Жаклин Брискин - Обитель любви

• Название: Обитель любви
• Автор: Жаклин Брискин
• Издательство: ACT
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-88196-775-5

События в романе происходят в конце XIX и в первые десятилетия XX века. Среди благодатной природы Южной Калифорнии живут и действуют герои книги — представители трех поколений Ван Влитов. Красивые, благородные, способные на самопожертвование, они сомневаются, страдают, ищут и находят свое место в жизни, свое счастье, свою любовь.

---

В то утро в Лос-Анджелес прибыл на поезде ассистент Ландштейнера.

Три-Вэ договорился с ним о встрече. С Амелией он условился увидеться в четыре часа пополудни в «Пиг-эн-Уисл». Она пришла пораньше. Кафе было переполнено. Был как раз тот час дня, когда народ, отправившийся в центр города за покупками, хочет где-нибудь передохнуть и перекусить. Амелия сидела в окружении матрон, поглощавших парфе, покрытые глазурью пирожные и румяные, с поджаристой корочкой треугольные тосты. Одна за маленьким круглым столиком, Амелия пила чай.

Войдя в кафе, Три-Вэ сразу же направился к ней. Амелия показалась ему шедевром великого художника среди множества карикатур.

Их последняя встреча в саду Гринвуда, откровенность Амелии, отозвавшаяся невероятной болью в его душе, и его признание ей в любви словно прояснили все в их отношениях. По крайней мере для него. Она жена его брата. Да и у него самого семья. К тому же он уже стар для всей этой чепухи, называемой флиртом. Наконец в такое время флирт был бы просто неуместен.

Но, сев рядом с ней, сведя вместе пальцы рук и весь сияя, он невольно для себя стал расхваливать ее шляпку-колокол и элегантный костюм от Шанель. Этими комплиментами он, в сущности, хотел подчеркнуть только то, что кремовый шерстяной костюм Амелии подчеркивает ее излучающую свет кожу.

Когда официантка поставила перед ним металлический чайник, он сказал:

— Здесь ты чужая. Тебе следовало бы быть сейчас где-нибудь в «Cafe de la Paix».

— В Париже? Но ведь я родилась в Сан-Франциско.

— Для здешних мест ты недостаточно самоуверенна.

— Если ты отпустишь мне еще пару комплиментов, — сказала она, улыбаясь, — то будет похоже, что мы назначили в «Пин-эн-Уисл» любовное свидание.

После этих слов улыбки исчезли с их лиц, и они молча уставились в свои чашки.

— Что было бы, — шепотом спросил Три-Вэ, — если бы не он, а я нашел вас с Тессой в Окленде? Если бы не он, а я спас ей жизнь? Тогда ты поверила бы в то, что я ее отец?

— Мы с тобой об этом уже говорили, — серьезно сказала Амелия. — Я с самого начала не была уверена. И сейчас не уверена. — Помолчав, она сухо добавила: — Впрочем, это оттого, наверное, что я Ван Влит не по рождению, а всего лишь по мужу. Увы!

Три-Вэ удивленно воззрился на нее.

— Ты хочешь сказать, что я упрямец?

Она слегка улыбнулась, но тут же вновь стала серьезной и посмотрела на свои часики.

— Время идти. По-моему, нам пора.

— Еще пятнадцать минут. А врач поблизости, через улицу. На шестом этаже.

— Сколько времени это займет?

— Ровно столько, сколько ему потребуется для того, чтобы взять у нас кровь на анализ. Остальное берет на себя ассистент Ландштейнера.

— А когда будут готовы результаты?

— Завтра или через день. — Он провел острым ногтем по горячему чайнику. — Амелия, чуда не будет. Впрочем, если мы сообщим Тессе о результатах анализа, возможно, это...

Амелия подняла руку.

— И ты еще удивляешься, когда тебя называют упрямцем? Мы будем действовать по моему плану.

— Но...

— Три-Вэ, скажи, ты когда-нибудь испытывал судьбу? Когда-нибудь говорил себе: «Жребий брошен, и будь что будет»? Я верю в то, что все в человеке подчиняется законам генетики. Я соглашусь с любым результатом, который сообщит нам ассистент Ландштейнера.

— Я тоже.

— Нет, Три-Вэ! Не обманывай меня. Тебе нужна Тесса. Как неразрывная нить между нами, между тобой и мной. Через Тессу ты унаследуешь Паловерде. Ты не пожалел денег на то, чтобы вызвать сюда этого человека, но если он докажет, что Тесса не твоя дочь, ты не сможешь с этим примириться.

За ближайшим столиком болтали четыре женщины.

Наклонившись к Три-Вэ, Амелия шепотом, но отчетливо произнесла:

— Если выяснится, что она не от Бада, мы будем держать это в тайне. Бад ничего не узнает. Равно как и Тесса, и Кингдон. Эта тайна будет только твоей и моей. Если это окажется правдой, то... я всю свою жизнь буду считать обманом и мошенничеством.

Он отпрянул.

— Амелия, прошу тебя, не надо...

— Я буду винить себя, а не тебя. Ничто не изменит моего отношения к тебе, к Тессе и к Баду. Но это будет моя вина. — Она сильно побледнела. — Бад дал мне все. Любовь, счастье. Если Тесса его ребенок, тем самым я отблагодарю его за все. Если же нет, выходит, я обманула Бада, ничего не дав ему взамен...

