Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том Ι

• Название: Дневники св. Николая Японского. Том Ι
• Автор: Николай Японский
• Издательство: "Гиперион"
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: ISBN 5-89332-090-5 ISBN 5-89332-091-3 (1 т.)

Настоящее пятитомное издание представляет собой первую полную публикацию огромного дневника, который на протяжении всей своей жизни вел основатель русской Православной миссии в Японии архиепископ Николай Японский (1836–1912). Приехав в Японию в возрасте 24 лет, о. Николай в течение пятидесяти лет занимался миссионерской деятельностью. Им были основаны семинария, школы богословия, иконописная мастерская. В совершенстве изучив японский язык, он перевел для своих прихожан–японцев Священное Писание. Когда он скончался, японская православная община насчитывала 34000 человек, и это его прямая заслуга. Помимо миссионерской деятельности о. Николай проявил себя и как незаурядный ученый, оставивший в своих дневниках уникальные этнографические материалы о Японии, зафиксированные им во время своих многочисленных путешествий по стране — от деревни к деревне, где жила его паства. В Японии отец Николай пользовался и пользуется необычайной известностью, а его заслуги — всенародным признанием. Интерес к нему появился и в России, особенно после его канонизации русской Православной церковью (10 апреля 1970 г.).

Первый том дневников охватывает период с 1870 по 1880 гг.

Под редакцией Кэнноскэ Накамура

Исходный pdf - http://mirknig.com/knigi/religiya/1181616647-dnevniki-sv-nikolaya-yaponskogotom-1.html

---

28 февраля 1880. Четверг. Масленица

Спать пришлось очень мало, потому что Степан мой стал стучать своими певучими дверьми. Полусонный напился чаю. Пришли Дмитрий Дмитриевич и племянник Сергей Касаткин. Первый известил, что пожертвование из Единоверческой церкви будет, о чем справиться просил я его. Спасибо, на этот раз показал аккуратность. По уходе, одевшись, зашел к о. Исайи спросить имя супруги Сивохина; оказалось, знает только имя — Неонила, а по батюшке не знает; и в этом оказалась добрая черта Ефр. [Ефрема] Николаевича; значит, за него и его супругу молятся, хотя по общежитию не совсем знакомы с ними; нужно же сделать себя с домом достойными молитвы! — Заехал к Феодору Николаевичу. Оказались письма из Японии. От о. Анатолия — что денег нет; от Марьи Ал. [Александровны] — просьба похлопотать о ее жалованье — единственная, мол, — и письмо к Владыке Исидору о том же — открытое. Бедная! Видимо, раба Божия, но испытывает свойственное всем человекам. Зачем же она не верит, что жалованье ей будет выхлопотано? И раздражительность видна в обоих письмах. Но, тем не менее, мне жаль стало ее, и я смутился — следовало бы давней умаслить хоть ласковыми словами, чтобы даром не терзалась. Письмо от Хорие о браке двоюродных — Иоанна Нода с Варварой Оонума и просьба разрешить им исповедь и причастие. Большое письмо Павла Сато. Видна обстоятельность и логичность в нем. Письмо содержит мало нового, но видно желание представить все, как есть, с японскою осторожностию, впрочем. От о. Владимира давно нет ничего; видно, не в духе; понял, знать, что в Семинарии не умел обратиться; а о. Павел Сато пишет, что и Катехизаторская школа его не любит, хотя, по–видимому, у него нет к ней никаких отношений. Из новостей — самая неприятная, сообщаемая о. Павлом Сато, что вышло военное положение — всем, кто не «косию», не «цёонан» и не больным, служить в военной службе — три года, затем три года в резерве и четыре года по второму призыву. Кого же после этого иметь нам в Семинарии и Катихизаторском