Святослав Рыбас - Громыко. Война, мир и дипломатия

• Название: Громыко. Война, мир и дипломатия
• Автор: Святослав Рыбас
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-235-03477-8

В книге Святослава Рыбаса представлено первое полное жизнеописание Андрея Громыко, которого справедливо называли «дипломатом № 1» XX века. Его биография включает важнейшие исторические события, главных действующих лиц современной истории, содержит ответы на многие вопросы прошлого и прогнозы будущего. Громыко входил в «Большую тройку» высшего советского руководства (Андропов, Устинов, Громыко), которая в годы «позднего Брежнева» определяла политику Советского Союза. Особое место в книге занимают анализ соперничества сверхдержав, их борьба за энергетические ресурсы и геополитические позиции, необъявленные войны, методы ведения дипломатического противостояния. Показаны внешнеполитическая практика, деятельность крупнейших мировых лидеров — Сталина, Рузвельта, Черчилля, Мао Цзэдуна, Аденауэра, де Голля, Хрущева, Андропова, Брандта, Никсона, Картера, Рейгана, Буша-старшего, а также знаменитых дипломатов Генри Киссинджера, Вальтера Шееля, Анатолия Добрынина, Валентина Фалина, Георгия Корниенко, Эгона Бара и др.

---

В этом смысле Рузвельт тоже был его противником, хотя они были людьми одной культуры. Сталин же был, по его словам, «противоестественным человеком». Впрочем, американский президент хорошо понимал мотивацию союзника и не собирался ослаблять своей антиколониалистской линии, ставя подножки английскому участнику антигитлеровской коалиции.

Глава 9. АНТИГИТЛЕРОВСКАЯ КОАЛИЦИЯ: КОНФЛИКТ ИНТЕРЕСОВ

Час Громыко приближается

После Московского сражения Москва прямо поставила перед союзниками вопрос об открытии второго фронта.

Об усилиях и подходе советника посольства для налаживания союзнических советско-американских отношений свидетельствует пространное письмо Громыко Молотову от 14 августа 1942 года (по-видимому, через голову посла Литвинова). Он писал, что, «несмотря на требования миллионов американцев открыть второй фронт в Европе в 1942 году, нет признаков того, что правительство США серьезно готовится к этому». Далее Громыко докладывал наркому, что «среди командного состава армии США сильны антисоветские настроения. Подавляющее большинство генералов питало надежду, и еще сейчас ее не оставило, на истощение и гитлеровской армии, и Советского Союза… Еще хуже (куда уж хуже!) настроения среди командного состава флота США».

Письмо советника посольства было резко раскритиковано в американском отделе Наркоминдела. В аннотации на этот документ говорилось, что «тов. Громыко, делая очень ответственные заявления, не подкрепляет эти заявления фактами»{107}.

Литвинов в отличие от Громыко был настроен в отношении американцев гораздо более мягко, что в конце концов и послужило главной причиной его смещения.

Если предположить, что второй фронт союзники открыли бы в 1942 году, как и намечалось первоначально, то Литвинов остался бы послом. А нашего героя ждала бы иная судьба.

Но союзники не были готовы оказать максимальное содействие Красной армии, и не мог Литвинов перепрыгнуть через себя. Поэтому час Громыко приближался.

* * *

К лету 1942 года было понятно, что Германия сохранила военную мощь и что предстоящая летняя кампания может стать решающей. В этой обстановке Москве надо было добиться от союзников ясности с открытием в Европе второго фронта. Вечером 19 мая с подмосковного аэродрома Раменское на бомбардировщике ТБ-7 вылетел в направлении на Англию Молотов. Предстояли встречи с Черчиллем, а потом полет в США на переговоры с Рузвельтом. Маршрут был долгий, 20 тысяч километров, с пересечением линии фронта. После десятичасового перелета самолет благополучно приземлился в Англии. Начались трудные переговоры, которыми руководил непосредственно Сталин, с ним Молотов сносился по всем важным вопросам. Эти вопросы были такие: подписание договора о совместной борьбе с Германией (как обязательное условие Москвы — признание Лондоном довоенных границ СССР), открытие второго фронта и военные поставки.

Англичане не захотели закреплять в договоре западные советские границы, предложив свой вариант — без этого условия. Молотов счел такой документ «пустой декларацией, в которой СССР не нуждается», — так он сообщил Сталину

Однако тот рассудил иначе: «Проект договора, переданный тебе Иденом, получили. Мы его не считаем пустой декларацией и признаем, что он является важным документом. Там нет вопроса о безопасности границ, но это, пожалуй, неплохо, так как у нас остаются руки свободными. Вопрос о границах, или скорее о гарантиях безопасности наших границ на том или ином участке нашей страны, будем решать силой»{108}.

Телеграмма Сталина отправлена 24 мая. К этому времени положение на фронте становилось критическим, под Харьковом советские войска неожиданно потерпели сокрушительное поражение. Тем не менее слова «будем решать силой» говорят о многом.

