Святослав Рыбас - Громыко. Война, мир и дипломатия

• Название: Громыко. Война, мир и дипломатия
• Автор: Святослав Рыбас
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-235-03477-8

В книге Святослава Рыбаса представлено первое полное жизнеописание Андрея Громыко, которого справедливо называли «дипломатом № 1» XX века. Его биография включает важнейшие исторические события, главных действующих лиц современной истории, содержит ответы на многие вопросы прошлого и прогнозы будущего. Громыко входил в «Большую тройку» высшего советского руководства (Андропов, Устинов, Громыко), которая в годы «позднего Брежнева» определяла политику Советского Союза. Особое место в книге занимают анализ соперничества сверхдержав, их борьба за энергетические ресурсы и геополитические позиции, необъявленные войны, методы ведения дипломатического противостояния. Показаны внешнеполитическая практика, деятельность крупнейших мировых лидеров — Сталина, Рузвельта, Черчилля, Мао Цзэдуна, Аденауэра, де Голля, Хрущева, Андропова, Брандта, Никсона, Картера, Рейгана, Буша-старшего, а также знаменитых дипломатов Генри Киссинджера, Вальтера Шееля, Анатолия Добрынина, Валентина Фалина, Георгия Корниенко, Эгона Бара и др.

---

Находясь в Вашингтоне, Громыко воспринимал эту картину как фрагмент колоссального соперничества на территории Китая Советского Союза, Соединенных Штатов, Великобритании, Японии. Так оно и было. Победив Японию, союзники стали обозначать зоны своих интересов, и здесь Сталин, первоначально видевший наилучший выход в создании нейтрального Китая и не желавший достигнутое в Ялте разбить в новой войне в Китае, рекомендовал Мао Цзэдуну помириться с Чан Кайши, однако продолжал оказывать китайским коммунистам поддержку в Маньчжурии. Весной 1946 года, когда началось противостояние в Иране, СССР активизировал поддержку красного Китая. Мао Цзэдун считал Сталина «русским националистом», а не интернационалистом, и даже однажды назвал того «Лицемерный заморский черт»{502}.

После испытания советской атомной бомбы в 1949 году Сталин санкционировал полномасштабную гражданскую войну в Китае, и спаянная железной дисциплиной Народно-освободительная армия Китая быстро разбила насквозь пронизанное коррупцией, местничеством и инфляцией гоминьдановское государство.

* * *

Громыко впервые встретился с Мао Цзэдуном в декабре 1949 года во время его визита в Советский Союз (декабрь 1949 года — февраль 1950 года). Ему было известно, что Сталин советовал Мао Цзэдуну не национализировать иностранные предприятия и вообще «считаться с национальной буржуазией». То есть рассуждения вождя были вполне рациональны и даже, как сказал бы Горбачев, в «духе перестройки». Но тут же Сталин заметил (в разговоре с Лю Шаоци): «Я уже довольно стар. И я беспокоюсь, что после моей смерти эти товарищи будут бояться империализма»{503}.

Опасения относились к будущим наследникам, то есть его волновал вопрос не либеральной экономики, а прочности политической власти.

Через сорок лет в беседах Горбачева с Дэн Сяопином и Чжао Цзыяном явно отразилась та же проблема.

В мемуарах нашего героя описывается, что Мао Цзэдуна встретили в Москве «в высшей степени дружественно».

Однако на торжественном обеде 14 февраля 1950 года в ресторане гостиницы «Метрополь», на котором присутствовало советское руководство, он с тревогой обратил внимание, что между Сталиным и Мао Цзэдуном «разговоры завязывались, так сказать, с заминкой. Обменивались они несколькими фразами, разумеется, через переводчика, а затем наступала пауза, которая, однако, длилась далеко не минуту». Это отмечалось и за обедом, где два лидера сидели рядом. «Сидя напротив, с другой стороны стола, я пытался помочь им завязать разговор. Но особого успеха не имел, поскольку через переводчика все это выглядело как-то тяжеловесно. Главное, на мой взгляд, заключалось в том, что и Сталину и Мао Цзэдуну явно не хватало чего-то персонального, что помогало бы им в установлении необходимых контактов»{504}.

Оставим в стороне такие факты, как близость Андрея Андреевича к высшему руководству, что означало немало, и то, что он мог вмешиваться в их разговор. Главное — в другом. Сталин уже тогда прямо высказал Мао Цзэдуну: «В Китае существует опасность появления своего Тито». То есть централизованный и сильный Китай создавал новую геополитическую реальность.

Почему Громыко ни слова не сказал об этом, хотя в беседах с коллегами он очень тонко фиксировал такие обстоятельства?

Ответ следует искать в «интернационализме» его внутреннего цензора.

Но при этом наш герой смотрел поверх идеологических споров, затеянных Хрущевым, и считал ошибочным решение не помогать китайцам в работе над атомным оружием. «Через несколько лет они все равно его заполучили. США, например, ядерное оружие Англии дали, дорожили “особыми отношениями”. Мы не разыграли эту карту с самым сильным союзником. В отношениях с Китаем дипломатия была заменена идеологической перебранкой»{505}.

