, пьяно спросил Вадим». Состояние опьянения описывается в основном двумя фразами: «пьяно спросил» и «пьяно сказал». Где-то ещё было «пьяно икнув», «хмельно беспомощно заморгав» и «сказал со всей пьяной твёрдостью».

Сам автор повесть «Непойманный» считает своей самой затяжной литературной работой (писал её с 2011 г. – целых два года!) и самой трагической из всех вещей, которые создавал. В аннотации к книге Гришковец доверительно приоткрывает двери в собственную творческую мастерскую: «Над сборником я работал долго. Читатель давно не видел моей новой прозы. Книга «Боль» – это результат кропотливой работы и, определённо, шаг в том направлении, в которое я ещё не шагал». Можно себе представить, насколько «кропотливая» работа была проделана. Чтобы дописаться до «пьяно спросил и пьяно сказал», следовало серьёзно потрудиться. И над аннотацией тоже явно пришлось попотеть, ибо написана она просто виртуозно. Особенно «Шаг в том направлении, в которое я ещё не шагал». Ну ладно, Гришковец отчудил, но корректоры-то куда смотрели?! Почему – в которое, а не в котором? И что это за художественное направление такое? Как оно называется – Графоманский тупик? Там как раз приветствуется и примитивная брутальность, дозволяющая языковую и стилистическую неряшливость, и попса, претендующая на интеллектуальную прозу.

Если ты автор масскульта, то скажи честно: да, я автор, создающий массовый читательский продукт невысокого качества, и я не претендую на звание серьёзного писателя. Так сделала Дарья Донцова. Искренне призналась, что занимает определённую, востребованную массовым читателем нишу. Но ведь Гришковец-то метит как минимум в Достоевские! Но только вот пока угодил автор не в классики русской литературы, а в собственную западню. Иными словами – в гришковню. А как оттуда выбраться – похоже, и сам не знает.

Теги: Евгений Гришковец , Боль

Этнография доброты

Кира Сапгир. Париж - мир чудесный и особый. – СПб.: Росток, 2014 – 512 с. – 2000 экз.

Данная книга станет настольной для тех, кто знает вкус жизни, кто ценит её за моцартовскую лёгкость и импрессионистскую негу. Автор книги Кира Сапгир – одна из стержневых фигур русского литературного зарубежья. Журналист, радиоведущая, писательница – она всей своей жизнью доказала, что, несмотря на геополитические катаклизмы, русская культура – это неразрывное целое вне зависимости от всех попыток искусственно её разделить. С не меньшей страстностью и убедительностью Сапгир доказывает то, что русское художественное мировоззрение – неотъемлемая часть мирового интеллектуального пространства, и тем самым отметает все неуклюжие попытки его изолировать. Название книги на первый взгляд производит впечатление несколько дежурное – "Париж – мир чудесный, мир особый", но если вдуматься, оно отражает суть этого объёмного сборника очерков, статей и эссе Киры Сапгир весьма точно. Автор не спеша знакомит нас с миром Парижа, с людьми, в нём жившими и живущими, с его историей и культурой, и действительно со страниц всё выглядит прекрасным, облагороженным, манящим, неповторимым. Сама про себя Кира Сапгир говорит: «Коренная парижская москвичка». И в этом нет ни капли жеманства. Она всеми силами соединяет русский Париж с сакральностью Москвы, стягивает это взволнованное пространство политических нервов неразрывными нитями высокого тона и подлинного единения просвещённых людей.