Немцы наступали, у Ставки фронтовых резервов не было. Германские войска прорвали оборону на стыке Брянского и Юго-Западного фронтов. К середине июня они стремительно шли к Волге и Кавказу, заняли весь Донбасс, Ростовскую область, выходили к Кавказу 7 июля они подошли к Воронежу, 17-го — к Сталинграду.

В Сталинграде решался вопрос, как заметил генерал Макартур, смогут ли немцы вести войну с союзниками еще десять лет.

Действительно, если бы удалось захватить Кавказ, нефтепромыслы Грозного и Баку и перекрыть Волгу, по которой, кроме нефти, шли грузы из Ирана, немцы могли бы перейти к стратегии на истощение. Они получили бы новые экономические возможности, смогли бы выстроить оборону на севере и перейти к освоению захваченных территорий.

* * *

Черчилль понимал, что в военном отношении Сталин является наиглавнейшим партнером, так как, если бы рухнул Советский Союз, следующей была бы Англия. И, понимая это и желая Москве выстоять, он, скажем прямо, не хотел ее победы и послевоенного усиления. В этом смысле помощь Сталину в перспективе оборачивалась против Англии. Поэтому ключевой вопрос открытия второго фронта вылился в ряд тягучих конфликтов, когда стремление поддержать союзника равнялось желанию послать его подальше. Здесь все трое проявили себя выдающимися игроками.

27 мая 1942 года Молотов прилетел в США для переговоров, главной темой которых было открытие второго фронта.

Рузвельт имел с ним четыре продолжительные встречи и прямо высказал свою позицию: высадка крупного десанта из Англии на побережье Франции может состояться в 1943 году, но он, президент, призывает своих генералов начать операцию в 1942 году силами 6— 10 дивизий, не боясь потерять 100—120 тысяч человек.

Молотов стал убеждать собеседника в огромном значении такой операции: она вынудила бы немцев снять с Восточного фронта 40 дивизий, что привело бы к полному разгрому Германии уже в 1942 году либо чуть позднее.

Гопкинс и американские военные считали, что десант состоится в 1942 году. Однако у Черчилля было иное мнение: он хотел, чтобы СССР принял помощь на вполне определенных условиях. Эта позиция оказала на Рузвельта решающее влияние.

«Ставка на то, что в случае высадки в 1942 году англичане выделят основную массу наземных сил, обрекало Вашингтон на приспособление к Лондону Американцы же были готовы к вторжению во Францию с Британских островов без англичан. При неудаче президент подставил бы бока атакам всех противников и почти неизбежно навлек поражение на свою партию на промежуточных выборах в Конгресс в 1942 году»{109}.

Англичане предлагали высадку в Северной Африке, что подразумевало окружение Германии и взятие ее измором. В этой стратегии измору подвергался бы и истекающий кровью Советский Союз, что в сумме полностью отвечало их вековой политике и сделало бы Великобританию главной силой в Европе.

Конечно, действия Черчилля не были направлены на нанесение какого-либо ущерба СССР — они были направлены во благо Англии.

В этой ситуации решающее слово принадлежало Америке. Ее военные были склонны обойтись без англичан и переключить активные военные действия исключительно на Японию, оставляя таким образом Лондон под постоянной угрозой германского вторжения. Американское военное министерство и штаб армии считали главной задачей военную победу, а не британские интересы. Рузвельт даже согласился внести в коммюнике пункт о достижении полной договоренности «в отношении задач создания второго фронта в Европе в 1942 году», однако вскоре Черчилль, поддержав это коммюнике, внес в него дополнение: «Заранее нельзя сказать, окажется ли данная операция возможной, когда придет момент ее осуществления.

Поэтому мы не можем дать обещания в этом деле, однако, если такая операция будет признана нами разумной и правильной, мы без промедления реализуем ее на практике»{110}.

В итоге Рузвельт нехотя согласился с планом Черчилля. Операция высадки союзных войск через Ламанш откладывалась на год.

Молотову слабым утешением был тост Рузвельта, который тот поднял за Сталина — «за великого человека нашего времени».

В принципе президент и премьер накануне Сталинградской битвы не слишком верили в успех Красной армии. Их менее крупная операция в Северной Африке (она получила название «Торч») была выгодна только им, она значительно ограничивала возможности немцев в Средиземноморье и на Ближнем Востоке.

В мае 1942 года армия генерала Роммеля, куда входили германские и итальянские войска, возобновила наступление вдоль североафриканского побережья с целью захвата военно-морской базы Александрия и Суэцкого канала. В июне она достигла населенного пункта Эль-Аламейн в 70 километрах от Александрии. Над главной транспортной и энергетической артерией Англии нависла смертельная угроза, сравнимая с угрозой взятия Сталинграда.

Командующий английскими войсками генерал Окинлек на запрос из Лондона прямо ответил: «Нашей армии любителей приходится сражаться против армии профессионалов»{111}.