Петр Люкимсон - Фрейд: История болезни

• Название: Фрейд: История болезни
• Автор: Петр Люкимсон
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Психология
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-235-03673-4

В книге представлена научно-популярная биография Зигмунда Фрейда (1856–1939) — создателя психоанализа, оказавшего огромное влияние не только на последующее развитие психиатрии, психологии, философии, социологии и других отраслей гуманитарного знания, но и на всё мировоззрение современного человечества. Отталкиваясь от высказывания Фрейда, что главным его пациентом был он сам, Петр Люкимсон ведет его жизнеописание как «историю болезни», убедительно доказывая, что в основе теории психоанализа лежат психологические и психиатрические проблемы героя книги, порожденные его принадлежностью к еврейскому народу и особенностями жизненного пути. Обобщая и анализируя наследие Фрейда, а также многочисленные труды, посвященные его жизни и учению, автор пытается отделить сделанные им подлинно гениальные открытия в области познания человеческой природы от спекуляций и передергиваний, которые Фрейд не раз позволял себе в различных трудах.

знак информационной продукции 18+

---

Самое странное, пожалуй, заключается в том, что на фоне всех этих событий у Фрейда и начинает вызревать замысел книги, ставшей пощечиной еврейскому народу и впоследствии немалым подспорьем для антисемитов всех мастей — уже упоминавшейся работы «Моисей и монотеизм», называвшейся вначале «Моисей: Исторический роман». Первое сообщение о замысле этой книги встречается в письме Фрейда Арнольду Цвейгу, причем — что крайне интересно — он опасается в нем негативной реакции не соплеменников, а католической церкви. В январе 1935 года Фрейд делится основными идеями книги о Моисее с Лу Андреас-Саломе, и с тех пор те или иные упоминания об этой работе встречаются в его письмах различным адресатам постоянно.

Между тем приближалось восьмидесятилетие Фрейда, и Эрнест Джонс планировал выпустить к этой дате подарочное юбилейное издание избранных трудов учителя, однако Фрейд неожиданно воспротивился этому и предложил, если уж Джонсу так хочется, издать альбом, который отражал бы историю психоанализа в фотографиях. Однако затем Фрейд решил отказаться и от фотоальбома.

«Кто ощущает потребность в том, что он должен меня поздравить, пусть сделает это, а кто не ощущает такой потребности, не должен бояться моей мести», — написал он Джонсу. Свое нежелание отмечать юбилей «на широкую ногу» Фрейд объяснил тем, что «такое празднование можно понять и согласиться с ним, но оно явно имеет смысл, лишь когда доживший до него может, несмотря на все свои раны и шрамы, присоединиться к пирующим как здоровый человек; празднование теряет этот смысл, когда юбиляр является инвалидом, у которого абсолютно нет праздничного настроения».

«Сам день его рождения прошел достаточно спокойно, комнаты Фрейда превратились в цветочный магазин, столь много было прислано букетов. Он прекрасно себя чувствовал, поправившись после операции в марте. И шесть недель спустя после этого дня Фрейд всё еще продолжал отвечать на поздравления, поступающие со всего мира… Приходило, конечно, много желающих повидать Фрейда. Один из них спросил Фрейда, как он себя чувствует, и услышал в ответ: „Как чувствует себя человек в возрасте 80 лет, не является темой для разговора“», — сообщает Джонс.

К большинству поздравлений Фрейд отнесся крайне холодно. Отверг он и предложения ряда массовых и медицинских изданий о юбилейных интервью, заявив, что он не приемлет подобных завуалированных извинений за прежние нападки — «…нет уж, лучше останемся врагами!». По словам Фрейда, куда большее удовлетворение ему доставили посвященные ему статьи, авторы которых «достаточно ясно выразили свое неприятие и ненависть» — они по меньшей мере свидетельствовали, что «честность еще не совершенно исчезла из этого мира».

По-настоящему в его последний юбилей Фрейда порадовали два события — письмо от Альберта Эйнштейна, отосланное ему еще 21 апреля, и визит к нему Томаса Манна.

«Я рад, что это поколение имеет счастливую возможность выразить Вам, одному из величайших учителей, свое уважение и свою благодарность. Для скептически настроенных непрофессионалов Вы, несомненно, не облегчили пути нахождения независимого суждения. До самого последнего времени я мог только чувствовать умозрительную мощь Вашего хода мыслей, с его огромным воздействием на мировоззрение нашей эры, но не был в состоянии составить определенное мнение о том, сколько он содержит истины. Недавно, однако, мне удалось узнать о нескольких случаях, не столь важных самих по себе, но исключающих, по-моему, всякую иную интерпретацию, кроме той, что дается теорией вытеснения. То, что я натолкнулся на них, чрезвычайно меня обрадовало; всегда радостно, когда большая и прекрасная концепция оказывается совпадающей с реальностью», — писал Эйнштейн, добавив постскриптумом, что ему не хотелось, чтобы Фрейд затруднял себя ответом на это письмо.

