Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том Ι

• Название: Дневники св. Николая Японского. Том Ι
• Автор: Николай Японский
• Издательство: "Гиперион"
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: ISBN 5-89332-090-5 ISBN 5-89332-091-3 (1 т.)

Настоящее пятитомное издание представляет собой первую полную публикацию огромного дневника, который на протяжении всей своей жизни вел основатель русской Православной миссии в Японии архиепископ Николай Японский (1836–1912). Приехав в Японию в возрасте 24 лет, о. Николай в течение пятидесяти лет занимался миссионерской деятельностью. Им были основаны семинария, школы богословия, иконописная мастерская. В совершенстве изучив японский язык, он перевел для своих прихожан–японцев Священное Писание. Когда он скончался, японская православная община насчитывала 34000 человек, и это его прямая заслуга. Помимо миссионерской деятельности о. Николай проявил себя и как незаурядный ученый, оставивший в своих дневниках уникальные этнографические материалы о Японии, зафиксированные им во время своих многочисленных путешествий по стране — от деревни к деревне, где жила его паства. В Японии отец Николай пользовался и пользуется необычайной известностью, а его заслуги — всенародным признанием. Интерес к нему появился и в России, особенно после его канонизации русской Православной церковью (10 апреля 1970 г.).

Первый том дневников охватывает период с 1870 по 1880 гг.

Под редакцией Кэнноскэ Накамура

Исходный pdf - http://mirknig.com/knigi/religiya/1181616647-dnevniki-sv-nikolaya-yaponskogotom-1.html

---

12 апреля 1880. Лазарева Суббота.

В Москве

Утром, пересчитавши деньги, нашел, что собрал немножко более пяти тысяч рублей, да у Василия Дмитриевича Аксенова четыре тысячи, итого девять тысяч. Эти деньги заимообразно отослать на Миссию о. Анатолию, пока выдадут положенные с 1–го генваря из Государственной казны и Миссионерского общества. Отправился к Аксенову, чтобы попросить его перевести девять тысяч в Петербург на имя Федора Николаевича Быстрова. Они с братом говели и только что приобщились; застал у него приходского их священника (зятя о. Гавриила Григорьевича Сретенского! и диакона, и кого–то из Риги, ораторствовавшего против немцев. кажется, тоже сборщик на что–то. Рассердили, что все — с дивана и в даль. Ну. что это! Как будто архиереем для того делается человек, чтоб от него все бегали! Пришел еще какой–то оратор, кажется, Пороховщиков, может, и хороший человек, но хвастун и все скромно о себе. Аксенов взял вексель на девять тысяч сегодня же доставить мне для пересылки в Петербург. — От него — в Воздвиженский монастырь (предоставленный для помещения Духовенству; монашествующих совсем нет) к протопресвитеру Михаилу Измайловичу Богословскому. По дороге видел вербный базар у стен Кремля; множество вербы на возах и на руках у мужиков и баб, а также брусничнику, который примешивают для зелени в пучки; цветы к вербам продавались в