Заметим, что Андрей Андреевич говорит не просто о передаче технологии, а о стратегии, «разыгрывании карты». По тем же соображениям он считал ошибочным наращивание военной мощи на границе с Китаем, что в итоге привело к реализации плана Никсона — Киссинджера.

Упорство китайцев на переговорах Громыко хорошо знал. Он руководил делегацией на трудных переговорах о создании в провинции Синьцзян (Джунгарские ворота) смешанных советско-китайских акционерных обществ «Совкитнефть» и «Совкитметалл». Тем не менее никаких переговоров он не боялся. Стала классической его фраза: «Лучше десять лет переговоров, чем один день войны».

Во второй раз он встретился с Мао Цзэдуном в ноябре 1957 года, уже будучи министром, во время его визита в Москву

Китайский лидер захотел поговорить с Громыко. Встретились в Кремле, переводил «прекрасно знающий китайский язык О.Б. Рахманин, который уже тогда являлся специалистом по Китаю и одним из наших крупных международников».

Мао Цзэдуна интересовали вопросы: насколько США агрессивны, так ли уж США сильны в экономическом отношении, трудно ли с ними бороться?

Громыко ответил: США не находятся вне досягаемости, и с ними можно успешно конкурировать, для чего социализму надо только раскрыть свои возможности.

«Мао Цзэдун в целом высказывал те же мысли. Но говорил по-своему. Крылатое выражение “империализм США — бумажный тигр” ему нравилось, и он его со вкусом повторял…

Говоря конкретно о возможностях Китая в области развития промышленности, особенно металлургической, он выразился так:

— В ближайшие годы Китай уже сможет выплавлять еже годно тридцать — тридцать пять миллионов тонн стали.

Когда беседа закончилась, я, как обычно, задал сам себе вопрос:

— Что же превалировало в высказываниях Мао и что он хотел тем самым показать нам?

И я пришел к выводу, что в основном он хотел как бы взвесить вслух возможности Китая как великой державы, в частности в экономическом отношении. Желал он также знать, в пределах ли возможного не позволить империализму США диктовать свою волю другим и прежде всего Китаю.

Вот и вел он со мной свою беседу так, чтобы мы, советские люди, знали о его взглядах на этот счет»{506}.

Сегодня анализ Громыко кажется упрощенным. Думается, Мао Цзэдун избрал уравновешенного Громыко для передачи советскому руководству своего затаенного опасения в надежности импульсивной политики Хрущева.

КНР тогда находилась в том периоде модернизации, который для СССР был завершен в 30-е годы, и Мао Цзэдун обращался к Громыко как к представителю нового поколения. Это была очень важная встреча.

В августе 1958 года состоялась новая встреча в Пекине. На этот раз она поразила Андрея Андреевича. В его повествовании это отчетливо видно.

«В августе — сентябре 1958 года произошло серьезное обострение политической ситуации на Дальнем Востоке. Со стороны Соединенных Штатов Америки звучали откровенные угрозы в адрес КНР. В заявлении Даллеса от 4 сентября прямо указывалось, что в силу изменившейся обстановки на Дальнем Востоке и для обеспечения “безопасности” Соединенных Штатов президент США “полон решимости” предпринять “своевременные и эффективные” меры для сохранения позиций Чан Кайши, а следовательно и США, на Тайване и прибрежных островах.

Широко рекламировались воинственные настроения в США. В различных заявлениях подчеркивалась готовность американских военных прибегнуть к атомному шантажу — вплоть до бомбардировки объектов на территории КНР с использованием атомного оружия, решимость и впредь осуществлять конвоирование судов в пределах территориальных вод КНР.

Все это рассчитывалось и на военный шантаж, запугивание КНР, а также на подготовку населения США к возможным последствиям враждебной политики США в отношении КНР.

В послании главы Советского правительства президенту США от 7 сентября содержалось ясное предупреждение о непоправимых последствиях действий Вашингтона. Эти действия квалифицировались как вмешательство во внутренние дела Китая и как неоправданные с точки зрения международного права. Одновременно Советский Союз выражал готовность содействовать мирному урегулированию тайваньской проблемы и восстановлению законных прав КНР в ООН.

В моей пекинской беседе с Мао Цзэдуном главное место заняло рассмотрение вопросов, связанных с напряженной обстановкой на Дальнем Востоке, особенно с положением, сложившимся вокруг островов (помните, Хрущев их назвал «говенными»? — С.Р.), а также с политикой США в этом районе, возможностью американской агрессии против Китая и координацией действий между СССР и КНР в политическом плане.

Общая тональность заявлений Мао Цзэдуна была такова, что уступок американцам делать не следует и надо действовать по принципу “острие против острия”.

— Верно, — говорил он, — что США могут пойти на авантюру — на развязывание войны против КНР. Китай должен считаться и считается с такой возможностью. Но капитулировать он не намерен!