Фрейд, разумеется, почувствовал в подтексте письма те сомнения, которые Эйнштейн продолжил испытывать по поводу психоанализа, и потому поспешил со следующим ответом:

«Уважаемый господин Эйнштейн! Напрасно Вы возражали против того, чтобы я ответил на Ваше доброе письмо. Я действительно должен Вам сказать, как я рад слышать об изменении в Вашем суждении — или, по крайней мере, о начале такого изменения. Конечно, я всегда знал, что Вы „восхищаетесь“ мною лишь из вежливости и почти совсем не верите в любую из моих доктрин, хотя я часто спрашивал себя, чем еще можно восхищаться в этих теориях, если они несправедливы, то есть если они не содержат большой доли истины. Между прочим, не кажется ли Вам, что ко мне относились бы лучше, если бы в моих доктринах содержался больший процент ошибок или безумия? Вы настолько меня моложе, что я могу надеяться считать Вас среди моих „последователей“ к тому времени, когда Вы достигнете моего возраста. Так как в то время я уже не смогу об этом узнать, я предвкушаю удовольствие от этого сейчас».

Как бы то ни было, хотел того Фрейд или нет, празднование восьмидесятилетия Фрейда отмечалось достаточно широко и стало своего рода «последним праздником европейской культуры», перед тем как «коричневая чума» распространилась на всю Европу.

8 мая 1936 года в переполненном зале венского «Концерт-хауса» проходило посвященное Фрейду собрание Академического общества психологической медицины, на котором специально прибывший в столицу Австрии Томас Манн впервые публично зачитал свою речь «Фрейд и будущее» (впоследствии ему пришлось зачитывать ее неоднократно). По окончании заседания в отеле «Империал» был дан юбилейный банкет.

Но еще до этого Манн, любимый писатель семьи Фрейд, появился на Берггассе, чтобы вручить юбиляру поздравительный адрес, под которым стояла 191 подпись видных писателей, деятелей науки и искусства всего мира. Помимо вполне ожидаемых подписей того же Манна, Стефана Цвейга, Ромена Роллана, там стояли и подписи Герберта Уэллса, Вирджинии Вулф, Жюля Ромена и др. Тогда же Манн специально зачитал свою речь перед Фрейдом, и тот растроганно заметил, что она оказалась куда великолепнее, чем он ожидал.

«Особое отношение чествуемого к миру поэзии, литературы вытекает из этого точно так же, как своеобразная причастность поэта, писателя к сфере познания, творцом и мастером которой предстает перед миром тот, чей юбилей мы сегодня отмечаем. И опять-таки особенна и замечательна эта взаимосвязь, эта близость друг к другу тем, что обе стороны долгое время не знали о ней, что она оставалась в области „бессознательного“ — в той, стало быть, области души, разведка и раскрытие которой суть для гуманности истинное призвание как раз этого познающего ума. Близость литературы и психоанализа давно осознана обеими сторонами. А торжественность этого часа состоит, по крайней мере, на мой взгляд и по моему ощущению, в первой, пожалуй, публичной встрече обеих сфер, в манифестации этого сознания, в демонстративном признании его»[286], — говорит Манн во вступительной части своей речи, чтобы далее подчеркнуть ту роль, которую Фрейд наряду с Ницше и Шопенгауэром сыграл как в его мировоззрении и творчестве, так и во всей европейской культуре.

Заключительная часть речи звучит уже как настоящая ода Фрейду и одновременно как объяснение, в чем именно великий писатель видел позитивное значение его теории для будущего человечества:

«…Когда-нибудь в труде Фрейда увидят один из важнейших строительных камней, положенных в многообразно созидаемую ныне антропологию, а тем самым в фундамент будущего, в дом более умного и более свободного человечества. Этого врача-психолога будут, думаю, чтить как первопроходца будущего гуманизма, который мы предчувствуем и который пройдет через многое, о чем не знали прежние гуманисты, — гуманизма, чьи отношения с силами преисподней, бессознательного, „не-Я“ будут смелее, свободнее, веселее, искуснее, чем то дано нынешнему, изнуренному невротическим страхом и сопутствующей ему ненавистью человечеству. Фрейд, правда, полагал, что будущее, вероятно, признаёт значение психоанализа как науки о бессознательном в гораздо большей степени, чем его ценность как лечебного метода. Но и сама наука о бессознательном — это тоже лечебный метод, сверхиндивидуальный лечебный метод, лечебный метод большого размаха. Сочтите сказанное писательской утопией, но в общем-то совсем не нелепа мысль, что когда-нибудь уничтожение великого страха и великой ненависти, их преодоление через иронически-артистическое и при этом необязательно неблагочестивое отношение к бессознательному признают целебным воздействием этой науки на всё человечество.

Аналитическое знание изменяет мир; оно приносит в мир веселую недоверчивость, разоблачающую подозрительность по отношению к тайникам и махинациям души, подозрительность, которая, однажды пробудившись, уже никогда не исчезнет в мире. Она пропитывает жизнь, подтачивает ее грубую наивность, лишает ее пафоса невежества, депатетизирует ее, воспитывая вкус к „under-statement“, как говорят англичане, к склонности скорее преуменьшить, чем преувеличить, к культуре серединного, ненапыщенного слова, ищущего силу в умеренном…