лавчонках под навесами; кстати, и другие лавчонки — с баранками, ситцем и прочим явились. — В Петербурге иначе; там верба с херувимами — как–то казистее и щеголеватее, зато здесь проще и задушевнее. — Михаил Измайлович Богословский — болен; сегодня служил с трудом, принял весьма приветливо и долго удержал, дольше, чем желалось бы; видно, что скучает здесь. Пожурил ласково, зачем об Иннокентии в речи не упомянул и прочем; рассказал, что Высокопреосвященный Филарет Московский был недоволен его Священной историей — «обширно–де», «а по–моему, какое же мы право имеем сокращать Слово Божие? Сокращенных историй и быть не должно». «Не имение при истории карты полезно в том отношении, что побуждает лучше изучать на память». — Зашел сделать визит к сакелларию — о. Павлу Рослякову. Сын его — ученик училища духовного, встретил на лестнице и проводил к отцу. — Отсюда отправился в Ново–Спасский монастырь побыть у преосвященных Порфирия и Иоанна. У первого — на столе коллекция древностей и восточных вещей; принял просто, подарил свои сочинения, показал свое помещение — очень просторное; два кабинета, из которых в одном, похожем на галерею, по стенам портреты Патриархов, в другом замечательнейшие по древности манускрипты — Евангелия VIII века, Псалтыри тоже, Кораны и прочее. Преосвященный Иоанн, стукнув по столу звонко сначала одною изнанкою ладони, потом другою, стал давать совет, чтобы вытребовать у Святейшего Синода свободу от формальностей и придирок («я дал казенных денег в долг под расписки, потому что квартирных было убийственно мало, и вдруг мне говорят — вы не имели право давать, не в правилах это!»). — Вернувшись домой и отправившись наверх к Преосвященному Алексию обедать, познакомился с его племянником, студентом Московской Духовной академии, весьма солидным молодым человеком, Александром Васильевичем Смирновым. Он сказал, что от ректора не было никакого предложения в Японию студентам. Значит, из Московской академии и на этот раз никого не будет! — После обеда пришел Малиновский и принес «Мелочи Архиерейской жизни» и «Русские Богоносцы», «Нашел у себя», — говорит, но, видимо, купил, — книжки новешенькие; попросил представить его преосвященному Алексию, что я и сделал пред самой всенощной. Всенощную Преосвященный Алексий предоставил служить мне, то есть выходить в мантии на литию (в клобуке) и на величание (в митре). От литии до величания оставался в облачении. Жарко было, едва стерпел. Верба — бедная здесь, не то, что у нас — из зелени и цветов; освящается каждением и кроплением Святой водой; раздается всем, даже и тем, у кого принесена своя. Но какая давка при раздаче! У нас чиннее. — После всенощной у Преосвященного повидался с маленькими болгарками из Страстного монастыря. Ко мне зашла Катерина Александровна Свербеева с сыном Михаилом Дмитриевичем; угостил стаканом чаю. Ко всенощной приходил Василий Дмитриевич Аксенов и доставил мне вексель в девять тысяч для пересылки в Петербург.