Амелии с ее выдержкой не требовалось повышать голос, чтобы подчеркнуть весомость своих слов. Они говорили сами за себя. Три-Вэ понял это и тихо произнес:

— Бад — счастливейший человек.

— И снова ты ошибаешься, — без горечи, скорее участливо, сказала она. — Ты очень хороший человек, Три-Вэ. Мягкий, добрый. Но непрактичный. Твоя жизнь была полна грез, далеких от действительности. Ребенок — это реальная победа, которую мы с Бадом одержали над временем. О, как Бад не любит проигрывать! Но если выяснится, что Тесса не его дочь, это будет означать, что он проиграл свою последнюю битву. — Голос ее дрогнул. — А я сыграла в этом поражении решающую роль.

Поражение Бада обернулось бы победой Три-Вэ. Он был настолько уверен в том, что Тесса — его дочь, что, несмотря на сочувствие горю Амелии и ощущение своей вины в случившемся, какую-то секунду он торжествовал победу в многолетнем соперничестве с братом. Пытаясь утаить это от Амелии, он с сосредоточенным видом отсчитывал чаевые.

Амелия взяла со стола сумочку и перчатки.

— Забавно, сколько разных оснований появилось для проведения этого анализа, — проговорила она, пожав плечами. — А ведь поначалу я только хотела помочь Кингдону.

4

Следующее утро выдалось удивительно ясным. В такую погоду туристы решают навечно поселиться в Лос-Анджелесе. Стеклянные двери, ведущие из комнаты на веранду, были распахнуты. Бад сидел на веранде с видом на сад и завтракал. Он нарушил предписание доктора Левина оставаться в постели минимум до десяти часов утра. В нем не чувствовалось вялости, обычной у выздоравливающих, желтый вязаный пуловер подчеркивал загар, который он приобрел на балконе спальни, где обычно сидел днем. Он выглядел хорошо отдохнувшим. И моложе, чем до сердечного приступа. Стол был сервирован на четверых скорее по традиции, чем по необходимости. Амелия просыпалась поздно, и легкий завтрак подавали ей в постель. А Тесса, будучи теперь женой Кингдона, очень рано завтракала в своем кабинете вместе с мужем.

Бад очень удивился, увидев выходящего на веранду Кингдона.

— Я думал, что ты уже давно ушел.

— Сегодня, дядя, у меня вечерние съемки.

— Тогда присаживайся, — сказал Бад, а когда Кингдон занял место за столом, жестом указал ему на серебряные блюда с крышками. — Бобы. Печеные яйца. Ветчина. Тосты, к сожалению, уже остывшие. Джем. Кофе. Если хочешь, чтобы сварили яйца или сделали яичницу, я попрошу.

— Не стоит, сэр. — Кингдон положил себе на тарелку бобов.

Бад налил племяннику кофе.

— Вы с Тессой собираетесь съехать отсюда, — сказал он.

Кингдон удивленно посмотрел на него.

— Тебе интересно, как я узнал об этом? Да очень просто. Раньше ты никогда не спускался вниз, чтобы поговорить со мной наедине. Значит, сейчас ты что-то задумал. Я прав, не так ли?

После некоторого колебания Кингдон утвердительно кивнул.

— Ну, тогда я начну первым, — сказал Бад.

— Валяйте, дядя. Я буду завтракать и не стану обращать на вас внимания.

Они рассмеялись.

— Ну, во-первых, — проговорил Бад, — с твоей стороны было очень любезно, что ты все это время жил у нас.

Кингдон выразительно оглянулся на дом, потом бросил такой же взгляд на роскошный сад и ответил:

— С моей стороны это была не такая уж и жертва.

— Но ведь сейчас у тебя медовый месяц, Кингдон. Я же не слепой. — Бад положил себе на блюдечко несколько долек апельсина. — Ты знаешь, мне не очень-то была по душе мысль о том, что ты станешь моим зятем. Но ты сам мне всегда нравился. Ты мужественный парень. Я имею в виду не твои сумасшедшие полеты, а то, что ты без лишних слов защищал Лайю. Поступить иначе было бы много проще. А я сделал глупость, поверил в ее небылицы о тебе.

— Могли бы этого и не говорить.

— Словом, — произнес Бад, откинувшись на спинку стула, — считай, что я извинился за это.

Это извинение мало что значило для Кингдона, но по лицу дяди было видно, что он говорит искренне, и это очень тронуло Кингдона.

— Может, мне это привиделось, дядя, — сказал он. — Неужели это я, пытаясь понравиться тестю, ставлю себя в дурацкое положение?

— Напротив, это хорошо, Кингдон. — После паузы Бад кивнул в сторону сада. — Видишь вон то дерево?

Среди кактусов росло одинокое дерево высотой около десяти футов. Кора, покрывавшая его стройный ствол, была ярко-зеленого цвета.

— Знаешь, как оно называется? — спросил Бад. — Паловерде. В переводе с испанского — «зеленое дерево». В районе Лос-Анджелеса таких деревьев очень мало. Одно из них росло здесь, на этом плато. И мой пращур назвал свое ранчо в его честь.