училище? Трудно дело. О. Павел представляет свои соображения. Увидим. С дрянным расположением духа, навеянным безденежьем и жалобами, отправился к Сиво–хину, к часу. У Неонилы спросил ее отчество; оказалось «Афонасьевна». К обеду пришел еще доктор, видимо, привыкший держать себя запросто и несколько наставительно. — За обедом кулебяка превосходнейшая, уха, блины, стерлядь под соусом, мороженое, кофе. Когда Еф. Н. [Ефрем Николаевич] несколько усиленно предлагал что–нибудь, доктор восставал: «Поставлено, ну и бери, кто хочет», вообще, деликатности не показал; зато ж и Е. Н. с супругой, видимо, сбитые с панталыку порядками богатых домов, иное — усиленно предлагали, иное — брали сами прежде всех, а о гостях нисколько не заботились. Еф. Н. рассказывал о маклерах: «Приходит, примерно, и предлагает чаю пуд по 1 р. 60; я нахожу, что так мне антересу нет, даю 1 р. 40 к., а на 1 р. 50 мы сходимся, и ему процент» и прочее. После обеда Еф. Николаевич, кажется, не совсем здоровый, пошел в отдельную комнату с доктором, и сей вынес, что «Е. Н. немного полежит»; мы малость посидели с Неонилой Афонасьевой и побаловались яблоками, после чего я стал прощаться, и при прощаньи служанка сказала, что Е. Н. просит во вторник на второй неделе поста отслужить молебен утром в восемь часов. — По приходе сюда, пред обедом, читал брошюру о последних днях о. Арсения Афонского, моего доброго знакомого, умершего в Москве в ноябре. Истинно, Божий угодник был, о чем и я могу свидетельствовать. — Поехал к графу Путятину, чтобы сказать, что сегодня на обеде у них не могу быть, так как–де нужно вечером идти к Митрополиту просить денег из собранных на Церковь — послать в Японию; после того имел в виду отказаться и от обеда у Бюцова. Но оказалось, что сегодня день рождения графа Евгения Ефимовича и что на меня располагали при устроении обеда. Совестно стало, и я поспешил извиниться и принять приглашение. Княгиня Орбелиани рассказывала, что терпели больные раненые и как высоких лиц вроде Великих Княгинь Алек. [Александры] Петровны или Ал. [Александры] Иосифовны обманывали при посещении ими госпиталей — мучили больных переодеваньем, а потом опять — одежду со вшами и прочее. Ал. Петр. — у мнимых дезинтериков, у которых воздух дурной, но долженствовавший быть особенно хорошим, потому что дезинтерики. — «А, ну ладно», — и успокоилась. — Поехал к Бюцову отказаться от обеда; он принял ласково, дипломатически, а жена вышла совсем одетою для выхода. «И вам нужно ехать?» — «Да, с женой», — тогда только я догадался, что не вовремя пришел; а по–нашему бы прямо и заявить: «Жаль, мол». Я поспешил уйти, хотя затем и пришел, чтобы поспешить уйти. — У графа Путятина за обедом были: Посьет с женой, Пещуров, ныне назначенный товарищем морского министра, граф Орлов — старик, и Орбелиани. — Граф Орлов был позван, чтобы показать, что Ефимий Васильевич с его семейством вовсе не разошелся по поводу сватовства Евгения Ефимовича на его внучке, — позван под предлогом, между прочим, познакомиться с Товарищем Морского министра, — так как у Орлова сын — моряк (не особенно удачный). Но граф не особенно познакомился с Пещуровым. Быть может, и для него он особенно старался щегольнуть разговором за обедом, но вышло неудачно, — «обломки вагонов из Англии в Норвегию»; «это Гольфстрем, деревянные обломки — ничего удивительного» (Пещуров); «но и тяжельче»… (железные? — Орлов, видимо, зарапортовался, став рассказывать морякам вещь, в которой мало смыслит). Еще: «Вы пили „Кедронское” вино?» (вместо «хевронского»)… После обеда граф Орлов скоро ушел, видимо, не успев сойтись с Пещуровым, который