13 апреля 1880. Вербное Воскресенье.

В Москве

Перед отправлением на служение Преосвященный Алексий принес и заставил принять в подарок голубые шелковые четки, «праздничные», мол, а с черными нельзя сегодня. За семь минут до девяти поехали в Успенский собор в Кремле. Встречали не с крестом, одевали не на главной кафедре, а ступенью ниже ее, — все это потому, что Успенский собор — Патриаршая кафедра, или теперь — всего Святейшего Синода, когда он весь здесь бывает, как при коронации, тогда Господин Собора. Пред служением прикладываются, кроме местных икон, к мощам Святых Петра и Филиппа. Народу был полон Собор; сослужащие — архимандрит Николай, протопресвитер Михаил Измайлович Богословский и два священника. Протодиакон — плохенек, не по Собору и не по москвичам. При воспоминании о Святителях, служивших в сем Соборе, особенные чувства наполняют душу. — По окончании литургии Златоуста и молебна Царского при выходе народ хлынул под благословение, но пришлось благословить не больше сотни людей: полиция, очищая дорогу, скоро вывела к выходу и усадила в карету; было без двадцати минут двенадцать часов. Недовольство мучило, что не удовлетворил религиозные чувства народа, но и досадно было, что такая давка до безобразия произошла: собственно, следовало мне устранить полицию, сказать несколько успокоительных слов народу, остановиться на амвоне и благословлять. — Дома, за чаем у Преосвященного Алексия, кончившего обедню у себя здесь, встретился с князем Алексеем Николаевичем Шаховским, больным, который обещал книг из своей библиотеки. На столе у него нашел письма ректора Московской академии, протоиерея Смирнова, что из студентов никто не желает в Миссию. — Приехал с визитом Михаил Измайлович Богословский; на мой вопрос, отчего он не первым стоял, — «не понимают, что следует уступить, — я же был и главным священником, — становятся первыми (монашествующие), что станешь делать!» Лишь позвали было к обеду в три часа, как приехала Александра Николаевна Стрекалова и просидела почти час, говоря и о своих немощах, и о благотворительных заведениях, и о муже (в молодости кутившем). В четыре часа Преосвященный Алексий пошел к вечерне, ибо завтра служить, а мы с племянником пообедали; к концу обеда сказали, что ко мне приехала княгиня (Марья Александровна) Мещерская. Заботливая княгиня привезла на храм шестьсот рублей, из коих пятьсот — от Марьи Сергеевны Мухановой, что мне не особенно понравилось; с Марьи Сергеевны, по словам Аксакова, можно получить до трех тысяч, а она, пожалуй, этим и ограничится; привезла еще приборы воздухов от кого–то; просила рапортов, — только не записки Черкасовой — «сентиментально, а дела нет»; «отец же Гавриил, извините меня, скучен; он взбесил меня, когда стал сравнивать Филарета и Иннокентия»; говорила, что во вторник ко мне придет какой–то батюшка, которому понравилась речь; «Глаза открыл», — говорит. — Стало быть, на все можно найти отголосок! — В пять часов, запоздавши немного, явился я на обед к княгине Екатерине Александровне Черкасской. Видел молодого князя Николая Павловича Баранова, которого мальчиком знал, теперь служит в провинции по судебной части; пришли Иван Сергеевич Аксаков с женой, Самарины — три брата, о. Гавриил Сретенский и прочие. Обед начался окрошкой и был превосходный, но мне пришлось все говорить и мало попользоваться им, в каких видах я пообедал ранее дома. — После обеда, часов до одиннадцати, беседовали. Дмитрий Федорович Самарин прекрасно говорил о том, что в Русской Церкви следует восстановить соборность, то есть выборы в священники, совещание с прихожанами касательно, например. средств для улучшения быта духовенства и прочее. Иван Сергеевич Аксаков иногда вставлял свои замечания. Княгиня была радушной хозяйкой, но как же она поражена смертию мужа! И до сих пор не оправилась, все будто только что перестала плакать и опять сейчас заплачет.

14 апреля 1880. Великий Понедельник.

В Москве

Пишу уже 24–го апреля. Все это время некогда было; к каждому вечеру очень уставал; сутолока; впрочем, не без пользы; теперь имеется уже двадцать одна тысяча, собранная в Москве на храм и училище. — Отмечу хоть кое–что из ежедневного. Утром в Великий Понедельник, в восьмом часу, незнакомый господин средних лет, белокурый, вошедши, подает три тысячи рублей на Миссию. «От кого?» — «От неизвестного». — «Скажите хоть имя Ваше, чтобы упоминать в молитвах». — «Что ж имя! Пустой звук». Так и не сказал ничего; в записочке при деньгах написано было лишь «за упокой Иоанна и Акилины». — В восемь часов отправился в Мироварную палату, чтобы присутствовать при начатии варения мира. Народу в палате было человек сто пятьдесят, погода не благоприятствовала сбору. Все приготовлено было для мироварения: от входа направо, пирамидой — материалы, внизу, в кувшинах — масло, выше — благовонные составы; под котлами разложены были дрова с подтопкой; у котлов сосуды с вином, елеем и серебряные тарелки с благовониями, — всего сортов двенадцать. Когда пришел Преосвященный Амбросий, прежде всего было совершено водоосвящение; после него Преосвященный, подошедши к котлам, прочитал молитву, окропил все Святою водой и с благословением елей, вино и все специи погрузил в котел (для каждого из двух котлов приготовлен был особый набор); потом Преосвященный подтопил печки под общим котлом, для чего приготовлено было по пучку растопки — с ручками из золоченой бумаги; после чего диаконы влили в сосуд весь елей, бывший в серебряных кувшинах, и стали по три диакона у котла лопатками мешать, а священники в облачениях же читали Евангелие; начал чтение сам Преосвященный, после чего он и удалился. Мне показалось, что во время длинной процедуры завариванья, производившегося в молчании, следовало бы петь что–нибудь.