(должно быть непредупрежденный, или в самом деле такой независимый) на него решительно не обращал внимания. По тому, как он пренебрежительно кивнул головой Евгению, видно, что он не за брак, если только можно догадываться. Посьеты были, как всегда, очень милы и приветливы. Из разговоров К. Н. [Константина Николаевича] Посьета: «Храм Славы Александра II»; «изобретений нет, а Бог только допускает людей усмотреть то или другое из Своих творений, всегда бывшее»; «употребленье каменного угля на чугунках в России теперь 7/10 из всего топления»; «водный путь чрез Сибирь соединением небольшими каналами рек». «И скоро?» — «Сейчас деньги — чрез три года будет готово». — Вернувшись с чухной [34] к десяти часам, нашел на столе приглашение Владимира Васильевича Никольского — в Лицее — завтра на обед; не могу из–за обещания быть у Бюцова, — и приглашенье Тер. И. [Тертия Ивановича] Филиппова и И. Н. Полисаду за пожертвованьем от сего последнего вещей в Миссию, и — в общество его (Т. И. Фил. [Филиппова]) и Преосвященного Палладия. Опоздал.

29 февраля 1880. Пятница.

Масленица

В восемь часов отправился к Владыке Исидору просить денег из пожертвованных на храм для отсылки в Миссию. «Садись и говори скорей — некогда»; перед ним лежали три кипы бумаг. Я объяснил, что Миссия — без денег, и так как дело формальностями затягивается, то из Государственного казначейства еще нельзя получить, поэтому попросил дать заимообразно из собранных на храм; сказал, что и Черкасовой нужно жалованье, причем вытащил из кармана ее письмо, — «вот она сама пишет Вашему Высокопреосвященству». Митрополит сильно наморщился — «не надо»; «но письмо на Ваше имя, позвольте оставить», и я положил его в стороне от кип — незапечатанное, как и прислано было. — «А сколько денег нужно?» — «Восемь тысяч; у меня еще есть собранных на храм две тысячи — я и пошлю все вместе». — «Зачем так много? Притом же там все банковые билеты; я оттого тогда, в смутные дни, и не передал тебе на храненье, что сверток довольно большой, с собой носить неудобно; кредитными билетами там всего 2500». — «Дайте хоть эти; с имеющимися у меня будет пять тысяч; пошлю хоть это», — «Так нужна же бумага; в Духовном Совете внесено в протокол». — «Я сейчас напишу». — Вернувшись домой, написал прошение о выдаче заимообразно 2500 рублей, и, когда чрез полчаса понес, в приемной уже набралось просителей. Секретарь рассказывал о множестве и быстроте дел у Владыки: «Вчера после девяти часов остались у него бумаги, а сегодня еще до нашего прихода они уже сданы в канцелярию с резолюциями». Сданные бумаги в канцелярии заносятся в книгу и помечаются номером и сейчас же идут куда следует. — Я взошел, чтобы только подать прошение; Владыка перевернул страницу и успокоился, увидев, что там всего одна строка. — Эх, нужно быть кратким и из Японии и не часто беспокоить! Тут и без нас столько дел, что просто совестно и грешно занимать собою. Чрез полчаса прошение с резолюциею «выдать под расписку» и номером принесено было ко мне секретарем; я понес к наместнику о. Симеону; он сделал надпись «к докладу и изготовить предписание казначею», — «а предписание пусть принесут ко мне в Церковь, там в алтаре найдется перо» (он шел к обедне). — К о. Моисею — делопроизводителю Духовского Собора. — «Сейчас будет готово». — Через час слуга о. Моисея пришел сказать, что подписанное наместником предписание уже у казначея, и деньги получить можно. К казначею: «Подождите минутку — еще не занесено в книгу — я пришлю к вам деньги и книгу для расписки». Минут чрез двадцать послушник принес 2500 рублей и — расписаться в книге. Написана вся эта процедура, чтобы не забыть, как в порядке вести подобные дела. Между тем в продолжение всего этого ко мне пришел Павел Павлович Костерев, сын П. М. и Раисы Ник., — теперь уже юнкер в Павловском военном училище. С радостию увидел я его, когда–то нянченного мною, — ныне весьма приличного и благовоспитанного молодого человека; угостил его чаем и обедом и дал пять рублей на масленицу; круглому сироте едва ли часто приходится получать на карманные расходы, хотя дядя у него, как видно, очень добрый человек. Рассказывал он и о том, как хороша дисциплина в Павловском училище. Спасибо, хоть не все заведения распущены. И самим воспитанникам, как видно, нравится строгая и точная дисциплина. В прошлом он воспитывался в Первой военной гимназии, где законоучитель В. Г. Певцов, от которого прежде я и слышал о нем. — Тут же пришел К. С. Назаревский, семинарский мой товарищ; выпил четыре рюмки водки и не захотел больше, говорил, что идет к Нечаеву на блины, и дрянно отзывался о Нечаеве и П. А. [Петре Александровиче] Лебедеве, как сочинителе духовной музыки и как желающем попасть в ректора Семинарии, но боящемся забаллотировки. — Во втором часу все вместе вышли, так как мне нужно было спешить свезти деньги в банк. С Костеровым я доехал до Знаменья и отправился к Феодору Николаевичу; его семья отправилась в балаганы, а он играл в шашки с крошкой Людмилой, которая, пока он собирался, и меня обыграла раз. К Мейеру — банкиру; сдали деньги для пересылки телеграммой из Лондона о. Анатолию. В Лондоне от Мейера переводится на Ротшильда. — Заехал в Гостиный купить кое–что детям Феодора Николаевича; накупил рублей на семь, больше все письменных принадлежностей и кукол для Людмилы, причем Феодор Николаевич журил меня за трату денег: «Ну тебе ль в настоящем положении так расходоваться?» Когда обедали, пришел и Дмитрий Дмитриевич Смирнов; ели блины и прочее. К шести часам отправился на обед к Бюцову, как вчера обещал ему. Обед был плохой, ибо Михайла был пьян. За обедом был разговор о переходе К. В. Струве в православие, причем Елена Васильевна говорила, а мать ее, старушка на костылях, поддакивала: «И зачем перешел? Разве не все веры одинаковы? Нужно и умереть в том, в чем родился». Хороши понятия! Наперед можно предсказать, что у детей не будет прочного религиозного воспитания, что очень жаль. После обеда Бюцов, между прочим, показал коллекцию медалей Толстова — двадцать штук — бронзовых, аллегорических, касающихся войны России с Наполеоном. Художественнейшая вещь! Коллекцию эту он получил от о. Палладия; а у него в Духовной Миссии была она в числе подарочных Китайскому правительству вещей. Показал еще он сапфир с вырезанным превосходно образом Богоматери, с перстня католического епископа, купленный им случайно за тридцать пять рублей; Костя, залезши за диван, декламировал французские стихи, а Нина там же пела. К десяти часам вернулся в Лавру.